Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Царевна Ля Кошка

Предупреждение: ретеллинг русской народной сказки
Описание: велят Ивану родители: женись, мол. И решил он невесту по сказочным правилам искать...

Жил да был вовсе не в сказочные, а в наши времена парень Иван, младший из трёх сыновей. Парень был как парень, не красавец, но и не дурен собой, незлой и старательный... разве непутёвый. Так ему матушка и говорила: «Непутёвый ты у меня, Ванечка». А отец сердито хмыкал в усы.
Назвали Иваном, — обижался Ванечка, — так чего требуете теперь? Будто сказок не читали в детстве никогда. Там что ни Иван — так дурак. И хоть бы к имени тогда серый волк или корабль там летучий прилагались, лягушка говорящая, на худой конец. Чуда-юда вот только не надо. Но ведь не было ничего!
Попадал вечно Иван в ситуации дурацкие или делал всё не так, как нормальные люди делают. Идёт, к примеру, мимо дома многоэтажного, а на одном из балконов парень сидит понурый. «Помоги», говорит. Заперли, мол, по ошибке меня тут родители, ключей не оставили, а я на экзамен опаздываю. Выставят, мол, как пить дать выставят из университета, если и на сей раз не сдам... Ванечка мимо беды пройти-то не смог, в подъезд зашёл, дверь найдя нужную, замок-то и вскрыл, не задумавшись даже, что делает. Он играми ролевыми увлекался — из тех, про которые бабушка говорила «енто где они все ельфами одеваются, и бегають, бегають» — хоть настоящим ролевиком себя не считал, любитель ведь всего. Для одной из ролей с замками обращаться учился — вот и пригодилось. А парень-то вором оказался, деньги вынес, разбирательств потом было — вспомнить тошно.

Или вот пытались Ивана ребёнком ещё плавать научить, да едва не утопили, перепугали так, что к реке или озеру потом подойти много лет боялся, от раковины или ванны наполненной шарахался. Так он, чтобы страх свой преодолеть, весной, в мае, когда самый разлив, поплыл через реку. А сам-то едва-едва держаться научился на воде да плескаться там, где мелко. Ногу судорогой свело на середине — вода-то холодная ещё — едва не утоп. Только и того, что решил — глупо, мол, половину проплывши, тонуть вот так. Воды нахлебался, но добрался до берега. Зато и страх свой изжил безвозвратно.
Да и в мелочах непутёвость его была. Идёт по улице Иван — все пройдут спокойно, он на шкуру банановую наступит. Или в лужу наступит, так непременно свалится. К компьютеру сядет — тот зависать начнёт да глюки выдавать. Пирожок возьмёт — и тот без начинки.
Терпели родители, терпели, потом надумали: женить Ваню надо. Взрослый парень уже, в самый раз семьёй своей обзаводиться. Старшим-то как раз девиц из семей хороших подобрали. В общем, поставили отец с матерью условие: женись, мол, Иван, или сами тебя оженим, найдём девушку хорошую.
Жениться Ивану не хотелось совсем — да и на полигон с женой не поедешь. Но делать нечего; задумался он, как же невесту искать? Не складывалось у него с девушками, начнёшь встречаться только, всё хорошо вроде, а потом слышишь разочарованное: «Я-то думала... а ты... непутёвый!»
И всё, дверью уже хлопнула.

Ничего Иван не надумал, осерчал вконец, решил: назвали вы меня именем, как в сказках, вот и невесту примете, найденную по сказочным правилам!
Прихватил рано поутру лук свой, с которым несколько игр уже прошёл — и лучником Робин Гуда был, и крепость защищал от орков, и Кили отыгрывал — да и отправился в парк дальний, полузаброшенный.
По тропинкам прошёл, поглядел по сторонам, окликнул:
— Эй, есть тут кто? Выходи, а то я тут с луком упражняться буду.
Успокоив таким образом совесть свою и не волнуясь, откуда ж невеста возьмётся в безлюдном парке, лук из-за спины достал, тетиву накинул, стрелу наладил — и выстрелил вверх. Воронье с криком взвилось только.
Полагалось по сказке теперь стрелу искать, а у какой девицы обнаружит — на ней-то и жениться. Почесал затылок Иван: он-то не царевич, хоть и семья богатая, и родители не оставят. А ну как откажет девица? Да делать нечего, пошёл стрелу искать. Бродил-бродил по парку, заблудился (его и эльфа играть не брали, где это видано, чтоб дивный в трёх соснах блуждал!), присёл на скамеечку. Тут в кустах зашевелилось что-то, Иван так и подскочил.

Выбралась на тропинку кошка белая и пушистая, а в зубах стрелу держит, ровно собака кость.
— Кис-кис, — наклонился Иван, руку протянул осторожно, чтоб не спугнуть. — Дай-ка мне стрелу. Даже лягушек уж на мой век нет, кошки вместо них попадаются.
А кошка-то стрелу выплюнула, лапой прижала и отвечает человеческим голосом:
— Чем же кошки тебе не угодили, добрый молодец?
Иван так и сел. Теперь уж прямо на землю утоптанную. Сидит и глазами хлопает.
— Это мне почудилось, должно быть, — сам себя убедить пытается.
Кошка фыркнула этак насмешливо, блеснула глазами зелёными:
— От женитьбы увильнуть пытаешься? Стрелу твою я поймала, всё чин чином, собой пушиста и мягка, так чего тебе ещё надо?
— Да аллергия у меня на кошек, чихать и кашлять начинаю. А кто ж ты, милая невеста, такая будешь? — чуть опомнился Иван, и любопытно ему стало.
Сказки сказками, но чтоб кошку говорящую встретить!
— Царевна я, — с готовностью отозвалась кошка, села, не забывая стрелу придерживать, накрыла передние лапки пушистым хвостом. — Ля Кошка. Папенька-то мой французом был, из знати кошачьей, маменька — единственная дочка царя кошачьего Баюна Десятого и кошки из страны Нихонии, из рода двухвостых демонических. Достаточно ли я тебе хороша, молодец?
Иван к себе прислушался: ни чихать, ни кашлять не хочется, вот диво! И права кошка-то, раз невесту по сказочным правилам искал — теперь изволь по этим же правилам жениться.
— Я кошку всегда хотел, да нельзя было, — признался. — И лучше уж кошка, чем девица непонятная. Только вот загвоздка в чём: никак жениться на кошке невозможно. Не сказка у нас тут.
— Вот беда, — молвила кошка. — Плохо ж ты сказки, Ваня, читал. Я ведь про семью тебе сказала. Главное, что ты согласен.
Иван кивнул и уставился с любопытством: как решить-то проблему кошка собирается?
А та поднялась, крутанулась вокруг себя — да и оборотилась девицей в платье белом. Фигурка ладная, глаза зелёные, раскосые чуточку, волосы светлые чуть ниже плеч, щёчки румяные...
— Хороша ли я тебе, Ванечка? — девица-кошка ещё и покрутилась, показывая себя, улыбнулась лукаво.
— Хороша, — согласился Иван, вздыхая. — Только я-то тебе зачем?
— А затем, что судьба, — вмиг серьёзной стала девица-кошка. — Стрелу я твою поймала, случайно тут гуляя? Поймала. Выполняй теперь правило сказочное.

Не скажешь тут ничего, повёл Иван кошку свою с родителями знакомить. Так чуть и не ляпнул: «Это кошка, мол, моя, только что не в коробчонке...» Хорошо, кошка кулачком-то в бок его ткнула, родителям улыбнулась, Катериной представилась.
Родители уж и рады — женить бы наконец.
Устроили свадьбу тройную, пир да гулянья закатили.
Иван-то всё ждал, что именно дальше будет, как в сказке, приглядывался да помалкивал больше. Оказалось — кошка его на ночь снова в шкурку влазила пушистую, только перед всеми девицей ходила. Его дразнила, наедине пушистой только бывая. А как пировали на свадьбе — всё косточки от птиц собирала, в рукава опускала. Иван видел, да молчал: любопытно ему было, что дальше. А Катерина вышла танцевать, рукавами взмахнула — и голуби белые к потолку высокому взлетели. Озера творить не стала — видно, нелюбовь кошачья к воде сказалась, но гости и без того в восторг пришли, про двух других невест и позабыли.
Иван под шумок ключи-то от машины у отца вытащил, да и удрал домой — шкурку искать. Ведь перекидывается же кошка как-то, на оборотней из фильмов не похожа, стало быть, по сказочным правилам то делает. Спрятать шкурку — будет жена женой, а не кошкой.
Всё перерыл, одежду из шкафов разбросал, в шкаф духовой даже заглянул, ничего не нашёл. Сел и пригорюнился. Что же — так и жить с кошкой теперь, не обнимешь, не поцелуешь?
Тут кошка на окно со двора вспрыгнула, говорит с укоризной:
— Что же ты, Ваня, делать собрался? Потерпел бы, я бы дольше стала девицей оставаться. Молода я ещё, контролировать себя не умею, не выходит долго человеком быть.
Понял Иван, что сказки сказками, а в жизни всё же поступать не всегда по сказочным канонам следует, да порадовался, что про Кощея кошка не молвила ничего. Ушла бы — ищи потом, побеждай бессмертного...
— А всё ж, шкурку-то — неужто с собой носишь, не доверяешь? — спросил.
Кошка фыркнула, оборотилась вдруг шаром светящимся. Шар завис у лица Ивана, потом вспыхнул ярко, рассыпавшись искрами, встала посреди комнаты тигрица. Иван испугаться не успел — обернулась тигрица снова кошкой.
— Не нужно мне шкурку прятать, — молвила, — не лягушка всё же я — кошка-оборотень. Досталось мне от бабки умение ещё семь обликов принимать, кроме человеческого, да этот труднее всего даётся.
Пообещал Иван, кошку по пушистым ушам гладя, впредь шкурок не искать, терпеливым быть да ждать, пока она не научится человеком на дольший срок оборачиваться.
Кошка только мурчала: «Прравильно говорришь, Ванюша, правильно...»
Вроде и женился, — а вроде и кошку завёл, — подумал Иван, но вслух не сказал. Не настолько ж он был непутёвый...

@темы: кошки, дети Мау, сказки

---

Зверь Кро

Прим 1: Написан на ЗФБ-2015, бета Хикари-сан

Прим 2: Зверь Кро

по мотивам легенды о Звере Кровенольфе (он же Крогофенольф и Кро), обитавшем на всех материках. Легенда о могущественном Звере, умевшем принимать три облика, владевшего магией и человеческой речью, есть у народов Африки, индейцев Северной Америки и якутов на другом конце света. Зверь равно мог спасти и уничтожить мир, но был добр к людям. Также в легенде говорится о том, что волки однажды предали Зверя, поэтому он их не любит. Приручить Зверя Кро можно было, надев на крылья колокольчики

Когда наступает время войны и болезней, когда люди снова почти губят свой мир — рождается Зверь Кро.

Там, куда он приходит, — исчезают волки. Совсем. Уходят далеко, никогда в эти места не возвращаясь. Но в городах — нет волков, кроме двуногих, и никто не узнаёт Зверя, что ходит среди людей, приняв их облик. Только лишь псы — бродячие, мудрые, не раз битые псы — хрипят, чуя волчье и чужое, спешат убраться с его пути в подворотню. Тяжело по-драконьи и бесшумно по-волчьи ступает Зверь Кро, а за спиной его простёрты, невидимые другим, огненные крылья. Люди спешат по своим делам, не догадываясь даже, кто ходит рядом с ними. Зверь Кро заглядывает в глаза прохожим — ищет того единственного, кто встанет рядом с ним, кто пожелает спасти свой мир для себя и других. Если встанет рядом со древним Зверем человек — мир будет спасён. Нет — и гореть ему в пламени очищающем. Но люди торопливо отводят взгляды, равнодушно спешат мимо. А звёзды в чуждых бездонных глазах — показалось, верно...

Услыхав звон колокольчиков, Зверь Кро опускается среди спешащей толпы на колени, заглядывает в небесно-чистые глаза. Девочка, в чьих руках — музыка ветра, маленькие глиняные колокольчики, любопытно тянется к пламенным крыльям, огородившим их двоих от прочих, и Зверь мягко отводит её руки.

— Хочешь, я подарю тебе колокольчик?

Перед этим он устоять не в силах, склоняет голову послушно — и детские руки надевают на шею на выдернутом из ботиночка шнурке колокольчик, который отныне не в силах снять никто. Так легко на самом деле приручить страшного Зверя Кро, что с рожденья этого мира одинок!

— Хочешь, я буду дружить с тобой? — звенит колокольчиком детский голос.

Кажется, в этот раз мир будет спасён, и Зверь-страж улыбается, не тая в улыбке клыков, жмурится, когда ручонки без опаски гладят огненные крылья.

...Если присмотреться — можно увидеть в тьме ночного неба зарево на горизонте — то ступает по облакам огнекрылый Зверь Кро, и предвещает он несчастья. Телом — белый волк, гривою — конь, главою — змея¹, а душой — ни зверь, ни человек, магии дитя. Настанет время — обнимет Зверь крылами мир, сожжёт в пламени дотла и своею кровью возродит, словно феникса.

¹отсылка к цитате «...шпорой — петух, гривою — конь, главою — змея, прозваньем — дракон» из книги Б. Хэмбли «Драконья погибель».

@темы: дети, легенды

---

Чайка

Описание Каждая женщина сродни птице, просто она забыла, что тоже умеет летать...
Прим: был написан на ЗФБ-2015 для команды Вервольфов, бета Санди Зырянова

Изморозь усыпала сухой вереск, ломкую траву и землю хрустальными осколками, похрустывающими под ногами. Ноябрь — провал во времени, потерянный мир, который не знает, куда двигаться дальше, странная, хрупкая тишина ожидания и где-то далеко-далеко звенящие тонко и назойливо струны, натянутые до предела.
Женщина взбиралась медленно вверх по крутому склону, иногда останавливаясь и дыша на озябшие руки.
Валуны, бока которых заросли поседевшим от инея мхом, походили на свернувшихся клубком окаменевших маленьких троллей. Холодный пронизывающий ветер пах солью, мокрыми соснами и снегом.
Дышало внизу, под туманом, бессонное море, от острой свежести которого кружило голову, и слышно было, как ворочается в нём кто-то тяжёлый, а здесь, наверху, воздух был странно-прозрачен и чист, и до низкого лохматого неба, казалось, можно было дотянуться рукой.

Одинокая крупная чайка ныряла в туман, взмывала вверх с победным резким криком.
Женщина, встав близко к краю, долго следила взглядом за чайкой: счастливая, у неё есть это ворчливое море, обнимающее скалистые берега, и необъятное небо, ветер вместо радио, поездов и домашнего кота разом, вечный возлюбленный, не дающий упасть; у неё есть свобода — быть птицей.

Нельзя вот так, по волшебству, стать кем-то иным, облик, данный от рождения, держит не хуже оков, а с возрастом оковы становятся только прочнее — знакомые, друзья, родные, соседский мальчишка и старичок в забавной вязаной шапочке, с которым здороваешься каждый день, — все они знают, кто ты, и знание их тяжестью давит на плечи, мешая выбирать самой, кем быть. Нельзя по волшебству стать кем-то совсем другим, но можно занять его место в мире, если этот кто-то займёт твоё.
Чайка подлетела ближе, крикнула требовательно и резко: покормишь? угостишь?
Женщина покачала головой почти виновато: у неё ничего не было.
Чайка крикнула разочарованно, взмыла выше — тёмные узкие крылья взрезали ветер.
— Погоди...
Чайка вернулась, замерла на миг почти над головой, трепеща крыльями.
Женщина молчала, не зная, как рассказать птице, как вообще высказать словами то, что чувствовала. Не-своё место, страх перед теснотой надёжных стен, тоска по свободе и навязчивое желание шагнуть навстречу небу, раскинув руки в надежде взлететь. Земля, держащая крепко, люди, знание и память о ней которых сделали оковы крепче. Зов, слышный в ветре, заставляющий метаться и тосковать, следить за улетающими осенью птицами...
Чайка крикнула — раз, другой, закружила над скалой.

Можно — в такие дни безвременья, когда хрупки и тонки грани, что разделяют миры, возможно почти всё — поменяться местами с кем-то. Обменять судьбы, занять его место, чтобы стать иным. Разве женщины не сродни птицам? Они не помнят, что тоже могут летать, вьют гнёзда и забывают о небе.
«Я хочу свободы».

Чайка взлетела выше, едва заметная среди лохматых, низко ходящих ленивых туч-котов.
Неужели вот так — не суждено никогда узнать небо, почувствовать ветер в крыльях и обрести свободу?
Кружащая в хмуром небе чайка крикнула снова, и в крике послышалось вдруг «жди».
Ветер налетел, осыпал хрупкими льдинками, принеся с собой то особое чувство, когда тело вдруг становится лёгким-лёгким, а душа раскрывает неожиданно большие призрачные крылья, стремясь на волю, мир вокруг застыл, пойманный мигом ожидания.

Запутанный клубок мира покатился вновь, когда птица выдернула конец нужной нити, падая с ним вниз, и шагнула, раскинув руки, навстречу ветру женщина.
Узор дрогнул и лёг иначе, когда одна заняла место другой, мироздание вздохнуло, поворочалось, привыкая, замерло снова, а в небо метнулась маленькая розовая чайка.
Женщина поёжилась от нового порыва ветра, стряхнула с рукава полупрозрачное перо и плотнее закуталась в ярко-полосатый тёплый шарф. Маленький уютный дом, убежище от зимних штормов, смешные вязаные носки и свитера, яблочные пироги и горячий глинтвейн, камин — и к огню можно протянуть руки... разноцветный, такой странный и притягательный, полузабытый мир людей.
«Ты получила свободу?»
Чайка упала к воде, нырнув в туман, снова взмыла вверх — жемчужно-серые крылья, розовые, будто впитавшие свет зари, пёрышки на груди и животе¹.
«Я обрела небо».

Внизу плыл жемчужно-туманный город; несмело выглянувшее утреннее солнце позолотило тонкие шпили на башнях-кораблях.
У женщины, медленно спускающейся по крутой тропе, изредка взмахивая руками, будто крыльями, были жёлтые чаячьи глаза.

¹Розовая чайка - один из подвидов чаек, фотография не передает присущий оперению розовый цвет.

@темы: птицы, легенды

---

Эскарлат

Описание: легенда гласит, что первые тюльпаны выросли из капель драконьей крови... Драконы ушли, но цветы хранят память и гибелью своей пробудят кровь, вернув к жизни небывалого зверя
Прим.: был написан на ЗФБ-2015 для команды Вервольфов; легенда о тюльпанах, как цветах, выросших из капель драконьей крови, действительно существует; "эскарлат" - иск. от исп. "алый", Кайо - сокращение от кельтского имени

аудиоверсия есть тут, за что замечательному чтецу моя горячая благодарность

В городе Эскарлат никто никогда не рвал цветов. Почему, откуда взялось — многими уже позабылось. Но даже дети не сорвали бы и одуванчиков на пушистый солнечный венок. Вокруг города в изобилии росли тюльпаны, и в пору их цветения негасимое цветочное пламя переливалось на ветру всеми оттенками красного.
Говорили, тюльпаны здесь росли задолго до того, как основатель города, Кирион Строитель, заложил первый камень. Может быть, Кирион пожалел красоту, а может, прислушался к пророчеству безумца — удивительным образом безумцы всегда оказываются там, где творится важное! — что сулил беды людям, посмевшим обидеть цветы. «Кровь дракона — не сам дракон, — запечатлели летописцы слова безумца, — и один цветок, одна капля не значат ничего. Но гибель алых цветов в годину бед вернёт к жизни дракона — и горе пробудившим зверя!»

Может быть, Строитель поверил предсказанию, а может, счёл глупостью бояться каких-то сказок... Но, как бы то ни было, Кирион повелел не трогать цветы, а возведённому городу дал имя «Эскарлат», что означало «алый»*.

Эскарлат не был городом-крепостью пограничья, но и его окружали крепкие высокие стены, служившие защитой. И, хотя в этих краях давно не знали войны, городские ворота на ночь закрывались, а опоздавшим приходилось ночевать средь поля под открытым небом.

Во времена более древние посланцу, принёсшему дурную весть, пришлось бы, наверное, худо. Обычный паренёк, что жил в одном из окрестных селений, едва дышал, исхитрившись удрать дворами и проделав бегом весь путь с известием об идущем к городу войске. Вестнику поначалу даже не поверили: с соседями давно был заключён мир, и ничто не предвещало войны. Эскарлат, на свою беду, был богатой добычей...

Ворота после возвращения разведчиков, подтвердивших слова паренька, спешно заперли, командир Бран расставил людей на стенах, но гарнизон мирного города был слишком мал. Сокол с посланием улетел в столицу, только едва ли следовало ждать помощи скоро.

Кайо, не обращая внимания на усмешки старших товарищей, крепко сжимал своё копьё, готовый сбросить вниз любого, кто попытается взобраться на стену.

Горожане собирали камни, грели воду — командир гарнизона готовился и к ночному штурму; подсчитывались запасы продовольствия — благо, источник воды у города был.

Войско — хотя какое войско, всего лишь передовой отряд — показалось к закату, и едва ли следовало ожидать, что чужаки, не отдохнув, пойдут на штурм стен. Да и куда разумнее было сберечь своих людей — ведь штурмующая сторона теряет куда больше — и взять измором город, дождавшись, пока начнётся голод и горожане откроют ворота сами.

И до цветов ли было, когда опасность угрожала людям? Однако у многих сжалось сердце, когда войско ступило на алое кольцо тюльпанов, окружавшее Эскарлат.

Горделивые, но такие хрупкие цветы умирали под ногами, копытами и колёсами, и смотревшим со стены защитникам города сама их гибель казалась кощунством. Тюльпаны красовались на гербе Эскарлата, они были символом мирной жизни, радовали глаз и доверчиво раскрывали лепестки навстречу миру и солнцу, а пришедшая война безжалостно затоптала хрупкие огоньки.

Воздух вдруг дрогнул, становясь странно-вязким, поле колыхнулось, пошло кроваво-алыми волнами, в уши ввинтился многоголосый шёпот, от которого пробирала дрожь. Цветы немыслимым образом стеклись ручейками к середине поля, над которым дрожало марево; цветочная копна всё вспухала и вспухала, пока не вобрала в себя все уцелевшие тюльпаны.

А потом шёпот смолк, и бесформенная копна как-то разом — вот только что были цветы, а в следующий миг — нечто иное, — взметнула голову на длинной гибкой шее и встала на четыре лапы. Миру и глазам людей явил себя дракон.

— Их не бывает... — прошептал кто-то рядом с Кайо. — Они же выдумка!

Создание, которое могло существовать лишь в позабытых сказках, присело на задние лапы и развернуло крылья.

Пронзительный крик, от которого заложило уши людям — и оживший дракон прянул в небо.

Со стен города раздался общий восхищённый вздох. Облитая лучами сверкающая пламенная чешуя, вспыхивающая всеми оттенками красного — от пламенно-алого до благородного пурпура, до зловещего багрянца, раскинутые пурпурные крылья, сквозь которые просвечивало закатное солнце...

Яркое, невозможное создание, рядом с которым меркли все краски мира. Ожившая вдруг сказка, живое пламя в облике крылатого зверя.

Мгновенье тишины, недвижности изумлённых людей — и паривший дракон сложил крылья, упав хищным коршуном вниз.

Кайо невольно зажмурился.

Ржание обезумевших лошадей, крики людей, от которых хотелось зажать уши, хруст, о природе которого лучше было не задумываться... а потом вдруг настала тишина. Тишина длилась и длилась, пугающая неизвестностью и, казалось, бесконечная, пока не разбилась неприятным, пронзительным криком.

— Всё закончилось, — Бран сочувственно похлопал по плечу.

Кайо распахнул глаза и не увидел на лице командира и тени насмешки. Только стыдно было всё равно — восемнадцатый год, а повел себя ровно дитя. Разве место ему в страже? Туда, в сторону поля, смотреть было до сих пор страшно. И откуда же всё-таки взялся дракон?

— В старой легенде говорится, что первые тюльпаны выросли из капель крови крылатого владыки, — негромко сказал командир, будто подслушав мысли. — Легенду эту мне мой предшественник на этом посту рассказал, а тому — его предшественник, взрастивший себе смену. Крылатые — создания непростые, и кровь их должна была силой обладать. Вот тюльпаны-то силу эту и впитали, на ней выросли. Только цветов должно быть много. Целое поле. Достаточно для того, чтобы пробудилась память крови. Даже безобидная мышь будет защищаться, желая выжить...

Огнём дракон, диво из древних легенд, не дышал, обойдясь когтями, клыками и хвостом. Может, потому, что цветы, в отличие от древнего создания, для которого огонь был сутью, жара пламени боялись.

Внезапным порывом ветра едва не снесло вниз, скрежетнули о камень когти, когда дракон — то ли брезговал трупами, то ли по природе своей есть это не мог — опустился на край стены. Кайо разглядывал черные матовые когти — почему-то чистые, мелькнула неуместная мысль, — и розовато-красные, чуть топорщившиеся чешуйки на передних лапах, имевших форму человеческих рук — если б у людей было три пальца впереди и два против них. Потом только догадался посмотреть выше.

Дракон повернул голову, разглядывая по-птичьи одним глазом. Осколок чёрного хрусталя не отражал ничего.

— Не шевелись, — шепнул командир — они с Кайо оказались ближе всех, и бежать было поздно.

Кайо послушно замер, широко раскрытыми глазами глядя на невозможное создание.

...Голова — изящный бутон выточенного из алого камня цветка. Обведённые светлыми чешуйками ноздри и глаза, искры золота на алой броне чешуи — жёлтые тюльпаны средь алых, — острые шипы вдоль позвоночника и полуприжатые к телу крылья тёмного почти до черноты пурпура. Застывший, холодный огонь.

Невольно захотелось дотянуться, прикоснуться, чтобы поверить — на свете бывает такая красота. Красота узкого, хищного клинка, созданного истинным мастером, блеск чешуи как отблеск лучшей стали. Пробуждённый дракон, диво из старых легенд, создание, которому не осталось места рядом с людьми.

Дракон прижал крылья плотнее к телу, обернул по-кошачьи задние лапы хвостом с костяным набалдашником, наклонил голову к замершему человеку. В чёрном хрустале глаз мерцали звёзды. Мерцали, медленно вращались, затягивая в блистающую бездну... Ещё миг — и он поймёт...

Тычок в плечо заставил Кайо очнуться, и словно лопнула с неслышным звоном напряжённая струна, причинив почти физическую боль.

— С ума сошёл?! — прошипел командир — рявкать в присутствии дракона было бы не самым умным поступком. — Нельзя ему в глаза смотреть, если не хочешь себя потерять!

Дракон оскалился на резкое движение, но затем отвернулся, словно потеряв к людям интерес. Развернул крылья, оттолкнулся от стены и взмыл вверх, снова издав пронзительный крик. И на этот раз в нем прозвучала почти человеческая тоска, отчего больно сжалось сердце. Попробуй понять дракона — и тебе никогда больше не узнать покоя.

Последний... Единственный во всём мире дракон, и места ему в этом мире не было.

Кайо смотрел вслед со странным чувством потери, к которому примешивалась и вовсе неразумная обида ребёнка, у которого отобрали чудо сказки. Драконам и вправду нельзя смотреть в глаза — можно увидеть там слишком много.

И как после этого остаться прежним?

— Будет что внукам рассказать, — нервно хохотнул кто-то. — Крылатого зверя сказочного видел! А внучки посмеиваться за спиной станут: мол, здоров же врать дед, такое придумал!

— Это лишь память, — сказал Кайо, сглатывая непонятную обиду, комком вставшую в горле. — О тех, кто когда-то был и ушёл.

Призрак величия крылатых владык неба, ушедших из мира, где им не осталось места. Наверное, они ушли так же, как пришли когда-то, — по тропе из звёзд, что пересекает ночное небо. Потому и в глазах цветочного дракона отражаются звёзды. Даже капля драконьей крови хранит память о том, чья она кровь.

И пускай это — не истинный дракон, а лишь память о нём, создание, чьего огня едва хватило на поддержание подобия жизни, однажды прикоснувшись к чуду, забыть его невозможно.

Люди тем временем начали отходить, переговариваться негромко, поглядывая на кружащий в вышине силуэт.

— Глянь-ка, на камне следы от когтей остались. Ну, зверюга!

— Не тронул хоть. Своих, значит, узнал, мы-то цветы не трогаем никогда.

— Ему с земли-то, небось, сподручнее было бы, враз половину разметал бы...

— Чтобы по крыльям ударили, на земле-то? Да и крылатого кровь в небо зовёт. Соколу привычнее бить добычу, не подбирать с земли. Ладно, что и впрямь нас за добычу не счёл! Теперь-то дождёмся помощи из столицы.

— Пока люди помнят запрет, алый цвет хранит город, — проронил командир.

Говорившие, перебивая друг друга, люди — как всегда бывает, когда отпускает страх, — в этот миг вдруг замолчали разом — и слова Брана упали в тишину.

Не нарушай запрета — не рви цветов, не приманивай беду. Не нарушай запрета — не называй дракона драконом, ведь имя проложит путь. Не нарушай запретов — и алый град будет стоять, пока цветут вкруг стен его тюльпаны.

Круживший в небе дракон снова крикнул — безнадёжно и тоскливо. И вновь никто не откликнулся на его зов.

— Жаль, что драконы ушли из нашего мира, — вырвалось у Кайо. Как знать, чего лишился мир, когда крылатые владыки ушли звёздными путями!

— Не зови дракона, — одёрнул Бран, — и дракон не придёт.

Дракон же, на зов которого не было ответа, взвился высоко — и сложил крылья, пав камнем вниз. Ударился оземь, рассыпался алыми цветами.

Море тюльпанов, укрывшее павших, снова мирно колыхалось на ветру. Алое, будто свежая кровь, пурпурное, будто пламя заката, багряное, как звезда дурного предвестия.

...На алом гербе города Эскарлат — закатное солнце и тюльпаны. Жители города никогда не рвут цветов и не ведут речей о драконах.

__________
*Эскарлат — иск. от исп. «escarlata» — алый.

запись создана: 19.03.2015 в 22:56

@темы: легенды, цветочные легенды, ...прозваньем - дракон, иные города

---

Драконоборец®

1. Ящерица

– Эй, чудище! – тишина. – Змей! – тишина.
Не дождавшись ответа, рыцарь вошёл в пещеру, прищурился от порога – после дневного света в полумраке было плохо видно. Правда, тушу, лежащую посередине, не заметил бы только слепой.
Рыцарь ничуть не смутился присутствием хозяина. Обошёл тушу, попинал легонько хвост.
– Ты что делаешь?
– Пытаюсь оцепенеть, – отозвался дракон, не открывая глаз.
Рыцарь с подозрением на него уставился. Обошёл здоровенную тушу ещё раз. Лежит. Даже пар из ноздрей едва-едва заметен.
– Ты что, заболел? Говорил я тебе, те овечьи туши отравлены были! Такое дело сорвал.
– Я впадаю в спячку, – соизволил объяснить дракон, пряча голову под крыло. – Как лягушки и ящерицы - зима на носу. Не мешай.
– Ты же теплокровный! – изумился рыцарь. – Какая ещё спячка?!
– Я ящерица и ничего не хочу делать, – глухо донеслось из-под крыла. – Я хочу спать зимой.
Рыцарь с досады пнул чешуйчатый бок и с руганью запрыгал на одной ноге.
– Слушай, ну неужели ты так на «ящерицу» обиделся? Это же часть образа! Или я должен был называть тебя «досточтимый сэр дракон»? И кто б нам тогда поверил?
Дракон начал демонстративно похрапывать.
– Дракон, – вкрадчиво сказал рыцарь. – Ещё пять процентов.
– Пятнадцать, – буркнули из-под крыла.
– Семь! Учти, от сердца отрываю!
– Двадцать. Или я сплю. Как ящерица.
– Грабитель! – ахнул рыцарь. – Десять, и точка! Ты-то улетишь в случае чего, а я рискую.
– Договорились, – дракон выпрямился, довольно ухмыляясь во все клыки.
Рыцарь справедливо заподозрил, что его где-то надули.
Жители ближайшего города спешно собирали деньги, чтобы оплатить услуги рыцаря-драконоборца.

2. Прекрасная девица
Самому лучшему дракону и рыцарю старого кодекса посвящается

- Напомни мне, на кой мы её притащили? - тоскливо вопросил дракон из дальнего угла пещеры.
- Её предназначили тебе в жертву, - сообщил рыцарь, осторожно ощупывая шишку на голове.
- Вот ещё, потащу я в пасть что попало!
- Это я - "что попало"?! - возмутилась девица, потрясая палкой.
Рыцарь благоразумно промолчал - палка, подобранная неблагодарной спасённой девицей, била очень уж больно. А сражаться с девицами кодекс не велел.
- Это в наш уговор не входило, - старающийся стать как можно меньше дракон выглядел забавно, но рыцарю было совершенно не смешно. - Ну говорил же я, не надо с крестьянами связываться, тёмные они. И деньгами не возьмёшь.
- Кормить-то тебя надо, - огрызнулся рыцарь. - Продукты тоже пригодятся - очень странно, знаешь ли, будет выглядеть охота только что убитого драконоборцем дракона! А на одном вдохновении ты далеко не улетишь.
- Обманщики! - прошипела девица. - Тебе, драконоборец, за что заплатили? За избавление от злобного дракона!
Дракон фыркнул и, поймав многообещающий взгляд девицы, тут же прикрыл уязвимый нос лапами.
- Ну, во-первых, не заплатили, а продуктами отдали, - педантично поправил рыцарь. - А во-вторых - ну так ведь в деревне и впрямь теперь нет дракона! Всё честно.

3. Приманка

Дракон старательно выкладывал дорожку из золотых монет. Закончив, удовлетворённо оглядел результат и потёр лапы. Гигантских размеров внутренний хомяк брыкнулся в обморок от такого расточительства.
- Свобода дороже! - с чувством сказал вслух дракон.
Из кустов вывалился злой, как полдракона (для целого он всё же был мелковат), рыцарь.
- Ты! Ты что делаешь?!
- Не беспокойся, - утешил дракон. - Это из общего заработка вычтем. После выделения моей доли.
Хомяк-великан воскрес и радостно потёр лапки.
Рыцарь заскрипел зубами.
- Тогда, - пообещал, - в следующий раз убитый дракон свалится не в воду. Спасённые жители наверняка захотят чешуйку на память...
- Вот и старайся на общее благо, - расстроился дракон.
- А что именно ты делаешь, разбрасывая наши деньги по округе? - заинтересовался рыцарь, подобравший почти все монеты.
- Приманку выкладываю, - объяснил дракон. - Пойдёт наша спасённая девица по дорожке из монет - и заблудится.
В кустах зашуршало, и рыцарь с драконом инстинктивно прикрыли головы.
- Давай её кому-нибудь другому в жертву сплавим, а? - почти жалобно предложил дракон.
- Не положено, - твёрдо сказал рыцарь. - Мы её уже спасли.
- Страшнее спасённой девицы зверя нет, - печально констатировал дракон. - Просто так в жертву не приносят, деревенские знали, что делали!

4. Мама

Дракон рухнул на травянистый пригорок, распластав крылья, и больше не шевелился. Спустя пару минут сплетания в замысловатые фразы наиболее приличных слов из подходящих к соответствующей ситуации, из-под дракона выполз изрядно помятый рыцарь. Из-под драконьего крыла послышался возмущенный писк. С трудом разогнувшийся рыцарь подумал-подумал, но все-таки приподнял тяжелое крыло и выудил оттуда девицу.
Девица откинула назад спутанную гриву и треснула по рукам рыцаря, учтиво попытавшегося помочь ей встать:
- Руки! Все вы такие!
- Вот она, благодарность, - кисло заметил рыцарь, предусмотрительно отодвигаясь за пределы достягаемости девицы, подобравшей свою неизменную палку.
- Эй, чудище! - девица попинала кожистое упругое крыло. - Дракон!
Дракон, дышавший, как загнанная лошадь, не отозвался.
Рыцарь меланхолично проверял собственную целостность - насколько было возможно в присутствии пусть и не знатной, но все-таки дамы. Наверное, он все-таки слишком сильно стукнулся головой - число конечностей и пальцев на них никак не сходилось с положенным от природы.
Девица, не терпевшая, когда ее игнорировали, окончательно вышла из себя.
- Та-ак, - зловеще начала она, уперев кулачки в бока. Рыцарь отодвинулся еще дальше. - А ну, встать! Отвечать!
Дракон рефлекторно прикрыл нос лапами.
- Что это было вообще и кто тебе позволял меня таскать, как тюк с тряпьем?! Отвечать, чешуйчатый!
- Мама это была! - огрызнулся дракон, пыхнув дымом.
- Чья мама? - изумилась девица.
- Дракономама, - любезно объяснил рыцарь.
- А удирать-то зачем и нас еще тащить?! - возопила девица.
- Вот в следующий раз ты сама будешь объяснять моей маме, почему в пещере ее сына НЕ принцесса! И почему нынче драконы в добывании сокровищ сотрудничают с рыцарями!
- Чем это тебе мое происхождение помешало? - вяло заспорила девица - больше по привычке.
- Можешь вернуться, - вкрадчиво предложил дракон. - Мама тебе объяснит. Может, даже Драконий Кодекс процитирует. Перед обедом.
- Спасение от дракона - услуга разовая, - сообщил из угла рыцарь. - Тебя уже спасали.
- Ну, нет, - поежилась девица. - Скажет, что я ее мальчика с пути истинного сбила, слышали уж такое. Мальчику я до плеча в прыжке с разбегу, и поди докажи, что стукнутый он еще до того был, как я лесину об его голову обломала...
Дракон с рыцарем заинтересованно уставились на совратительницу невинных крестьянских юношей с пути истинного.
- А... - девица залилась краской. - Э... в общем, спасибо, что там не оставил, а утащил с собой, хотя ты мог бы и хватать понежнее, вон лапищи какие!

5. Музыка

На балконе двухэтажного особняка бургомистра вдохновенно играл скрипач. Юный сын бургомистра выполнял домашнее задание от учителя музыки.
Под балконом собралась толпа. Слушать музыку куда интереснее, чем заниматься чем-то общественно-полезным.
- Спасите, дракон!
- Где? - меланхолично уточнил рыцарь, у которого сегодня был законный выходной. Надо было переодеться, чтобы каждый встречный рыцаря в нём не узнавал.
- Да вон, вон же - видите, люди разбегаются?
- А я-то удивляюсь - вроде бы неплохо паренёк играет, чего же убегать сразу...
- Чудовище! Дракон! Горим!
Толпа как-то очень быстро разбежалась. Предложить услуги драконоборца рыцарь не успел, а бесплатно трудиться не желал.
Злобное чудовище, пыша паром, неумолимо приближалось. Отважный герой не отступил ни на шаг, готовясь сразить дракона, посмевшего нарушить покой жителей славного города. По крайней мере, так было потом записано в городских хрониках.
- Слушай, неужели я даже в свой выходной от тебя отдохнуть не могу? - безнадёжно спросил рыцарь, дождавшись, пока "злобное чудовище" подойдёт ближе.
- А мне выходной?! - возмутился дракон.
- А ты в прошлый раз отдыхал! - парировал рыцарь. - Тебе не полагается.
- А за вредность? За девицу двойной полагается! - дракон от избытка чувств махнул хвостом, ненароком снеся лоток с пирожками вместе с замешкавшимся мальчишкой.
Рыцарь вздохнул. Те, кто говорил о слоне в посудной лавке, не пытались запихнуть туда дракона.
- Прошу прощения, - вежливо сказал мальчишке-разносчику дракон, рассеянно слизнув рассыпавшиеся пирожки. Мальчишка икнул и уполз в щель между домами.
Скрипач, так ничего и не заметив, всё еще играл. Глаза его были закрыты, а шум на площади был отнесён к восхищению поклонников.
- Так в городе-то ты что забыл? - потребовал ответа рыцарь. - Людей ни в чём не повинных перепугал, ущерб городу нанёс. Мы с бургомистром об избавлении города от дракона не договаривались,между прочим.
- Понимаешь, - потупился внезапно смущённый дракон. Даже лапой шаркнул, выворотив несколько булыжников из мостовой. - Музыку я люблю. Вот, пришёл послушать...
И положил монетку к ногам скрипача. Благо с длинной шеей дотянуться до балкончика было несложно.
Бонус:
- Слушай, - внезапно сообразил рыцарь, оставив выяснение музыкальных вкусов дракона на потом. - Если ты - тут, кто за девицей-то присматривает?
- Ой, - сказал дракон.
Напарники переглянулись, живо вообразив, что могла натворить оставленная без присмотра рыжая девица, некогда спасённая ими на свои головы, затем судорожно огляделись по сторонам.
- Во-от вы где, - девица похлопывала по ладони любимой палкой. - Это, значит, беззащитную девушку одну оставлять, так, да?
Дракон с рыцарем дружно сглотнули и попятились.

запись создана: 07.11.2014 в 23:18

@темы: рыцари, ...прозваньем - дракон, "Драконоборец", сказки

---

Звёзды с неба

Прим: Написано на ЗФБ-2015, бета Хикари-сан

За лесом жил дракон. Всем известно, как должны выглядеть драконы — чешуйчатое, зубастое, пышущее огнём чудище, — но этот дракон был совсем не таков. Жители окрестных сёл даже гордились необычным драконом, будто он был их собственным. Пушисто-полосатый дракон был зубаст и даже когтист, как и полагается, но больше всего, по правде говоря, смахивал на огромного кота — если б у котов имелись покрытые короткой шёрсткой крылья и две головы на гибких длинных шеях.
Дышал ли он огнём, оставалось неведомым. Котов-драконов доселе здесь не видели, а откуда взялся этот — никто не знал. Просто явился однажды, соорудил себе каким-то образом (коты ведь не роют норы!) в холме огромную нору и поселился там. Ни коров, ни коз дракон не таскал, видно, охотясь в ином месте, людей, повстречав, не трогал, жил себе спокойно за лесом — и насторожившиеся было жители успокоились. Уж за усы-то они его точно дёргать не собирались. А такого дракона ни у кого больше нет — чем не повод хвастаться перед жителями соседних сёл?

В лесу водились зайцы и хищная мелочь вроде горностаев, ласок и куниц — волки и медведи с появлением дракона куда-то ушли, и женщины могли спокойно собирать грибы, ягоды и нужные травки.
Вила, собиравшая клубнику* — больше в рот, чем в корзинку, да и разве наполнишь её быстро такими мелкими ягодами? — сама не заметила, как зашла куда дальше, чем позволяла матушка. Просто на опушке ягоды быстро закончились — всё собрали ещё до Вилы, — а дальше в лесу было множество тенистых полянок, где прятались мелкие, но вкусные и душистые ягодки. Матушка похвалит, если приду с полной корзинкой, — думала Вила, неспешно шагая (ягодку тут, ягодку там... вкусно!) вперёд. Потом клубника вовсе перестала попадаться, и Вила решила ещё немножко пройти вперёд. Трава щекотала ноги, цеплялась, пытаясь удержать, не пустить дальше. Впереди за ивняком блеснула вода.
Берег реки весь зарос кустами, тёмными и голыми снизу от весенних разливов, и колючими зарослями сизой ежевики, и Вила, конечно, не удержалась, чтобы не попробовать хоть несколько ягодок. Пробираясь осторожно между колючими плетями за очередной ягодкой, поскользнулась на крутом сыром берегу, попыталась уцепиться за колючие стебли, и с воплем скатилась вниз — прямо в реку.
— А-а, — булькнула, захлебнувшись водой — у берега дно разом уходило вниз. Рванулась, отчаянно колотя руками, а вода, будто живая, держала, норовила укрыть с головой, не давая вздохнуть. — А-а... Помогите... Тону!
Она упорно, слепо пыталась опереться на воду, выбраться наверх — и снова шла ко дну, ничего уже не соображая, только отчаянно стараясь урвать глоток воздуха.
Невесть откуда взявшийся взъерошенный дракон, прыгнув в воду прямо с берега, проломившись через ивняк, — ему оказалось по грудь, а на берег плеснуло волной, — подцепил зубами за рубашонку, мотнул головой, закидывая себе на спину. Даже крылья чуть расправил, чтобы девчушка не свалилась. Прошёл прямо по воде дальше, где берег низким, там, выбравшись на влажный песок, отряхнул брезгливо лапы — точь-в-точь домашний мурлыка! — пробрался снова через кусты, пошёл к своему логову, бережно неся невольную наездницу. А Вила, ничего уже не соображая от пережитого страха, свернулась дрожащим клубочком, зарывшись лицом в тёплую, сухую на спине шерсть и вцепившись обеими руками. Дракон донёс до логова, лёг наземь, чтобы слезть было удобнее, но Вила вцепилась крепко, ничего слушать не хотела. Не до удивления ей было — подумаешь, разговаривает дракон, которым бабки пугали...
— Ты же мне шерсть всю выдерешь, — увещевал дракон, стараясь говорить мягко. — Слезай, детёныш, тебе вон обсохнуть надо, как домой пойдёшь?
— Не-а, — всхлипнула Вила. — Вода-а мо-окрая, страшная...
— Ну, что с тобой делать, — вздохнул дракон, попытавшись, изогнув длинную шею, отцепить ребёнка и потерпев поражение. Намокший хвост раздражённо подёргивался — с шерстью и впрямь расставаться не хотелось. — Как же это... А! Мяу! Мя-а?
Вила от удивления приподняла зарёванную мордашку.
— Ты... ик! Ты же дракон... ик! А почему мяукаешь... ик! — ровно матушкин кот?
— Я не простой дракон, — объяснил дракон. — Я — кот-дракон. Мы не мяукаем обычно, только котят мать так подзывает.
— А... ик! — мурлыкать ты умеешь? — заинтересовалась Вила, вытирая нос рукавом рубашонки.
Вместо ответа дракон низко мурлыкнул. Мурчание отдалось рокотом где-то в груди, а Вила восторженно ахнула.
— И правда как кот!
Дракон, воспользовавшись тем, что девочка, потеряв бдительность, отпустила его шерсть, ловко поймал зубами за ворот и сдёрнул со спины, аккуратно поставив на ноги. Встряхнулся, обдав брызгами с мокрой шерсти, наклонил рыжую голову и отёрся щекой и ухом о бок, едва не опрокинув.
— Мрр?
Вила засмеялась, совсем позабыв о пережитом страхе, принялась чесать за ушами, точно домашнего кота. Дракон откровенно млел, жмурился и мурчал, подставляя и серую голову. Кошачью природу куда денешь? И не пойдёшь же на ласку к сельчанам напрашиваться, не поймут!

А Вила оживилась, засияла — не каждый день такое диво пушистое и ласковое встретишь! — и домой ей не хочется. Насилу уговорил её дракон, напомнив, что родители волноваться будут. Взамен пообещал на спине покатать. Вила от восторга немедленно взвизгнула и потребовала «полетать» прямо сейчас. Делать нечего, не заставлять же ребёнка, только что едва в реке не утонувшего, через лес в одиночку идти...

Дракон опустился на опушке, сложил крылья, передёрнул неуютно плечами — за шерсть, пока летели, его подёргали изрядно.
— Дальше не пойду. Беги, тут уже недалеко.
Вила скатилась с его спины, сделала было несколько шагов — ей, натерпевшейся страху, очень сейчас хотелось, чтобы обняли и пожалели отец с матушкой, — но вернулась тут же обратно, протянула руки требовательно вверх.
Дракон послушно наклонил головы и от неожиданности сел на задние лапы, когда девочка поочередно чмокнула каждую голову в нос.
— Спасибо, Мурлыка!
Нежданно получивший новое имя дракон растерянно глядел вслед умчавшейся девочке.

Он не ожидал снова увидеть спасённого ребёнка, но девочка через пару дней явилась к логову — как не заблудилась только в лесу! — и очень серьёзно сообщила:
— Я — Вила. Я буду твоим другом. Хочешь?
Коту-дракону сама мысль о дружбе дракона и человеческого детёныша казалась странной. Но детская мордашка была такой серьёзной, девочка так напряжённо ждала ответа, что возразить он не смог. Сияющая улыбка стала ему наградой, и, помня эту улыбку, кот-дракон покорно позволял себя вычёсывать щёткой, лишь дёргая нервно хвостом и прижимая уши, ел пирожки, притаскиваемые маленькой подружкой, хотя хлебного не любил, а нормально питался украдкой, зарёкшись притаскивать добычу в логово после того, как Вила застала его за обедом. Рассказывал сказки, когда просили, вспомнив всё, что от матушки слышал, когда котёнком был; катал на спине, втайне очень боясь уронить и не успеть поймать — лапы-то кошачьи, без когтей из воздуха брать неудобно, а когтями — поранишь (всадница же лишь взвизгивала от восторга, когда он закладывал вираж), и замурлыкивал детские обиды. Словом, исполнял службу обычного кота, которой они за кров и ласку платят, — кроме полётов разве.
Сперва — терпел, а потом привык — и начал скучать, когда маленькая подружка долго не приходила, ждал ласки, ставшей необходимой, тревожился, когда Вила грустила, мурлыкал ей старательно на всю округу, распугивая мелких зверушек, укрывал крылом в холода, пуская греться под пушистый бок. И рад был делить с кем-то любовь к небу. Разделённая любовь — редкое сокровище, а Вила, иногда казалось, по ошибке только родилась бескрылой. Не раз пришлось ловить, когда она пыталась полететь с обрывистого берега, выбирая места повыше. А потом — утешать, когда подружка до слёз огорчалась, что полететь не вышло. И смотреть на облака, угадывая, на что похоже каждое, его научила Вила. Валяться на спине, как разомлевший домашний кот, было странно, но наблюдать за облаками вместе с Вилой Мурлыке нравилось. О том, что, успев привязаться всей душой, будет делать, когда подружка вырастет, войдёт в пору и позабудет о друге детства, обзавёдшись своей семьёй, дракон старался даже не думать.
Драконы ведь привязываются раз и навсегда, не умея отпускать, и эта особенность была сильнее независимости кошачьей половины.

* * *
— Я тебя так и не спросила тогда, — вспомнила однажды Вила. — Ты на берегу-то откуда взялся? Не очень-то удобно там должно было быть с крыльями, да и размерами ты...
Дракон смущённо прижал уши и отвёл глаза.
— Ягоду, — нехотя объяснил он. — Ягоду я ел. Люблю ежевику, там же заросли вдоль всего берега.
— Кот, который ест ягоду! — засмеялась Вила, и серая голова возмущённо фыркнула ей в лицо, а рыжая гневно встопорщила усы. — Не смущайся, Мурлыка, что там ягода, матушкин кот и вовсе огурцы солёные таскает... Вот честно!
И не поленилась, в следующий раз набрала целую корзинку ежевики, исцарапалась вся.
— Вот, — протянула сложенные лодочкой ладони, полные помятой, но душистой ягоды. — Ты же любишь...
Дракона такое желание порадовать тронуло до глубины души; он осторожно слизнул ягоды, стараясь не задеть шершавым языком рук, зажмурился даже от удовольствия. И вовсе не думал сейчас о том, что дракон — ест из рук человеческих.

Вила друга не забывала, так и навещала через день, через два, как от забот хозяйственных и помощи матери ускользнуть удавалось.
Дракон следил, как забавная девчушка росла, сперва став голенастым подростком, потом — красивой девушкой, оставившей попытки полететь, удивлялся тому, как быстро меняются люди. Вчера ведь, кажется, только выудил из воды мокрое, несуразное и перепуганное до слёз дитя.
Вила приходила к нему, чесала за ушами и перебирала пальчиками гриву, вычёсывала щёткой, рассказывая сельские новости и делясь своими огорчениями и радостями, а дракон, осторожно устроив одну голову на девичьих коленях — вторая ревниво косилась, ожидая своей очереди, — неудобно изогнув шею, басовито мурлыкал, как огромный кот, и запускал когти в утоптанную землю перед логовом. Да он и был котом наполовину. Только под крыло к себе, как прежде, не пускал. Вила обижалась, а он просто не мог объяснить, что чувствует.
Он и себе-то не мог объяснить, как такое случилось! Будто проклял кто или приворот наложил... да только не действовала на драконов магия человеческая.
Виданное ли дело — дракон в девушку человеческую влюбился, а ласка и близость её голову кружат... И не быть ведь вместе никогда, не умели коты-драконы в людей перекидываться, как драконы из старых легенд, да и куда ещё одну голову денешь? А и умей — это огромного пушистого зверя Вила любит, как кота чешет и гладит, ему ещё ребёнком горести свои доверяла, на спине каталась, обернись он вдруг человеком — так не мил станет. Зачем он ей? Встретит своего человека, позабудет диковинного зверя. Лучше сразу отвыкать...
Виле же странным казалось, что ласковый по-кошачьи дракон стал сторониться, глаза отводить, будто скрывал что-то или виноватым себя чувствовал. Впору было опасаться — а ну как улетит, в другом месте поселится, раз тяготиться стал дружбой с человеческой девушкой? Или ему родители — ведь и у её Мурлыки родители где-то есть, наверное, — жениться велят, как то водится... И конец их дружбе. Женится на симпатичной дра-кошечке, народятся у них котята крылатые... И почему-то обидно до слёз от этих мыслей было. И стыдила себя — не твоя, мол, он собственность, сам себе хозяин, — а не помогало почему-то.

А потом сны сниться начали, от которых светло и горько разом становилось.
Во снах этих Мурлыка парнем был — кудри русые до плеч, глаза зелёные, чуть удлинённые по-кошачьи, руки ласковые... И голос — знакомый до последней нотки, глубокий и бархатистый.
«Первые кошки, как и первые драконы, пришли со звёзд, — Мурлыка блаженно жмурился под ласковой рукой. — Драконы пришли Звёздной рекой — вон той, видишь, что в небе раскинулась? — а кошек привела кошачьеглавая Мау. Где-то её знали под другими именами, но один титул всегда оставался неизменным: Мать всех кошек.
Случилось однажды так, что столкнулись молодой дракон и кошка, — а надо тебе сказать, тогда кошки были куда как крупнее, чем те создания, что живут у вас дома, — заглянули в глаза друг другу... и утонули каждый во взгляде другого. Дракон был закован в яркую броню, защищённую на суставах острыми шипами, — а грациозная, чёрная, как ночь, кошка была его полной противоположностью — уязвимая и пушистая, таящая острейшие коготки в мягких лапках, клыки — за ласковым мурчанием. — Он потёрся щекой о девичьи колени. — Легенда умалчивает, как они сумели быть вместе, но если дракон, любимец мира, желает чего-то — мир ему это даст, ну, а кошки попросту не верят, что для них есть что-то невозможное. Будь даны им крылья — и звёзды скатились бы с неба к их лапкам. А дитя дракона и кошки... от него пошло племя котов-драконов».
Ты ведь тоже дракон, дракон и кот разом, хотела сказать во сне Вила, так придумай же что-нибудь! Чтобы тебе — не покинуть меня, а мне — тебя, не выходить за нежеланного, нелюбимого, потому что родители велят, чтобы нам — быть вместе...
И несправедливо ведь, желая быть с кем-то, заставлять меняться его. Разве сможет дракон — быть человеком, забыть полёт и вкус ветра? Лишить этого Мурлыку было бы жестоко.
Но и она, Вила, — рада бы измениться ради него, только разве сумеет стать из человека драконом?..

Там, где жил один дракон, второй обычно не показывался — ко владениям своим крылатые звери относились ревниво, соперников не терпели. Откуда залетел этот дракон — настоящий, чешуйчатый и с самым дурным нравом — так и осталось неведомым. Вместо того, чтобы учтиво спросить у хозяина здешних мест дозволения на охоту, поджёг поля, где вызревали рожь с пшеницей, и напал на село, где жила Вила.
У котов слух очень острый, и Мурлыка, услыхав издалека крики людей и рёв перепуганной скотины, поднялся в воздух, чтобы разузнать, что происходит. К людям он был равнодушен, но это — его территория, а в селе жила Вила.
Чужак совсем не ожидал, что из-за низких облаков ему на спину свалится разъярённый крылатый кот, рвя в две клыкастые пасти шею и деря кинжальными когтями четырёх лап.
От жуткого боевого завывания двух кошачьих глоток люди заткнули уши. Когти соскальзывали с бронированной спины, не нанося особого вреда, и чужак вывернулся из хватки, напал сам. Тут уж не имеющему чешуи пушистому коту-дракону пришлось худо. Только и преимущества — две пасти вместо одной да кинжально-острые кошачьи когти. Мурлыка размерами уступал дракону-пришельцу, брал вёрткостью, ускользая от выпадов, стараясь ударить когтями в слабо защищённое брюхо, выдыхал огонь, норовя попасть по крыльям, — как оказалось, огнём он очень даже умел дышать. Пламя, однако, стекало с чешуи, а ответное — подпалило пушистый хвост и едва не спалило усы.
Когда когти чужака пропороли бок, Мурлыка взвыл яростно, вцепился обеими пастями в сустав крыла, повис всей тяжестью, пытаясь одновременно по-кошачьи драть когтями задних лап, — и оба рухнули вниз где-то в лесу.
Сельчане тушили пожар, пытаясь спасти, что можно было, отгоняли подальше от огня уцелевшую скотину, а Вила, в суматохе ускользнув, побежала к лесу. Там ведь — Мурлыка...
А тот дракон — больше и сильнее, кажется. Не справится друг если... даже думать не хотелось об этом.

У опушки Вила остановилась, будто на стену налетела... сделала шаг-другой в нерешительности, а потом развернулась и помчалась в другую сторону. Туда, где круто обрывался заросший соснами яр над каменистым речным берегом. Сорвёшься с такого — не быть живым, руки-ноги сломишь, голову разобьёшь.
Встав на краю, посмотрела вниз и даже зажмурилась. Страшно... Но если смогла сделать невозможное кошка — чем она, человек, любимое дитя бога, как служитель старенький, к их селу приписанный, говорил, хуже? Сказано ведь — «искра божья». И не для себя ведь творил — для людей...
А Мурлыке помощь нужна, и никто, кроме неё, не поможет ведь!
Если очень желаешь сотворить чудо не ради себя, ради другого — разгорится ли искорка, достаточно ли будет шагнуть вниз, чтобы распахнуть крылья?
Вила снова глянула вниз, зажмурилась, прислушиваясь к себе, пытаясь найти ту самую искру и раздуть её в огонёк... и шагнула вперёд, прося неведомо кого — помочь, сотворить чудо. Ветер ударил в лицо... и Вила с воплем полетела вниз.
Долететь она так и не успела — поперёк туловища больно схватила громадная лапа.
Вила даже подумала, что это Мурлыка подоспел, от глупой гибели спас, но нет — у её дракона лапы были мягкие, когти втяжные, а те лапы, что держали сейчас, — жесткие, задевающие кончиками когтей.
Её поставили на землю, и Вила, не удержавшись, плюхнулась на то самое место, которое изрядно пострадало бы, узнай родители о её выходке. Ойкнула — больно, на камни-то! Глаза открывать было страшно.
— Неразумное дитя, — сказал мурлыкающий голос.
Вила осторожно приоткрыла один глаз, увидела близко драконью морду и снова зажмурилась. Это не ласковый Мурлыка, сейчас как слопает!
— Не бойся, я не питаюсь маленькими девочками, — прозвучал второй голос, низкий настолько, что едва можно было разобрать слова.
— Я не маленькая, я уже взрослая! — возмутилась Вила, тут же распахнув глаза.
Алый, будто кровь заката, дракон в броне чешуи, и стройная, гибкая женщина с кошачьей головой в струящихся светлых одеяниях...
— Мау, Мать кошек! — ахнула Вила, на всякий случай отодвигаясь подальше от дракона. Мало ли что он сказал, вдруг проголодается...
Дракон изогнул шею, глядя сверху вниз, и непонятно как Вила поняла, что он улыбается, — будто мысли её читает.
— Что творишь? — с укоризной сказала Мау. — О родителях бы подумала.
— У родителей — три моих сестрёнки и двое братишек, — невежливо огрызнулась Вила, от тревоги за друга позабыв о боязни. — У Мурлыки — я одна, кто ему поможет?! А я не могу без него.
Дракон бессовестно зафыркал, и Мау шлёпнула его по носу.
— Жестокая женщина! — преувеличенно-жалобно прогнусавил дракон, прикрыв нос передними лапами.
— Имей совесть, милый! — строго сказала Мау.
— Теми драконом и кошкой, что в легенде... Были вы?.. — растерявшись от собственной догадки, спросила Вила.
Дракон распустил крыло, приобняв им кошачьеглавую Мать всех кошек. Мау коснулась ласково, взглянула в глаза опустившего к ней голову дракона.
И столько нежности было в жесте и взгляде, что ответа было не нужно, и Вила невольно сглотнула комок в горле. Эти двое — сумели быть вместе, а как же она и Мурлыка?
— Что мне делать? — спросила тихо, безнадёжно. — У меня ничего не вышло... И помочь — не вышло... Он же один из ваших детей! Вы ведь сумели как-то изменить себя, иначе б не были бы вместе — помогите измениться мне!
— Если человек чего-то очень хочет — сам мир пойдёт ему навстречу, — молвил дракон.
— Ты испугалась, — ласково сказала Мау, и длинный кошачий хвост, незаметный раньше, шевельнул траву. — Драконы и кошки — любимые дети мира, но люди — любимые дети творца, создавшего этот мир. Тебе не нужно просить кого-то о помощи, и наша помощь без надобности, ты справишься сама.
— Просто верь, — добавил дракон. — Если ты любишь дракона — в тебе тоже есть дракон. Позови его — и он отзовётся.
— Иди, — сказала Мать кошек. — Людям дано куда больше, чем они про себя знают, у их душ изначально есть крылья. Мы лишь подтолкнём, чтобы ты увидела путь, — прочее ты сделаешь сама. Иди!
Вила поднялась, шагнула неуверенно. Дракон внутри? Отражение того, кого полюбила? Или — своя суть, та самая, крылатая, замиравшая от восторга, когда Мурлыка взмывал в высь со всадницей на спине; заставлявшая забывать о дневных делах и заботах, когда глядела в небо? И как можно — распахнуть те крылья, о которых говорила Мау, сделать их настоящими?
— Иди! — подхлестнул голос дракона.
Вила снова шагнула — раз, другой... а потом побежала, оскальзываясь на камнях.
Взмыв в небо, затрубил алый дракон — и навстречу кличу, указавшему путь, метнулась пушистая драконица, неумело и часто маша крыльями.

* * *
Оба дракона, переломав ветки ближайших деревьев, выкатились на поляну рычаще-шипящим клубком, отпрянули друг от друга, ощерившись зло и выжидая удобный миг для атаки.
Мурлыке, хоть и более ловкому на земле, чем противник, приходилось туго — чешуйчатый дракон норовил подмять под себя, бил бронированным шипастым хвостом, огнём плевался — кусты и трава уже горели, а кошачьи когти скользили по чешуе, лишь изредка доставая крылья. Драконья чешуя огня не боялась, а у пушистого крылатого кота, чихающего от едкого дыма, уже шерсть от жара потрескивала. Это своим пламенем не обожжёшься, как ни старайся, оно только ластиться будет, как живое.
Может быть, и сумел бы победить Мурлыка, а может, проиграл бы чужаку, куда более уязвимый, но нежданно свалившейся на голову драконицы, шипящей, как сотня разъярённых змей, вцепившейся когтями, норовя задеть нежные ноздри, а когтями задних лап деря уже изрядно пострадавшие крылья, пришелец уже не вынес и с позором бежал. Да и не было принято у драконов обижать дракониц, которых и без того осталось мало.
Изрядно потрёпанный Мурлыка, отойдя подальше от огня, нервно вылизывался. Без брони чешуи ему в бою пришлось туго.
Трёхцветная пушистая кошечка-дракон встряхнулась, подождала, пока уляжется вздыбившаяся шёрстка, а из горла — рваться шипение, только тогда, прижав ушки, несмело шагнула вперёд.
— Мурлыка...
Он замер, когда его назвали этим именем. Подняв головы, несколько долгих мгновений разглядывал пристально, ничего не говоря. Только кончик хвоста нервно подёргивался.
— Я совсем-совсем тебе не нравлюсь? — по-детски огорчилась она.
— Вила, моя Вила... — Мурлыка поднялся, шагнул вперёд нерешительно и снова замер. — Это... ты, вправду ты?
— Мы познакомились, когда ты вытащил меня из реки, — напомнила Вила, украдкой стараясь уложить непослушные и ужасно мешающиеся крылья удобнее. Ещё и хвост норовит запутаться между ног... лап. Целых четыре лапы, ужас какой, как же ходить-то с ними? — Я ещё корзинку с ягодами утопила...
На мгновенье задумавшись, какой лапой вперёд ступать, Вила немедленно запуталась и свалилась. Из груди вырвалось короткое обиженное «ммя!»
Мурлыка, кажется, только теперь поверил, в два прыжка оказался рядом, позабыв о ранах и близости огня, вздыбил хвост, распушился, наклоняя головы и по очереди отираясь щеками о бок кошечки-дракона, громко мурлыкая на всю округу.
— Вила, моя Вила, — повторял он. — Как?
— Просто люди, — объяснила с удивлением прислушивающаяся к собственному мурчанию Вила, — тоже могут невозможное. Если очень-очень хотят.

* * *
— Только не сражайся больше, не надо, — попросил Мурлыка. — А если б тебе навредил, когда ты набросилась?
Вила скромно промолчала, мысленно пообещав себе никогда не рассказывать Мурлыке, что вообще-то испугалась ужасно и, может, и не вмешалась бы в драку, но попросту не справилась с лишними конечностями, потому и рухнула на этого чешуйчатого. Удачно, правда, — удирал-то как! Она только во вкус вошла...
Странно было ощущать себя прежней Вилой, зная, как изменилась внешне. Наверное, придётся ещё привыкать к тому, что она не человек больше. И родителям не покажешься...
— Я подарю тебе небо и весь мир, такой, какой он только для драконов, — лежащий бок о бок с Вилой, накрыв одним крылом, Мурлыка, будто почуяв, что она загрустила, ласково прикусил бело-розовое ушко. — Я ещё и кот, а потому, если желаешь — выцарапаю звёзды с неба и положу их у твоих лапок...
— Не нужно, — смущаясь, попросила Вила; непослушные крылья, дрогнув, распустились и неуклюже сложились вновь. — Звёзды — они ведь внутри нас.
Звёзды мерцали безмолвно, а через всё небо раскинулась светлая тропа, по которой когда-то пришли в мир драконы.
И, наверное, ласково улыбались, глядя на своих — есть у них крылья или нет — детей, кошачьеглавая Мау и алый дракон.

*ягода, растущая в лесу — мелкая, буровато-красная, от которой вечно не отделишь чашелистики — это именно клубника. В саду (есть и лесная, впрочем) у нас растёт земляника (крупная, плоды более вытянуты, яркого цвета)

@темы: ...прозваньем - дракон, кошки, дети Мау, сказки

---

Звери солнца

После долгой, холодной зимы хочется тепла, но солнце забегает ненадолго, светит вполсилы, не грея совсем, ленится подняться высоко.
Лисы тоже устали от зимы. Каждую весну рыжие лисы танцуют, зазывая солнце.
Они собираются вместе, танцуют, кружатся, подпрыгивают как можно выше, взмахивают хвостами, приманивая солнце, пушатся - и искорки зажигаются на густом меху.

Любопытное солнце задерживается посмотреть на лисий танец - тут-то лисы его и ловят. Собрав искорки с рыжего меха, лисы разжигают сонное солнце ярче - и приходит весна, тает снег и звенят ручьи.

От звона просыпаются благие фэйри, готовят лучшие наряды для празднования Остары, украшают свои холмы цветами - синими, белыми, лиловыми. Из лепестков они сотворят дивные одеяния, в которых будут танцевать на весеннем балу. Из каждого ручья в эту пору может выглянуть ещё чуть сонная, но любопытная мордашка фэйри - от любопытства, кажется, даже острые ушки шевелятся: а что сейчас вокруг, что случилось, пока мы спали?.. Стоит подойти близко - тут-то и утащат неосторожного путника! Из озорства, не со зла. Просыпаются от долгого сна дриады, приводят в порядок свои деревья, водят хороводы с подругами.

Рыжие лисы весело тявкают, играют и купаются в солнечном свете, а потом разбредаются кто куда - зажженное ярко солнце теперь будет гореть до осени, ну, а лисы могут заниматься своими делами. И хранить солнечные искорки до будущей весны, когда снова придется разжигать сонное солнце.

Рыжие лисы - солнечные звери, и они не любят волков, помня, как один из волков когда-то пытался проглотить солнце.

@темы: лисы, весна, сказки

---

Антоний

2. Антоний

Таких скучных и неприметных людей, как Антоний, хватает вокруг. На работе они сидят тихонько в уголке, серые, никем не замечаемые и не узнаваемые в лицо, выполняют свое дело. Засиживаются допоздна - потому что кому-то хочется домой пораньше, а серые люди отказывать не умеют, выполняя и чужую работу. И каждый день их похож на другой - будильник, работа, перерыв на обед, вечером - на автобус и вернуться домой, где никто не ждет.
Антоний возвращается поздно домой, ставит в угол свой потрепанный портфельчик, разувается и проходит, не зажигая света, в комнату. Дома царят пустота и неуют. Антоний убирает в шкаф пальто и скучный костюм, что-то роняет, с трудом закрывает скрипучую, чуть покосившуюся дверцу.
Не став ужинать, выходит на холодный балкон - опять темно, фонари не горят - и распахивает крылья.

Ангел Антоний летит над городом, мерно взмахивают белоснежные, похожие на лебединые крылья. Там, где ссора на улице - роняет белое перо, и люди договариваются миром; осторожно перебирает пальцами невидимые струны - девушка, спешащая домой, сворачивает на другую улицу - и не сталкивается с бедой; там, где ругаются родные люди, ангел балансирует на перилах ближайшего балкона, встряхивает чуть мерцающими в темноте крыльями и гладит ладонью ветер - тот стучится в окно, забирается украдкой в форточку, скидывая чашку со стола, - и ругаться уже не хочется, и причины ссоры забыты... Антоний ласково улыбается влюбленной несчастливо девушке - и слезы той высыхают сами, а ангел летит дальше. Сделав над многоэтажным домом круг, неслышным шепотом отгоняет чей-то кошмар - и до утра теперь будут сниться только светлые сны. Чуть отдохнув на крыше небольшого домика и вслушавшись в детский сон, ангел улыбается, приносит к дверям угревшегося в ладонях котенка.
Жалобно скулит брошенный пес - ангел манит рукой, ерошит жесткую шерсть, подводит к подъезду дома. Поутру пса увидит юноша, спешащий на учебу - и не устоит перед взглядом прекрасных собачьих глаз. Пес найдет себе дом, а давно мечтавший о том юноша обретет друга.
Большой город постепенно засыпает, и беззвучно кружит над ним ангел.

Вернувшись под утро, усталый Антоний мирно засыпает в своей постели. Скоро зазвенит будильник - пора собираться на работу. Серый, неприметный человек снова будет тихонько сидеть в углу, стараться не обижаться, когда сослуживцы не смогут вспомнить его имени, и уйдет позднее всех.

@темы: ангелы, "Небывалый ангел", сказки

---

Праздничное: Букет рыцарей

по картинке

Рано-рано утром, едва рассвело, Принцессу разбудили вопли под окном. На минуту она даже подумала, что вернулась в папенькин дворец - дворцовые коты в марте орали под окнами точно так же, как коты происхождения неблагородного. Впрочем, сев в постели и оглядевшись, Принцесса успокоилась. Все те же гобелены на стенах, где храбрые драконы побеждают злобных рыцарей, прекрасные девы, вручающие заслуженные награды...
Смолкшие было вопли возобновились, и Принцесса, не выдержав, заткнула уши, нашаривая ногами мягкие ночные туфельки.
Найдя, закуталась в покрывало и выглянула из окна башни.
Внизу выстроился квартет рыцарей, кажется, считающих, что они поют серенаду. Один даже играл на лютне. По отдельности, может быть, у них вышло бы не так плохо, но они пели все вместе и каждый в силу своего разумения о том, что подобает петь прекрасным принцессам. И уж тем более не считаясь с тем, что поют серенаду в неположенное время.
Дракон, блаженно прижмурив глаза, дирижировал всем этим безобразием.
- Дракон! - возмущенно сказала Принцесса. - Позволь узнать, что это такое и что оно делает под моими окнами в такую рань?
Увлекшиеся рыцари спохватились, учтиво кланяясь прекрасной (Принцесса предпочла думать именно так, не вспоминая о том, что не успела ни причесаться, ни умыться, ни надеть лучшее платье) даме, что в доспехах было сделать нелегко.
- Дорогая! - радостно провозгласил Дракон, сгребая троих рыцарей - сколько поместилось в лапе - и поднося их к окну. - Позволь преподнести тебе в этот праздничный день букет рыцарей! Самых свежих выбирал, сразу не завянут...

@темы: рыцари, "Осколки цветных витражей", ...прозваньем - дракон, сказки, принцессы

---

Весна, две Леди и один Лорд

Для Эмберли. Еще одна обещанная история про одного из Лордов - и можно до лета делать перерыв с временами года и их лордами и леди

Весна - младшая из времен года, она старается вести себя солидно, ходить степенно, но получается не очень - смешинки распирают изнутри, губы улыбаются сами, а от радости и новизны всего вокруг так и хочется взлететь на ажурных крыльях, сложенных на манер плаща. Тонконогая лошадка Весны с кудрявой золотистой гривой косит лукавым глазом из-под челки на хозяйку, топает копытом украдкой - и под копытом распускается белый цветок.
Весна бродит пешком - следом ступает лошадка, под копытами которой распускаются подснежники и голубые перелески (на самом деле - осколки ясного неба, что рассыпал февраль!), - рассыпает пригоршни солнечных лучей, из которых потом вырастут одуванчики и согреют озябшую землю.

Март - холодноватая девица, сдержанная с виду, как полагается настоящей леди; длинная светлая коса, строгий взгляд серо-голубых глаз и плавная походка. Но нрав... нравом Леди Март крута - то солнцем пригреет, то скует морозом, снегом засыпет, лишь поманив теплом. Дразнит, путает, обманывает, любит гулять ночами по крышам с котами и кошками, играет для госпожи Весны мелодию на солнечных льдинках, которыми застывает капель, - и с нежданной улыбкой уступает место подруге-Апрель.
Пушистый серый котенок, похожий на "барашка" на вербе, бежит следом, когтя полу плаща.

Апрель - девчонка - взъерошенные короткие кудряшки и веснушки на чуть вздернутом носике, немного голенастая и ужасно любопытная. На плече ее сидит скворец, смешит хозяйку, передразнивая птиц, людей и весёлую капель, озорно мяукает кошкой. Апрель старается вести себя солидно, как подобает Леди весны, но у нее не очень получается. Даже когда промокают ноги в легких туфельках. Ведь - солнце, из лучей которого так здорово плести венки (и можно подарить госпоже Весне!), ведь - пение птиц, звон ручьев, в которых так здорово запускать кораблики, и проклюнувшиеся травинки! Леди Апрель прячет за спиной капитанку - не подобающий леди головной убор! - а у ее ног встряхивается веселый солнечный котенок - он промок, ловя блики на воде. К июлю он станет матёрым котом.

Летящие одежды стройного Лорда Мая травянисто-зелены, и зелены лукавые глаза. Распускаются листья и травы под ласковыми касаниями рук, расцветают от ясной улыбки цветы и пушится довольно солнце. Май легко ступает по золотым одуванчикам, не приминая пушистых солнечных головок, а к коже будто навек пристала золотистая пыльца и венцом вьются над головой яркие бабочки.
Яблоневый цвет и черемуховый цвет - призрачные девы танцуют на ветру, осыпая лепестками. Нетающий душистый снег летит и летит, путаясь в траве, в шелковых кудрях Мая, ложится на воду, кружится безмолвно. В траве затаилось робкое лохматое Чудо с фиалковыми глазами. Сумеешь не спугнуть, приручить - будет всегда чудо в твоей жизни.
Май-колдун гладит ладонью взъерошенный ведьмин костер, что разом разгорается ярче и жарче, приглашает на танец царевну-Весну.

@темы: весна, Хранители года

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Масленичный кот

Кто-нибудь придумает общее название для моего зверинца?

Есть ежевичные лисы, лисопельсинки, одуванчиковые кошки и незабудковые львы. А есть рыжий Масленичный кот с хитрющими золотистыми, как растопленное масло, глазами.
Кот приходит незваным в дом во время Масленицы и таскает потихоньку блины и оладьи, закусывая пирогами. Макает блины в масло и варенье, пока люди сжигают чучело зимы, облизывает усы и довольно жмурится.
"Как это - не все коту Масленица?" - удивляется он. Кот вечно шастает из Масленицы в Масленицу, полагая прочую жизнь серой и скучной, а потому просто пропуская ее.
Приманить Масленичного кота можно без рисования кругов и звезд - достаточно невзначай забыть на столе пирожок или блин, тарелочку со сметаной и вазочку с вареньем. Лучше апельсиновым, потому что оно рыжее, как сам кот, и золотистое, как масло, но сойдет и клубничное.
У кота внутри свое солнышко, которое он подкармливает блинами, и приходится щуриться, чтобы не выпускать слишком много солнечного света, а теплом неплохо бы поделиться с людьми, раз уж они умеют делать такие замечательные вкусные вещи.

* * *

...А чепушинки - это такие мило-пушистые разноцветные создания. Чепушинки похожи на маленькие лохматые мячики, но умеют вытягиваться, обвиваться этаким пушистым браслетом вокруг руки, довольно попискивая, когда их гладят. Они обожают нравиться, но настолько легкомысленны, что их даже сносит ветром. Впрочем, чепушинки не огорчаются - они и вовсе этого не умеют. Зато летать с ветром и путешествовать с солнечными лучами, залетая в дома к людям и тайком щекочя пушистыми лапками носы, очень любят. И радостно пушатся, когда люди, видя их, улыбаются. Серьезные люди, правда, чепушинки не замечают, проходят мимо - и чепушинки от обиды выцветают, становясь и вовсе незаметными. Присмотритесь - может быть, вместе с солнечным лучиком к вам через окно забрались чепушинки.

@темы: счастье - есть, кошки, дети Мау, заповедник чепушинок

---

Служба счастья

Предыстория: сказка "Чайка"

1. Начало. Хозяйка Дома

...Где-то в северном городе, где шумит море и кричат чайки, встречая корабли, где зажигаются с темнотой золотисто-рыжие пушистые от света фонари, после полуночи вежливо раскланивающиеся друг с другом, где кроются среди шумных улиц неожиданно тихие яблоневые аллеи с белыми скульптурами в зелёной траве, что оживают, стоит тебе отвернуться, можно увидеть в окруженьи современных домов, норовящих достать до неба, скромные деревянные домики. Наследие прошлого, тихая опрятная старина - украшенные резьбой карнизы и наличники, где-то - бело-синие фигурные ставни... дома эти дышат покоем, на них отдыхает глаз после камня и металла. В иных домах, украшенных памятными табличками, - живут хранители, оберегая место, где когда-то, быть может, жил знаменитый поэт или писатель.
Бревенчатый двухэтажный дом - резное крылечко, узорчатые наличники, белое кружево резьбы на карнизах и даже небольшой балкон - тоже был украшен табличкой "Здесь с... до... проживал... поэт и писатель". Имя поэта и писателя стерлось не только с таблички - едва ли кто-нибудь мог назвать его с уверенностью, и, спросив нескольких человек, кроме "не знаю", услышали бы с полдесятка различных мнений. Люди уходят, их забывают, а дома - дома остаются. И ждут, все еще надеясь, что поселившуюся в комнатах, подтачивающую стены изнутри пустоту спугнут звуки голосов и шагов, а тоскливо льнущую к окнам, глядя на жизнь снаружи, Память кто-нибудь приручит. Дома не умеют жить без людей, умирая от тоски.

Этому Дому повезло больше - и он гордо поблескивал отполированными ветрами и дождями бревенчатыми стенами, распушался деревянным кружевом и помахивал белоснежными занавесками, исхитряясь на окружающие дома посматривать свысока окошками, обрамленными резными узорчатыми наличниками. Ведь все эти многоэтажки - безликие и скучные, и нет у них одного хозяина, а его, деревянный Дом, строили и украшали с любовью, сделав особенным, и хозяин у него был, да еще какой! Вернее, хозяйка.
Госпоже Вилин*, симпатичной даме неопределенных лет - она могла казаться вашей бабушкой, а потом вдруг рассмеяться, разом став моложе на четверть века, - Дом не принадлежал, он ведь и вовсе был памятником, а значит - ничьим, числясь "государственным". Что не мешало ему признать упомянутую госпожу с жёлтыми чаячьими глазами, носящую в любую погоду задорный разноцветный вязаный берет, из-под которого выбивались светлые кудряшки, хозяйкой. Когда ласковая ладонь оглаживала бревенчатую стену, Дом счастливо прикрывал окна занавесками, будто прижмурясь. Дома - они ведь тоже любят ласку и заботу. Хороший хозяин и с крыльца не свалится - дом не допустит, и дверь никогда его не стукнет, сама откроется под рукой, и половицы под ногами поскрипывают мягко, едва слышно - дом ворчит от радости, как довольный пес, который не в силах молчать...
Госпожа Вилин просто пришла однажды, оглядела насторожившийся Дом, а потом вдруг улыбнулась и погладила по стене, будто щенка - по голове.
- Соскучился, должно быть, в одиночестве?
И осталась здесь жить, что почему-то ни у кого не вызывало удивления и вопросов - будто так и должно было быть.
Дом сперва недоверчиво приглядывался, щурился окнами, скрипел сварливо дверями и всеми половицами, не давая спать по ночам, а потом убедился, что новая обитательница сбегать отсюда в дом со всеми удобствами не собирается, разнежился от непривычной заботы - окна украсили занавески, пыль была изгнана из самых дальних углов, стены - вымыты, половицы начисто выскоблены и ошпарены горячей водой - и признал хозяйкой. Дома - они ведь как собаки, так же привязываются к своим людям, радуются, когда они возвращаются, переступая порог - только что хвостами не виляют, потому что никто не догадался домам приделать лохматые хвосты.
А госпожа Вилин, наведя порядок в Доме, взобралась на старый стул с выгнутой спинкой и прибила над крыльцом табличку с надписью золотыми буквами, украшенными завитушками: "Служба счастья: найдем ваше заплутавшее счастье, доставим на дом маленькие радости и подарим чепушинки".
Пустота, сперва прятавшаяся по углам, сердито огрызаясь, не выдержав перемен, сбежала куда-то, а неприкаянно бродящая по Дому одичавшая запылившаяся Память постепенно приручилась, стала брать сладости из рук госпожи Вилин и тихонько мурлыкать кошачьим эхом. Далась причесаться - и стала вполне ухоженной и приличной Памятью с пушистой серой шерсткой, хоть сейчас на выставку.
"Служба счастья" принесла первое счастье - Дом-то уж точно был счастлив.

*птица

@темы: служба счастья

---

Незабудковый лев

Прислали мне вот такую картинку - и впридачу к одуванчиковой кошке и ежевичному лису появился незабудковый лев.


Живет где-то в стране фей и волшебников - там, где цветы поутру здороваются друг с другом, а радуга пушиста и шаловлива, будто кошка, где бродит по лугам дождик в венке из ивовых веточек на зеленых волосах, - живет там незабудковый лев. Цветочный лев - очень воспитанный и милый зверь, не то что его неволшебные родственники. У этого льва чудесные голубые глаза, дивная грива из синих незабудок и даже пушистая кисточка на хвосте - тоже из незабудок. Поутру лев, спящий клубочком в большом цветке, просыпается, сладко потягивается, и, напившись росы, спрыгивает на землю. Каждое утро он обходит свои владения - ведь он все-таки лев, пусть и цветочный - приветливо здороваясь с пушистым шмелем, с маками, ромашками и васильками, весело махнув кисточкой хвоста знакомой бабочке и учтиво раскланиваясь с прекрасными розами и гордыми тюльпанами. Незабудковый лев не просто обходит свои владения - там, где он топнет лапой, - вырастают синие и голубые незабудки. Скромные цветы светятся осколками неба среди прочих, гордых и пышных, притягивают взгляд. Лев не ленится, и там, где он ступает, снова вырастают незабудки - ведь даже у тех, кто никогда не сможет летать, должно быть свое небо. Близко-близко. Вот же оно - отражается в разбросанных тут и там синих незабудках. Уставший за день лев снова сворачивается клубочком в своем цветке и мирно спит до утра.
А когда цветочные феи чешут льва за ушком, он мурчит, точно домашний кот. Он ведь очень добрый и ласковый - незабудковый лев с голубыми глазами...

@темы: кошки, дети Мау, заповедник чепушинок, сказки

---

Светлая ночь

Написано было в канун Рождества.

Пойдем собирать звезды со мной? Гляди, как тиха, как светла нынче ночь. Пойдем скорей! Серебряная луна глядит с небес на серебристые снега, плетет узоры тропинок из лучей. Деревья притворяются спящими, хватая украдкой за косу корявой веткой. А вон там, смотри-ка, из снега — уши! Это мой кот увязался за нами, да едва в сугробе не утонул. Поспешим, не то он первым звезду упавшую закогтит, не отнимешь нипочем! Нет, снег не снег, а пух с ангельских крыл — сделай вид, что крылатых не видишь, ведь ангелы стараются, позабыли, что — волшебная ночь, но все равно отвернись. Звезда за звездой с тихим шорохом падает вниз — давай пожелаем им, чтоб достало сил в эту ночь исполнить заветное желанье каждого загадавшего. Подставь ладони хрупко-колючей звезде, отогрей дыханием — замерзла здесь небось. И верить в нее не забывай, звезды гаснут, когда их забывают и не верят. Верно, от обиды. Вот наберем полны пригоршни звезд — и можно идти домой. И не забыть кота.
А вон там, гляди — в выси зажглась Звезда, ярко указуя путь. Такая уж это ночь, что в нее каждый найдет путь домой, где б ни был этот дом. Пожелай ангелам хорошей ночи - и пойдем.

@темы: счастье - есть, странные рассказки

---

Ангел Ноября

1. Эрривэ. Ангел Ноября

...Рождественских ангелов не бывает. Как и новогодних. Есть - хранители, что мудры, терпеливы и сдержанны. Есть - наблюдатели, чья задача - наблюдать за миром и людьми, ни во что не вмешиваясь, есть боевые, чья задача - бороться с излишне обнаглевшей нечистью, нарушавшей равновесие. Есть - командиры, что над всеми прочими ангелами.
Вот только праздничных, особенных ангелов, фигурками которых люди украшают свои жилища и праздничные деревья, нет.
Стоящий на краю крыши светящегося праздичными огнями торгового центра юноша в светлом плаще, туго стянутом поясом, смотрел на город.
Был бы он человеком, можно было бы подумать... разное, но человеком стоящий на краю крыши не был никогда. Люди не становились ангелами, что бы ни говорили их сказки, у них был иной путь. Так же и ангелу никогда не стать творцом... Их путь - хранить и беречь, созидать ангелам не дано. Может быть, поэтому так удивительны были им люди, любимые дети Отца. С их вечными метаниями меж добром и злом, с их радостями и горестями, с их странными и зачастую неразумными поступками - и с тем, что они создавали вопреки бушующей в душах вечной буре эмоций, что немыслима была бы для любого ангела.
- Мяу, - тихонько сказала позади невесть откуда взявшаяся тут кошка.
Ангел по имени Эрривэ обернулся - мотнулась длинная рыжая коса - и укоризненно качнул головой. Мелкая нечисть в образе кошки прижала ушки и на всякий случай чуть отступила, хотя ангел укрыл своё сияние. Впрочем, Эрривэ не стал её изгонять, снова повернувшись к городу, лежавшему перед ним. Мир, что создал Отец, достаточно велик для всех созданий, а врагом рода человеческого была вовсе не эта мелочь.
Праздничная ночь светла была от улыбок, от ясных взглядов - и ангел, что видел и ощущал мир чуть иначе, любовался людьми, буквально сиявшими сегодня тёплыми огоньками душ. Дремавшие души развернули сегодня крылья - каждая душа крылата, вы не знали? - и сияли, сияли, грея тех, кто был рядом, и на сердце тоже становилось тепло от ощущения светлого счастья...
Всем была хороша праздничная ночь... но чего-то всё же не хватало. Потемнел от копоти снег, подтаял на дорожках, обнажая тёмную землю, печальны были ломкие силуэты нагих деревьев - и это не вязалось отчего-то с волшебной ночью, нарушая неслышимую мелодию. Эрривэ разжал сложенные лодочкой ладони, глядя на фигурку маленького ангела.

...Рождественского ангелочка ему вручила маленькая девочка, когда он бродил там, внизу, среди людей, греясь в непривычном тепле - в канун волшебной ночи все были добры друг к другу. Укрывшись от глаз людей, Эрривэ позабыл, что дети видят иначе, а души их еще не сложили крылья.
"Ты, наверное, настоящий ангел, - сказала малышка, дёрнувшая его за рукав плаща. - Ты светишься, и у тебя такие красивые крылья! Ты мой ангел?"
Присевший перед ней Эрривэ развернул крылья, заслоняя девочку от спешащих людей - те могли и не разглядеть того, кто у них под ногами. Люди не видели ангела, но послушно обходили его.
"Прости, дитя, я не хранитель..."
Малышка смотрела на него с таким восторгом... Эрривэ отвёл её к родителям, что уже с ног сбились в поисках дочери, и хотел было уйти, но девочка снова поймала его за рукав, протянула что-то на ладони:
"Возьми, ангел. В эту ночь никто не должен остаться без подарка!"
Эрривэ глядел на фигурку бело-серебристого ангелочка и не знал, что сказать. Никто никогда не дарил подарков - ангелам...

Ангелам запрещено напрямую вмешиваться в дела человеческие... Эрривэ распахнул крылья и поднял глаза к небу. Позади жалобно пискнула и зажмурилась,припав к крыше, кошка.
...Ночь была светла от снега и человеческих улыбок, цвели невиданными цветами праздничные огни гирлянд. Где-то на грани слышимости хрустально вызванивали мелодию колокольчики. Снег медленно кружился, укрывая пушистым праздничным покрывалом мир, развешивал бахрому на ветвях деревьев и кустов, надевал на рыжие фонари пушистые шапки, украшал мелкими звёздочками рыжую встрёпанную косу, а ангел светло улыбался, запрокинув лицо к небу.
Тихонько мурчала рядом пушистая нечисть, снова осмелевшая, едва ангел убрал крылья, - свет его причинял боль и одновременно манил неодолимо.
Рождественских ангелов не бывает, но разве не может и боевой ангел подарить людям маленькое праздничное чудо?
Рыжих ангелов ведь тоже не бывает...

*Эрривэ - ноябрь. Рыжий ангел пришел из ролевой игры, неожиданно потребовав для себя отдельную историю, игра была осенью и близился ноябрь, потому и такое имя.

@темы: дети, счастье - есть, "Небывалый ангел"

---

Кайлэх

Прим: Кайлэх

Кайлех (Кайлэх Бэр, Старуха из Бэра, Чёрная Аннис, Угрюмая Старуха, Зимнее Солнце) - сварливая богиня зимы в образе старухи, также богиня холодных ветров, штормов и ураганов, плетельщица вьюги. Бродит (по легендам, власть ее от Самайна до Бельтайна) по пустошам в сопровождении свиты из диких зверей и ветров.

Когда за окном холода, когда приходят трескучие морозы, когда ложится кружево инея на стекло - то наступает власть Кайлэх, укутавшей мир снежным покрывалом, оградившей льдом и ветрами.
Зиме не нужна вера людей, она придет незваной.
Сварлива старая Кайлэх, не осмеливаются противиться ей вольные ветра, свирепы ее снежные звери.
Скачет снежный олень с ледяными глазами, неся свою всадницу по снежным пустошам и лунным тропам, поют волки тоскливые хвалы своему бледному солнцу.
Кайлэх усмирила реки ледяными оковами, украсила ветви бахромой из снежной пряжи, вплела иней в туманы, рассыпала алмазную крошку горстями.
Не знает пощады Кайлэх, ледяными осколками разбиваются надежды под копытами снежного оленя, разносятся осколки по свету холодными ветрами. Нет ни прошлого, ни будущего - зима замела все пути, замер сонный мир до весны.
Бродят в морозной ночи хищные тени снежных зверей, тоскливо воют ветрами и скребутся в окно, неся с собой холод.
...Светло-хрустальны короткие дни, с неба тихо падают снежные цветы и застыли деревья, объятые белым пламенем зимних костров.
Зима еще молода, и велика власть Кайлэх, что ткет узоры из снежной вьюги и вплетает в тьму морозной ночи сиянье луны и звезд.

@темы: божества, зима, сказки

---

Ноябрь

Традиционно не слишком складно, традиционно не стих, а "странная проза".

Ноябрь - хищный зверь с ледяными глазами, шерсть косматая - лунный иней, ошейник сплетён из рябины. Зверь приносит тёмные сны, зверь не знает любви, скалит зубы злорадно. От горечи не поможешь слезами, ноябрь - это уже безвозвратно. Лета нет, лето погибло, ушло, и лишь небо над нами ещё хранит пепел его. Это сгоревшее лето в стылой пелене, забывшей солнечный свет, в серой глубине на дне сбирается пепел-снег.
Зверь смотрит глазами, в которых нет души - лишь зимняя тоска, и тень его в свете луны странно-ломка. Приди, приди, ступи за порог - зовёт чуждая тоска, - и тебе откроется перекрёсток нездешних дорог. Пой, не молчи, неведомого зов заглуши, иначе навеки заплутаешь в холодной ночи.
Время сплетается в бесконечный клубок, мир прогибается, истончается, тает туманом у ног. Тонко звенят, осыпаются грани, и тени оживают в лунном сиянии, вонзаются в сердце осколки зеркал, но слово "вечность" кто-то когда-то уже собрал.
Бродят по земле неприкаянные души и отражения, замер мир в янтаре чёрном безвременья.
Ноябрь, ступая, гасит костры, забирает тепло, и вот уже губы от холода свело.
Туманный хвост зверя заметает следы, дорогу к прошлому тебе не найти.
Скрежет льдистых когтей за родной стеной, беснуется, воет зверь косматый, седой.
Противиться зверю достанет ли сил? Может, его вовремя кто-то не приручил?
Ягоды рябиновые кровью на алмазах инея, глаза морозные, из ветра крылья.
Выцветший мир одевается серебром.
Спасенье одно - без страха вперёд шагни, протяни ладони, пусть почует рябиновый сок...
Только вели - и хищник ляжет у ног.

*покровитель ноября - Семаргл, но мой зверь куда менее дружелюбен.

@темы: странные рассказки, призрачные грани, осень

---

Безвременье Охотничьей поры

Наступает глухой час, замирает мир в оцепенении на тонкой грани, готовый рухнуть в один миг иль двигаться дальше. Расступаются вересковые холмы, выносятся оттуда всадники, поют рога и подвывает свора.
Охота грядёт!

Рыжекудрая Полночь снимает с пояса ключи, отворяет двери, что заперты весь год - ибо негоже мёртвым вмешиваться в дела живых. Но сегодня - особая ночь, сегодня позволено многое. Тени - поклон в сторону госпожи тьмы и ночи, луны и звёзд - торопливо скользят к домам, заглядывают в окна, жадно впитывая такую настоящую жизнь, не могут наглядеться на тех, кого любили когда-то.
Манит живой огонь костров и свечей, что зажигают в особую ночь, но за него - хода теням нет. И остаётся лишь смотреть издали на то, что утратили.
Полночь не торопит - ночь длинна!

Вот низкий звук рога, от которого у людей всё дрожит внутри, тонкое подвывание вышедшей на след своры.
Где-то далеко, словно в ответ красноухим гончим, слышен клич волчьей стаи - Пастырь, приняв облик огромного белого волка, вывел своих детей на бой. Мохнатые стражи будут биться до далёкого утра, не впуская в этот мир то, чему здесь не место.

Полночь с улыбкой отвечает на учтивый - хоть и прямо в седле - поклон потерянного для мира живых короля, и кавалькада охотников мчится дальше, звеня шпорами, удилами и оружием.
Приблудившийся к псам Аннона безголовый пёс бежит следом, на миг приластившись к коленям владычицы ночи.
Вот шествует по воздуху чёрный конь, и Рогатый всадник свистом подзывает псов, уцепивших трепыхающуюся добычу. Пасти их горят пожаром, и угольями - глаза.
Полночь не вмешивается, Охота её не касается, она хранит врата и должна запереть их в срок.
Как никогда сильна власть созданий Той стороны, но притаились Сирины, Индрик-зверь, что ходит под землёй, и единороги, опасаясь диких охотников, затаились до времени тёплые сны.
Неслышно ступает Полночь, чьё платье украшено цветами рыжего бархата (лепестки падают наземь, согревая холодный иней), тьма-звери псами ластятся у ног, звенят хрустально ключи... или, быть может, то звон истончившейся грани между миром людей и миром Иным.
Беснуется Охота, поют рога, стынут человеческие сердца от нездешнего охотничьего клича.
Пытаются уберечься от гончих тени, притаившись у стен домов, дрожат от звука рога.
Если упросить о помощи живых - можно спастись от охотника, рядом с человеком не учуют и псы. И, уберёгшись, можно остаться здесь, когда закроются врата Той стороны, иного мира.
Но живые редко слышат ушедших!
Полночь укрывает плащом жмущийся комок души, и свора проносится мимо. Светлая птичка вспархивает на руку, щебечет благодарно. Ворчат ревниво лохматые звери из тьмы, Полночь улыбается, пряча душу-птицу на груди, укрывает звёздным плащом зябнущий мир. Ночь не окончена, охота продолжается.

Путаются пути и тропинки, бродят по ним наваждения - в канун ноября, когда так тонки и хрупки, колки грани между миров, прокладывают новые дороги фэйри, в чьих жилах - рябиновый сок, а глаза морозны.
И лучше бы смертным не оказаться на пути не имеющих души!
Мир не принадлежит людям, мир замер, тонко звеня осколками граней в пустоте.
Догорает листва под морозным инеем, небо не небо, а бездна, что смотрит милиардами глаз, срывая покров с души.
Дикая охота собирает потерянных, мчится по небу и земле - короли и фэйри, боги и воины - и горе живым, что попадутся на пути бесноватым охотникам и охотницам! Чёрные, белые, красноухие, огнеглазые, огнедышащие и безголовые - своры собак мчатся, загоняя мечущиеся души.
Попадёшься им на пути в Охотничью ночь - зажмурься, не смотри, и всадники и свора не увидят тебя. Вереск и полынь помогут тебе, кого тьма застала в пути, заслонит земля и укроет живой огонь - берегись!
Укрывшись за родными стенами, отгородившись огоньком на окне - молчи, когда серыми призраками мчится мимо Охота, и туман клубится у её ног.
А где-то мчится в небо волчья стая, оставляя росчерк следов на Млечной тропе...
Рушатся мосты, отрезая от былого, сгорают мечты, оседая дымом костров, но множество троп ведут в небеса, пройти по ним - хватит ли смелости и сил?
Мир замирает в чёрном янтаре Безвременья, чтобы затем умереть и родиться заново - для зимы, для царящей темноты и холода солнца волков.
Рассвет далёк.
Рог поёт!

Пояснения

1. ...приблудившийся к псам Аннона... - на родине легенды о короле Артуре Дикую Охоту называют псами Аннона (Аннуна) (это отголоски куда более древней легенды о старой охотнице, которая нагоняла потерянные души и возвращала обратно в Аннун, аналог валлийского рая).
2. Среди множества легенд о Дикой Охоте (Гвинн ап Нидд, владыка Тилвит Тег (фэйри); Один, Рогатый охотник, король Артур и бриттский король Херла, волчья охота во главе с Волчьим Пастырем (см. историю Вожак вожаков, основанную как раз на этой легенде, - по тэгу "призрачные грани"), во Франции - святой Губерт (покровитель охотников); пират Френсис Дрейк и сам дьявол по некоторым староанглийским сказкам (безголовые псы из его своры, у него и конь безголовый) ) есть и легенда о женщинах. В Норвегии считают, что Охоту возглавляет богиня Фригг, и собирает она души некрещенных детей. В Южной Германии есть легенда, что Дикий Охотник - женщина, что ездит верхом на черном коне по Чёрному лесу или прямо по воздуху лунными ночами, и сопровождает её свора черных псов, выдыхающих огонь.
Сама Охота вовсе не обязательно только в Самайн - в Англии, к примеру, Охоту можно встретить в любую зимнюю ночь.
3. ...цветами рыжего бархата... - бархатцы - траурные цветы, кое-где в канун Самайна их раскладывали на земле, чтобы души могли ступать по лепесткам.
4. Самайн - окончание старого и начало нового года в кельтской традиции. Дни - с 20 октября до 3 ноября, эти дни не входят ни в уходящий, ни в наступающий год - это Безвременье.
5. ...на пути не имеющих души... - легенды говорят, что у фэйри нет души. Потому что душа считается человеческим даром.
6. Солнце волков, волчье солнце, солнце мёртвых - луна

@темы: легенды, полуночные сказки, призрачные грани, Дикая Охота