Звёзды с неба

[Туоми Тууликки]

Прим: Написано на ЗФБ-2015, бета Хикари-сан

За лесом жил дракон. Всем известно, как должны выглядеть драконы — чешуйчатое, зубастое, пышущее огнём чудище, — но этот дракон был совсем не таков. Жители окрестных сёл даже гордились необычным драконом, будто он был их собственным. Пушисто-полосатый дракон был зубаст и даже когтист, как и полагается, но больше всего, по правде говоря, смахивал на огромного кота — если б у котов имелись покрытые короткой шёрсткой крылья и две головы на гибких длинных шеях.
Дышал ли он огнём, оставалось неведомым. Котов-драконов доселе здесь не видели, а откуда взялся этот — никто не знал. Просто явился однажды, соорудил себе каким-то образом (коты ведь не роют норы!) в холме огромную нору и поселился там. Ни коров, ни коз дракон не таскал, видно, охотясь в ином месте, людей, повстречав, не трогал, жил себе спокойно за лесом — и насторожившиеся было жители успокоились. Уж за усы-то они его точно дёргать не собирались. А такого дракона ни у кого больше нет — чем не повод хвастаться перед жителями соседних сёл?

В лесу водились зайцы и хищная мелочь вроде горностаев, ласок и куниц — волки и медведи с появлением дракона куда-то ушли, и женщины могли спокойно собирать грибы, ягоды и нужные травки.
Вила, собиравшая клубнику* — больше в рот, чем в корзинку, да и разве наполнишь её быстро такими мелкими ягодами? — сама не заметила, как зашла куда дальше, чем позволяла матушка. Просто на опушке ягоды быстро закончились — всё собрали ещё до Вилы, — а дальше в лесу было множество тенистых полянок, где прятались мелкие, но вкусные и душистые ягодки. Матушка похвалит, если приду с полной корзинкой, — думала Вила, неспешно шагая (ягодку тут, ягодку там... вкусно!) вперёд. Потом клубника вовсе перестала попадаться, и Вила решила ещё немножко пройти вперёд. Трава щекотала ноги, цеплялась, пытаясь удержать, не пустить дальше. Впереди за ивняком блеснула вода.
Берег реки весь зарос кустами, тёмными и голыми снизу от весенних разливов, и колючими зарослями сизой ежевики, и Вила, конечно, не удержалась, чтобы не попробовать хоть несколько ягодок. Пробираясь осторожно между колючими плетями за очередной ягодкой, поскользнулась на крутом сыром берегу, попыталась уцепиться за колючие стебли, и с воплем скатилась вниз — прямо в реку.
— А-а, — булькнула, захлебнувшись водой — у берега дно разом уходило вниз. Рванулась, отчаянно колотя руками, а вода, будто живая, держала, норовила укрыть с головой, не давая вздохнуть. — А-а... Помогите... Тону!
Она упорно, слепо пыталась опереться на воду, выбраться наверх — и снова шла ко дну, ничего уже не соображая, только отчаянно стараясь урвать глоток воздуха.
Невесть откуда взявшийся взъерошенный дракон, прыгнув в воду прямо с берега, проломившись через ивняк, — ему оказалось по грудь, а на берег плеснуло волной, — подцепил зубами за рубашонку, мотнул головой, закидывая себе на спину. Даже крылья чуть расправил, чтобы девчушка не свалилась. Прошёл прямо по воде дальше, где берег низким, там, выбравшись на влажный песок, отряхнул брезгливо лапы — точь-в-точь домашний мурлыка! — пробрался снова через кусты, пошёл к своему логову, бережно неся невольную наездницу. А Вила, ничего уже не соображая от пережитого страха, свернулась дрожащим клубочком, зарывшись лицом в тёплую, сухую на спине шерсть и вцепившись обеими руками. Дракон донёс до логова, лёг наземь, чтобы слезть было удобнее, но Вила вцепилась крепко, ничего слушать не хотела. Не до удивления ей было — подумаешь, разговаривает дракон, которым бабки пугали...
— Ты же мне шерсть всю выдерешь, — увещевал дракон, стараясь говорить мягко. — Слезай, детёныш, тебе вон обсохнуть надо, как домой пойдёшь?
— Не-а, — всхлипнула Вила. — Вода-а мо-окрая, страшная...
— Ну, что с тобой делать, — вздохнул дракон, попытавшись, изогнув длинную шею, отцепить ребёнка и потерпев поражение. Намокший хвост раздражённо подёргивался — с шерстью и впрямь расставаться не хотелось. — Как же это... А! Мяу! Мя-а?
Вила от удивления приподняла зарёванную мордашку.
— Ты... ик! Ты же дракон... ик! А почему мяукаешь... ик! — ровно матушкин кот?
— Я не простой дракон, — объяснил дракон. — Я — кот-дракон. Мы не мяукаем обычно, только котят мать так подзывает.
— А... ик! — мурлыкать ты умеешь? — заинтересовалась Вила, вытирая нос рукавом рубашонки.
Вместо ответа дракон низко мурлыкнул. Мурчание отдалось рокотом где-то в груди, а Вила восторженно ахнула.
— И правда как кот!
Дракон, воспользовавшись тем, что девочка, потеряв бдительность, отпустила его шерсть, ловко поймал зубами за ворот и сдёрнул со спины, аккуратно поставив на ноги. Встряхнулся, обдав брызгами с мокрой шерсти, наклонил рыжую голову и отёрся щекой и ухом о бок, едва не опрокинув.
— Мрр?
Вила засмеялась, совсем позабыв о пережитом страхе, принялась чесать за ушами, точно домашнего кота. Дракон откровенно млел, жмурился и мурчал, подставляя и серую голову. Кошачью природу куда денешь? И не пойдёшь же на ласку к сельчанам напрашиваться, не поймут!

А Вила оживилась, засияла — не каждый день такое диво пушистое и ласковое встретишь! — и домой ей не хочется. Насилу уговорил её дракон, напомнив, что родители волноваться будут. Взамен пообещал на спине покатать. Вила от восторга немедленно взвизгнула и потребовала «полетать» прямо сейчас. Делать нечего, не заставлять же ребёнка, только что едва в реке не утонувшего, через лес в одиночку идти...

Дракон опустился на опушке, сложил крылья, передёрнул неуютно плечами — за шерсть, пока летели, его подёргали изрядно.
— Дальше не пойду. Беги, тут уже недалеко.
Вила скатилась с его спины, сделала было несколько шагов — ей, натерпевшейся страху, очень сейчас хотелось, чтобы обняли и пожалели отец с матушкой, — но вернулась тут же обратно, протянула руки требовательно вверх.
Дракон послушно наклонил головы и от неожиданности сел на задние лапы, когда девочка поочередно чмокнула каждую голову в нос.
— Спасибо, Мурлыка!
Нежданно получивший новое имя дракон растерянно глядел вслед умчавшейся девочке.

Он не ожидал снова увидеть спасённого ребёнка, но девочка через пару дней явилась к логову — как не заблудилась только в лесу! — и очень серьёзно сообщила:
— Я — Вила. Я буду твоим другом. Хочешь?
Коту-дракону сама мысль о дружбе дракона и человеческого детёныша казалась странной. Но детская мордашка была такой серьёзной, девочка так напряжённо ждала ответа, что возразить он не смог. Сияющая улыбка стала ему наградой, и, помня эту улыбку, кот-дракон покорно позволял себя вычёсывать щёткой, лишь дёргая нервно хвостом и прижимая уши, ел пирожки, притаскиваемые маленькой подружкой, хотя хлебного не любил, а нормально питался украдкой, зарёкшись притаскивать добычу в логово после того, как Вила застала его за обедом. Рассказывал сказки, когда просили, вспомнив всё, что от матушки слышал, когда котёнком был; катал на спине, втайне очень боясь уронить и не успеть поймать — лапы-то кошачьи, без когтей из воздуха брать неудобно, а когтями — поранишь (всадница же лишь взвизгивала от восторга, когда он закладывал вираж), и замурлыкивал детские обиды. Словом, исполнял службу обычного кота, которой они за кров и ласку платят, — кроме полётов разве.
Сперва — терпел, а потом привык — и начал скучать, когда маленькая подружка долго не приходила, ждал ласки, ставшей необходимой, тревожился, когда Вила грустила, мурлыкал ей старательно на всю округу, распугивая мелких зверушек, укрывал крылом в холода, пуская греться под пушистый бок. И рад был делить с кем-то любовь к небу. Разделённая любовь — редкое сокровище, а Вила, иногда казалось, по ошибке только родилась бескрылой. Не раз пришлось ловить, когда она пыталась полететь с обрывистого берега, выбирая места повыше. А потом — утешать, когда подружка до слёз огорчалась, что полететь не вышло. И смотреть на облака, угадывая, на что похоже каждое, его научила Вила. Валяться на спине, как разомлевший домашний кот, было странно, но наблюдать за облаками вместе с Вилой Мурлыке нравилось. О том, что, успев привязаться всей душой, будет делать, когда подружка вырастет, войдёт в пору и позабудет о друге детства, обзавёдшись своей семьёй, дракон старался даже не думать.
Драконы ведь привязываются раз и навсегда, не умея отпускать, и эта особенность была сильнее независимости кошачьей половины.

* * *
— Я тебя так и не спросила тогда, — вспомнила однажды Вила. — Ты на берегу-то откуда взялся? Не очень-то удобно там должно было быть с крыльями, да и размерами ты...
Дракон смущённо прижал уши и отвёл глаза.
— Ягоду, — нехотя объяснил он. — Ягоду я ел. Люблю ежевику, там же заросли вдоль всего берега.
— Кот, который ест ягоду! — засмеялась Вила, и серая голова возмущённо фыркнула ей в лицо, а рыжая гневно встопорщила усы. — Не смущайся, Мурлыка, что там ягода, матушкин кот и вовсе огурцы солёные таскает... Вот честно!
И не поленилась, в следующий раз набрала целую корзинку ежевики, исцарапалась вся.
— Вот, — протянула сложенные лодочкой ладони, полные помятой, но душистой ягоды. — Ты же любишь...
Дракона такое желание порадовать тронуло до глубины души; он осторожно слизнул ягоды, стараясь не задеть шершавым языком рук, зажмурился даже от удовольствия. И вовсе не думал сейчас о том, что дракон — ест из рук человеческих.

Вила друга не забывала, так и навещала через день, через два, как от забот хозяйственных и помощи матери ускользнуть удавалось.
Дракон следил, как забавная девчушка росла, сперва став голенастым подростком, потом — красивой девушкой, оставившей попытки полететь, удивлялся тому, как быстро меняются люди. Вчера ведь, кажется, только выудил из воды мокрое, несуразное и перепуганное до слёз дитя.
Вила приходила к нему, чесала за ушами и перебирала пальчиками гриву, вычёсывала щёткой, рассказывая сельские новости и делясь своими огорчениями и радостями, а дракон, осторожно устроив одну голову на девичьих коленях — вторая ревниво косилась, ожидая своей очереди, — неудобно изогнув шею, басовито мурлыкал, как огромный кот, и запускал когти в утоптанную землю перед логовом. Да он и был котом наполовину. Только под крыло к себе, как прежде, не пускал. Вила обижалась, а он просто не мог объяснить, что чувствует.
Он и себе-то не мог объяснить, как такое случилось! Будто проклял кто или приворот наложил... да только не действовала на драконов магия человеческая.
Виданное ли дело — дракон в девушку человеческую влюбился, а ласка и близость её голову кружат... И не быть ведь вместе никогда, не умели коты-драконы в людей перекидываться, как драконы из старых легенд, да и куда ещё одну голову денешь? А и умей — это огромного пушистого зверя Вила любит, как кота чешет и гладит, ему ещё ребёнком горести свои доверяла, на спине каталась, обернись он вдруг человеком — так не мил станет. Зачем он ей? Встретит своего человека, позабудет диковинного зверя. Лучше сразу отвыкать...
Виле же странным казалось, что ласковый по-кошачьи дракон стал сторониться, глаза отводить, будто скрывал что-то или виноватым себя чувствовал. Впору было опасаться — а ну как улетит, в другом месте поселится, раз тяготиться стал дружбой с человеческой девушкой? Или ему родители — ведь и у её Мурлыки родители где-то есть, наверное, — жениться велят, как то водится... И конец их дружбе. Женится на симпатичной дра-кошечке, народятся у них котята крылатые... И почему-то обидно до слёз от этих мыслей было. И стыдила себя — не твоя, мол, он собственность, сам себе хозяин, — а не помогало почему-то.

А потом сны сниться начали, от которых светло и горько разом становилось.
Во снах этих Мурлыка парнем был — кудри русые до плеч, глаза зелёные, чуть удлинённые по-кошачьи, руки ласковые... И голос — знакомый до последней нотки, глубокий и бархатистый.
«Первые кошки, как и первые драконы, пришли со звёзд, — Мурлыка блаженно жмурился под ласковой рукой. — Драконы пришли Звёздной рекой — вон той, видишь, что в небе раскинулась? — а кошек привела кошачьеглавая Мау. Где-то её знали под другими именами, но один титул всегда оставался неизменным: Мать всех кошек.
Случилось однажды так, что столкнулись молодой дракон и кошка, — а надо тебе сказать, тогда кошки были куда как крупнее, чем те создания, что живут у вас дома, — заглянули в глаза друг другу... и утонули каждый во взгляде другого. Дракон был закован в яркую броню, защищённую на суставах острыми шипами, — а грациозная, чёрная, как ночь, кошка была его полной противоположностью — уязвимая и пушистая, таящая острейшие коготки в мягких лапках, клыки — за ласковым мурчанием. — Он потёрся щекой о девичьи колени. — Легенда умалчивает, как они сумели быть вместе, но если дракон, любимец мира, желает чего-то — мир ему это даст, ну, а кошки попросту не верят, что для них есть что-то невозможное. Будь даны им крылья — и звёзды скатились бы с неба к их лапкам. А дитя дракона и кошки... от него пошло племя котов-драконов».
Ты ведь тоже дракон, дракон и кот разом, хотела сказать во сне Вила, так придумай же что-нибудь! Чтобы тебе — не покинуть меня, а мне — тебя, не выходить за нежеланного, нелюбимого, потому что родители велят, чтобы нам — быть вместе...
И несправедливо ведь, желая быть с кем-то, заставлять меняться его. Разве сможет дракон — быть человеком, забыть полёт и вкус ветра? Лишить этого Мурлыку было бы жестоко.
Но и она, Вила, — рада бы измениться ради него, только разве сумеет стать из человека драконом?..

Там, где жил один дракон, второй обычно не показывался — ко владениям своим крылатые звери относились ревниво, соперников не терпели. Откуда залетел этот дракон — настоящий, чешуйчатый и с самым дурным нравом — так и осталось неведомым. Вместо того, чтобы учтиво спросить у хозяина здешних мест дозволения на охоту, поджёг поля, где вызревали рожь с пшеницей, и напал на село, где жила Вила.
У котов слух очень острый, и Мурлыка, услыхав издалека крики людей и рёв перепуганной скотины, поднялся в воздух, чтобы разузнать, что происходит. К людям он был равнодушен, но это — его территория, а в селе жила Вила.
Чужак совсем не ожидал, что из-за низких облаков ему на спину свалится разъярённый крылатый кот, рвя в две клыкастые пасти шею и деря кинжальными когтями четырёх лап.
От жуткого боевого завывания двух кошачьих глоток люди заткнули уши. Когти соскальзывали с бронированной спины, не нанося особого вреда, и чужак вывернулся из хватки, напал сам. Тут уж не имеющему чешуи пушистому коту-дракону пришлось худо. Только и преимущества — две пасти вместо одной да кинжально-острые кошачьи когти. Мурлыка размерами уступал дракону-пришельцу, брал вёрткостью, ускользая от выпадов, стараясь ударить когтями в слабо защищённое брюхо, выдыхал огонь, норовя попасть по крыльям, — как оказалось, огнём он очень даже умел дышать. Пламя, однако, стекало с чешуи, а ответное — подпалило пушистый хвост и едва не спалило усы.
Когда когти чужака пропороли бок, Мурлыка взвыл яростно, вцепился обеими пастями в сустав крыла, повис всей тяжестью, пытаясь одновременно по-кошачьи драть когтями задних лап, — и оба рухнули вниз где-то в лесу.
Сельчане тушили пожар, пытаясь спасти, что можно было, отгоняли подальше от огня уцелевшую скотину, а Вила, в суматохе ускользнув, побежала к лесу. Там ведь — Мурлыка...
А тот дракон — больше и сильнее, кажется. Не справится друг если... даже думать не хотелось об этом.

У опушки Вила остановилась, будто на стену налетела... сделала шаг-другой в нерешительности, а потом развернулась и помчалась в другую сторону. Туда, где круто обрывался заросший соснами яр над каменистым речным берегом. Сорвёшься с такого — не быть живым, руки-ноги сломишь, голову разобьёшь.
Встав на краю, посмотрела вниз и даже зажмурилась. Страшно... Но если смогла сделать невозможное кошка — чем она, человек, любимое дитя бога, как служитель старенький, к их селу приписанный, говорил, хуже? Сказано ведь — «искра божья». И не для себя ведь творил — для людей...
А Мурлыке помощь нужна, и никто, кроме неё, не поможет ведь!
Если очень желаешь сотворить чудо не ради себя, ради другого — разгорится ли искорка, достаточно ли будет шагнуть вниз, чтобы распахнуть крылья?
Вила снова глянула вниз, зажмурилась, прислушиваясь к себе, пытаясь найти ту самую искру и раздуть её в огонёк... и шагнула вперёд, прося неведомо кого — помочь, сотворить чудо. Ветер ударил в лицо... и Вила с воплем полетела вниз.
Долететь она так и не успела — поперёк туловища больно схватила громадная лапа.
Вила даже подумала, что это Мурлыка подоспел, от глупой гибели спас, но нет — у её дракона лапы были мягкие, когти втяжные, а те лапы, что держали сейчас, — жесткие, задевающие кончиками когтей.
Её поставили на землю, и Вила, не удержавшись, плюхнулась на то самое место, которое изрядно пострадало бы, узнай родители о её выходке. Ойкнула — больно, на камни-то! Глаза открывать было страшно.
— Неразумное дитя, — сказал мурлыкающий голос.
Вила осторожно приоткрыла один глаз, увидела близко драконью морду и снова зажмурилась. Это не ласковый Мурлыка, сейчас как слопает!
— Не бойся, я не питаюсь маленькими девочками, — прозвучал второй голос, низкий настолько, что едва можно было разобрать слова.
— Я не маленькая, я уже взрослая! — возмутилась Вила, тут же распахнув глаза.
Алый, будто кровь заката, дракон в броне чешуи, и стройная, гибкая женщина с кошачьей головой в струящихся светлых одеяниях...
— Мау, Мать кошек! — ахнула Вила, на всякий случай отодвигаясь подальше от дракона. Мало ли что он сказал, вдруг проголодается...
Дракон изогнул шею, глядя сверху вниз, и непонятно как Вила поняла, что он улыбается, — будто мысли её читает.
— Что творишь? — с укоризной сказала Мау. — О родителях бы подумала.
— У родителей — три моих сестрёнки и двое братишек, — невежливо огрызнулась Вила, от тревоги за друга позабыв о боязни. — У Мурлыки — я одна, кто ему поможет?! А я не могу без него.
Дракон бессовестно зафыркал, и Мау шлёпнула его по носу.
— Жестокая женщина! — преувеличенно-жалобно прогнусавил дракон, прикрыв нос передними лапами.
— Имей совесть, милый! — строго сказала Мау.
— Теми драконом и кошкой, что в легенде... Были вы?.. — растерявшись от собственной догадки, спросила Вила.
Дракон распустил крыло, приобняв им кошачьеглавую Мать всех кошек. Мау коснулась ласково, взглянула в глаза опустившего к ней голову дракона.
И столько нежности было в жесте и взгляде, что ответа было не нужно, и Вила невольно сглотнула комок в горле. Эти двое — сумели быть вместе, а как же она и Мурлыка?
— Что мне делать? — спросила тихо, безнадёжно. — У меня ничего не вышло... И помочь — не вышло... Он же один из ваших детей! Вы ведь сумели как-то изменить себя, иначе б не были бы вместе — помогите измениться мне!
— Если человек чего-то очень хочет — сам мир пойдёт ему навстречу, — молвил дракон.
— Ты испугалась, — ласково сказала Мау, и длинный кошачий хвост, незаметный раньше, шевельнул траву. — Драконы и кошки — любимые дети мира, но люди — любимые дети творца, создавшего этот мир. Тебе не нужно просить кого-то о помощи, и наша помощь без надобности, ты справишься сама.
— Просто верь, — добавил дракон. — Если ты любишь дракона — в тебе тоже есть дракон. Позови его — и он отзовётся.
— Иди, — сказала Мать кошек. — Людям дано куда больше, чем они про себя знают, у их душ изначально есть крылья. Мы лишь подтолкнём, чтобы ты увидела путь, — прочее ты сделаешь сама. Иди!
Вила поднялась, шагнула неуверенно. Дракон внутри? Отражение того, кого полюбила? Или — своя суть, та самая, крылатая, замиравшая от восторга, когда Мурлыка взмывал в высь со всадницей на спине; заставлявшая забывать о дневных делах и заботах, когда глядела в небо? И как можно — распахнуть те крылья, о которых говорила Мау, сделать их настоящими?
— Иди! — подхлестнул голос дракона.
Вила снова шагнула — раз, другой... а потом побежала, оскальзываясь на камнях.
Взмыв в небо, затрубил алый дракон — и навстречу кличу, указавшему путь, метнулась пушистая драконица, неумело и часто маша крыльями.

* * *
Оба дракона, переломав ветки ближайших деревьев, выкатились на поляну рычаще-шипящим клубком, отпрянули друг от друга, ощерившись зло и выжидая удобный миг для атаки.
Мурлыке, хоть и более ловкому на земле, чем противник, приходилось туго — чешуйчатый дракон норовил подмять под себя, бил бронированным шипастым хвостом, огнём плевался — кусты и трава уже горели, а кошачьи когти скользили по чешуе, лишь изредка доставая крылья. Драконья чешуя огня не боялась, а у пушистого крылатого кота, чихающего от едкого дыма, уже шерсть от жара потрескивала. Это своим пламенем не обожжёшься, как ни старайся, оно только ластиться будет, как живое.
Может быть, и сумел бы победить Мурлыка, а может, проиграл бы чужаку, куда более уязвимый, но нежданно свалившейся на голову драконицы, шипящей, как сотня разъярённых змей, вцепившейся когтями, норовя задеть нежные ноздри, а когтями задних лап деря уже изрядно пострадавшие крылья, пришелец уже не вынес и с позором бежал. Да и не было принято у драконов обижать дракониц, которых и без того осталось мало.
Изрядно потрёпанный Мурлыка, отойдя подальше от огня, нервно вылизывался. Без брони чешуи ему в бою пришлось туго.
Трёхцветная пушистая кошечка-дракон встряхнулась, подождала, пока уляжется вздыбившаяся шёрстка, а из горла — рваться шипение, только тогда, прижав ушки, несмело шагнула вперёд.
— Мурлыка...
Он замер, когда его назвали этим именем. Подняв головы, несколько долгих мгновений разглядывал пристально, ничего не говоря. Только кончик хвоста нервно подёргивался.
— Я совсем-совсем тебе не нравлюсь? — по-детски огорчилась она.
— Вила, моя Вила... — Мурлыка поднялся, шагнул вперёд нерешительно и снова замер. — Это... ты, вправду ты?
— Мы познакомились, когда ты вытащил меня из реки, — напомнила Вила, украдкой стараясь уложить непослушные и ужасно мешающиеся крылья удобнее. Ещё и хвост норовит запутаться между ног... лап. Целых четыре лапы, ужас какой, как же ходить-то с ними? — Я ещё корзинку с ягодами утопила...
На мгновенье задумавшись, какой лапой вперёд ступать, Вила немедленно запуталась и свалилась. Из груди вырвалось короткое обиженное «ммя!»
Мурлыка, кажется, только теперь поверил, в два прыжка оказался рядом, позабыв о ранах и близости огня, вздыбил хвост, распушился, наклоняя головы и по очереди отираясь щеками о бок кошечки-дракона, громко мурлыкая на всю округу.
— Вила, моя Вила, — повторял он. — Как?
— Просто люди, — объяснила с удивлением прислушивающаяся к собственному мурчанию Вила, — тоже могут невозможное. Если очень-очень хотят.

* * *
— Только не сражайся больше, не надо, — попросил Мурлыка. — А если б тебе навредил, когда ты набросилась?
Вила скромно промолчала, мысленно пообещав себе никогда не рассказывать Мурлыке, что вообще-то испугалась ужасно и, может, и не вмешалась бы в драку, но попросту не справилась с лишними конечностями, потому и рухнула на этого чешуйчатого. Удачно, правда, — удирал-то как! Она только во вкус вошла...
Странно было ощущать себя прежней Вилой, зная, как изменилась внешне. Наверное, придётся ещё привыкать к тому, что она не человек больше. И родителям не покажешься...
— Я подарю тебе небо и весь мир, такой, какой он только для драконов, — лежащий бок о бок с Вилой, накрыв одним крылом, Мурлыка, будто почуяв, что она загрустила, ласково прикусил бело-розовое ушко. — Я ещё и кот, а потому, если желаешь — выцарапаю звёзды с неба и положу их у твоих лапок...
— Не нужно, — смущаясь, попросила Вила; непослушные крылья, дрогнув, распустились и неуклюже сложились вновь. — Звёзды — они ведь внутри нас.
Звёзды мерцали безмолвно, а через всё небо раскинулась светлая тропа, по которой когда-то пришли в мир драконы.
И, наверное, ласково улыбались, глядя на своих — есть у них крылья или нет — детей, кошачьеглавая Мау и алый дракон.

*ягода, растущая в лесу — мелкая, буровато-красная, от которой вечно не отделишь чашелистики — это именно клубника. В саду (есть и лесная, впрочем) у нас растёт земляника (крупная, плоды более вытянуты, яркого цвета)

@темы: ...прозваньем - дракон, кошки, дети Мау, сказки

Comments

[Манулская]

Туоми Тууликки,
такая чудесная сказка, я даже прослезилась, как переживала за Мурлыку и Вилу) так здорово, что они всё-таки смогли быть вместе, мур-мур-мур) спасибо)

[Туоми Тууликки]

Манулская, я очень рада, что вам понравилось