В моих снах цветы тают и распускается снег... ©
Сидящий на речном берегу Летний Дождь был всё ещё немного сонным и растерянным, чуточку встрёпанным, будто русалка после зимней спячки. Глядя на него, полусонного, и маленькая полосатая кошка зевнула, показывая острые клычки и розовый язычок.
Покогтила полу длинных одежд — на тех, серебристых и текучих, ровно вода — в границах, — и следа не осталось. Взмуркнув, отёрлась пушистой щекой о прохладные ладони, пока наконец её собственный Дождь не обратил взгляд на неё.
— А, кошенька... Ясно ли было тебе солнце, пока я спал?
— Русалочий родич, — вздохнула полосатая кошка.
Целую зиму, долгую, одинокую и тоскливую зиму этот лохмато-зелёный и текучий спал! Спал вместо того, чтоб уйти следом за птицами в тёплые края — сестрицы хвостатые и рады были приветить.
— Вот погоди, кошенька, проснусь окончательно и обрадуюсь тебе как следует, — пообещал Дождь.
Он сосредоточенно глядел вниз, но речные воды напрочь отказывались отражать его облик.
— Совсем истончился, прозрачным стал, — ворчливо заметила кошка и принялась вылизывать лапку.
Мир лета и мир зимы, мир рядом и мир людей — слишком много для одного беззаботного Летнего Дождя. Он всё-таки — не кошка.
Всякая кошка знает, как рискованно переходить из мира в мир, так легко оставить там часть себя и не заметить, только потом начнёшь таять, истончаться, пока не станешь совсем прозрачным, и твой собственный мир не позабудет тебя. Клок тумана поутру развеет ветер — и нет тебя. Оттого-то кошки и предпочитают ходить по грани, не пересекая порог, видя неявное, но не принадлежа ему, как и не принадлежа до конца миру явному.
Всякая кошка принадлежит только сама себе. Зато ей — целый мир. Ну или вот Дождь.
— Это всё зима, — Дождь улыбнулся ей, провёл легко ладонью по тёплым ушкам. — Зябко... Не волнуйся так, кошенька, я стану прежним, едва придёт первая гроза.
Зябко, даже русалки не водят ещё хороводы, никак проснуться не могут, ну а Дождь — близкий их родич, сестрицами кличет.
— Давно пора, — муркнула кошка. — Весенний твой сородич явно пренебрегает обязанностями: воздух сух, трава в рост не идёт, зато солнечный кот в небе и рад — так и сияет! Да что толку...
Дождь встрепенулся, наклонил голову к плечу, прислушался к чему-то, напомнив немного насторожённую птицу.
— Поёт…
Кошка вопросительно муркнула.
— Тот, что приходит весною и смывает снег. Чья печаль зовёт...
Дождь вновь замер неподвижно, лишь чуть голову запрокинул, подставляя лицо ветру. Кошка, терпеливо прождавшая и одно мурчание, и два, забеспокоилась: этак прорастёт ещё, корни пустит в высокий, уже лохматый от травки берег, а то и зацветёт. Дивное создание, куда уж там скромным божественным четырёхлапым-мурчащим!
Зато длинные пряди из золотящихся, пожухших на концах, будто трава по осени, вновь стали тёмно-зелёными, шёлковыми, а тонкие пальцы — кошка осторожно прикусила их — чуть менее прозрачными.
Дождь наконец встрепенулся, улыбнулся кошке, потом пошептал что-то низко склонившейся над водой иве, погладил по стволу (лучше б её погладил, право слово, — подумалось маленькой кошке) — та и протянула к нему ветвь. Стоило коснуться — и веточки остались в руках.
Кошка и умываться нервно перестала, даже позабыв лапку опустить: следила, как Дождь бережно сплетает из веточек венок, возлагает на голову — а те и распустились мигом, зазеленели. Лучшая из корон!
— Идём, кошенька.
Дождь походя рассеянно огладил зелёные поникшие головки одуванчиков, и те мигом распушились под его ладонью, что твои солнечные котята.
Кошка даже мурлыкнула им, как мурлыкнула бы котятам.
— Куда мы идём? — спеша догнать, спросила кошка.
Выбор следовать за Дождём был сделан давно, в конце концов, должен же кто-то за ним присматривать, но она не была б кошкой, не родись любопытство раньше нее.
В самом деле, чтоб она, кошка, ни говорила, но время летнего Дождя ещё не пришло, да и сам он едва проснулся, а уже куда-то спешит!
— Искать весеннего брата, — ответил ей Дождь, скользя по траве, что за ним становилась пышнее и ярче, так что маленькой кошке уже пришлось высоко задирать голову и буквально выпутываться из назойливых стеблей.
Услыхав это, кошка прыгнула вперёд, распушилась почти до неприличия (всё же она была благовоспитанной кошкой!), зашипела, преградив дорогу:
— Он — чужой! Ты — Дождь, соткан из воды, родич русалок, он же... от него пахнет водой и тоской, он приносит воды с собой, но он — другой природы!
— Ну так что же? — сказал Дождь, явно не собирающийся соблюдать правила: негоже приходить не в своё время, негоже лету покушаться на владения весны или осени. — Он — другой, но мне — брат. Ему и мне поёт небесная вода!
Твоя вода чиста, как объяснить тебе, что нельзя допустить, чтоб воды эти помутнели?..
Но что толку ото всей кошачьей мудрости, если этот родич русалочий никогда не слушает! Не переупрямишь воду — что ей препятствия, ежели она просто обойдёт любое!
— Кошенька, — Дождь наклонился, протянул ей руки, и кошка, помедлив, величаво ступила на ладони передними лапками, позволила себя поднять. — У меня есть твоя дружба, надеюсь, у тебя — есть я целиком, ведь кому в голову придёт делить дождь! Я слышу, как поёт его печаль, как зовёт одиночество — это и разбудило меня.
— Делай, как кошки, — только и отозвалась на это маленькая кошка, польщённая тем, что Дождь соблюл все правила вежества, что требуются в разговоре с мурчащими.
Ни одна кошка не может быть чьей-то, и всякая кошка поступает только так, как вздумается ей.
— Но само время разводит вас, как ты думаешь встретиться?
— Ах, — сказал Дождь, неслышно ступая — что ему обувь, коли он и идя — плывёт по воде! — Город поможет нам. Довольно лишь сказать Слово!
Конечно, Город был живым — это знала всякая кошка; он открывал для мурчащих свои пути — главное вовремя попросить и успеешь уйти от любой беды по тропе, что приведёт куда-то… или даже когда-то — тут уж сам Город как пожелает. Город любил кошек (кто б мог не любить, захоти лишь самая маленькая кошка!), а мурчащие любили его — и каменный лес, и прирученный зелёный, тень настоящего, и само странноватое, но добродушное, вроде пса, выросшего с кошкой в одной доме, создание.
Дождь пропел переливчато, как мог бы звонкий лесной ручей, длинное Слово — и за пеленой воды, за длинными косыми струями дрогнули размытые контуры домов, открылся путь.
Враз вымокшая маленькая кошка зашипела сердито, вцепилась коготками в плечо.
— Не мне на сей раз поёт небесная вода, нет над нею моей власти, — сказал Дождь, укрывая кошку рукавами струящихся одежд. — Не моё время!
Весенний Дождь неслышно переступал сапожками, лишь хрустально позвякивала подвеска у виска, путаясь в пепельных прядях, похожих на перья (у кошки немедленно зачесались лапки), и если её Дождь был рассеянным, то этот — и вовсе нездешним, глядел не видя.
И отшатнулся насторожённо, лишь когда свистнул ветер, свился вокруг змеиным кольцом.
Если Летний Дождь нимало не походил ни на кого (ну разве чуточку — на русалок), дождь, вода, даже если она ходит и говорит, и есть вода, то от Весеннего, походившего, казалось бы, на людей, веяло чем-то чужим, нездешним, что совершенно не нравилось маленькой кошке. Летний вписывался в этот мир, Весенний был ему чужим.
— Да поёт тебе звонче небесная вода, весенний брат, — сказал Летний Дождь.
Кошка с гордостью подумала, что этот водяной котёнок небезнадёжен: мурлыкать у него получается уже неплохо. Вон и весенний чуточку расслабился.
— Пусть утекут твои снега ручьями, — отозвался Весенний.
— Вырастают из камней города, из снежинок вырастают ледники, тают льды — бегут ручейки, плывут по ним бумажные корабли, становятся реками ручейки, вырастают в лодки игрушки детской руки,— нараспев сказал Летний, — дойдут до моря — распахнут крылья парусами громадные корабли…
Кошка по рукаву взобралась на плечо, укрылась за тёмно-зелёными шёлковыми прядями, высунула осторожно мордочку, озадаченно наблюдая, как капли воды, повинуясь плавному взмаху рук её Дождя рисуют странный узор в воздухе.
Ох, накличет беду на себя, не его ведь время!
Ерошащий загривок прозрачный лохматый змей-ветер озадаченно притих, а Весенний Дождь, будто зачарованный, шагнул вперёд.
Замурчал его, клянусь своими полосками, — восхитилась кошка. Тревогу и недоверие замурчал, свил из слов, из водных струй колдовство. Русалочий родич!
— Весенний брат... — Летний Дождь протянул ему обе руки, и Весенний, помедлив бесконечное мгновение, вложил свои ладони.
И зачем-то зажмурился.
Почему-то сейчас впервые он не чувствовал себя потерянным, и впервые не было зябко.
— Ты не будешь больше один, — сказал Летний Дождь.
Ветер свил-развил кольца призрачного змеистого тела, весело свистнул, взъерошил пепельные пряди, и тонко зазвенела хрустальная подвеска у виска.
Не истаяло забвение в памяти, хранящей лишь события этой весны, Весенний Дождь не вспомнил себя, давным-давно потерянного, но осознал — младшим братом. Те узы, благодаря которым отступит одиночество холодной весны.
Текучий летний брат и его мурчащая — будут помнить, и Весенний Дождь не истает призраком, клоком тумана с приходом летнего тепла. Если будут хранить воспоминания о нём, будут хранить его память — то он обязательно вернётся.
Пел без слов Весенний Дождь, вторя ему, играл на струях, шёл — Летний.
А лохматый змей-весенний ветер — не прозрачный даже, белый, как молоко — снова напился из блюдечек, оставленных на ночь для фейри, — укрывал крыльями маленькую полосатую кошку, чтоб не промокла.
И на голове Весеннего Дождя красовался венок из веточек ивы.
Покогтила полу длинных одежд — на тех, серебристых и текучих, ровно вода — в границах, — и следа не осталось. Взмуркнув, отёрлась пушистой щекой о прохладные ладони, пока наконец её собственный Дождь не обратил взгляд на неё.
— А, кошенька... Ясно ли было тебе солнце, пока я спал?— Русалочий родич, — вздохнула полосатая кошка.
Целую зиму, долгую, одинокую и тоскливую зиму этот лохмато-зелёный и текучий спал! Спал вместо того, чтоб уйти следом за птицами в тёплые края — сестрицы хвостатые и рады были приветить.
— Вот погоди, кошенька, проснусь окончательно и обрадуюсь тебе как следует, — пообещал Дождь.
Он сосредоточенно глядел вниз, но речные воды напрочь отказывались отражать его облик.
— Совсем истончился, прозрачным стал, — ворчливо заметила кошка и принялась вылизывать лапку.
Мир лета и мир зимы, мир рядом и мир людей — слишком много для одного беззаботного Летнего Дождя. Он всё-таки — не кошка.
Всякая кошка знает, как рискованно переходить из мира в мир, так легко оставить там часть себя и не заметить, только потом начнёшь таять, истончаться, пока не станешь совсем прозрачным, и твой собственный мир не позабудет тебя. Клок тумана поутру развеет ветер — и нет тебя. Оттого-то кошки и предпочитают ходить по грани, не пересекая порог, видя неявное, но не принадлежа ему, как и не принадлежа до конца миру явному.
Всякая кошка принадлежит только сама себе. Зато ей — целый мир. Ну или вот Дождь.
— Это всё зима, — Дождь улыбнулся ей, провёл легко ладонью по тёплым ушкам. — Зябко... Не волнуйся так, кошенька, я стану прежним, едва придёт первая гроза.
Зябко, даже русалки не водят ещё хороводы, никак проснуться не могут, ну а Дождь — близкий их родич, сестрицами кличет.
— Давно пора, — муркнула кошка. — Весенний твой сородич явно пренебрегает обязанностями: воздух сух, трава в рост не идёт, зато солнечный кот в небе и рад — так и сияет! Да что толку...
Дождь встрепенулся, наклонил голову к плечу, прислушался к чему-то, напомнив немного насторожённую птицу.
— Поёт…
Кошка вопросительно муркнула.
— Тот, что приходит весною и смывает снег. Чья печаль зовёт...
Дождь вновь замер неподвижно, лишь чуть голову запрокинул, подставляя лицо ветру. Кошка, терпеливо прождавшая и одно мурчание, и два, забеспокоилась: этак прорастёт ещё, корни пустит в высокий, уже лохматый от травки берег, а то и зацветёт. Дивное создание, куда уж там скромным божественным четырёхлапым-мурчащим!
Зато длинные пряди из золотящихся, пожухших на концах, будто трава по осени, вновь стали тёмно-зелёными, шёлковыми, а тонкие пальцы — кошка осторожно прикусила их — чуть менее прозрачными.
Дождь наконец встрепенулся, улыбнулся кошке, потом пошептал что-то низко склонившейся над водой иве, погладил по стволу (лучше б её погладил, право слово, — подумалось маленькой кошке) — та и протянула к нему ветвь. Стоило коснуться — и веточки остались в руках.
Кошка и умываться нервно перестала, даже позабыв лапку опустить: следила, как Дождь бережно сплетает из веточек венок, возлагает на голову — а те и распустились мигом, зазеленели. Лучшая из корон!
— Идём, кошенька.
Дождь походя рассеянно огладил зелёные поникшие головки одуванчиков, и те мигом распушились под его ладонью, что твои солнечные котята.
Кошка даже мурлыкнула им, как мурлыкнула бы котятам.
— Куда мы идём? — спеша догнать, спросила кошка.
Выбор следовать за Дождём был сделан давно, в конце концов, должен же кто-то за ним присматривать, но она не была б кошкой, не родись любопытство раньше нее.
В самом деле, чтоб она, кошка, ни говорила, но время летнего Дождя ещё не пришло, да и сам он едва проснулся, а уже куда-то спешит!
— Искать весеннего брата, — ответил ей Дождь, скользя по траве, что за ним становилась пышнее и ярче, так что маленькой кошке уже пришлось высоко задирать голову и буквально выпутываться из назойливых стеблей.
Услыхав это, кошка прыгнула вперёд, распушилась почти до неприличия (всё же она была благовоспитанной кошкой!), зашипела, преградив дорогу:
— Он — чужой! Ты — Дождь, соткан из воды, родич русалок, он же... от него пахнет водой и тоской, он приносит воды с собой, но он — другой природы!
— Ну так что же? — сказал Дождь, явно не собирающийся соблюдать правила: негоже приходить не в своё время, негоже лету покушаться на владения весны или осени. — Он — другой, но мне — брат. Ему и мне поёт небесная вода!
Твоя вода чиста, как объяснить тебе, что нельзя допустить, чтоб воды эти помутнели?..
Но что толку ото всей кошачьей мудрости, если этот родич русалочий никогда не слушает! Не переупрямишь воду — что ей препятствия, ежели она просто обойдёт любое!
— Кошенька, — Дождь наклонился, протянул ей руки, и кошка, помедлив, величаво ступила на ладони передними лапками, позволила себя поднять. — У меня есть твоя дружба, надеюсь, у тебя — есть я целиком, ведь кому в голову придёт делить дождь! Я слышу, как поёт его печаль, как зовёт одиночество — это и разбудило меня.
— Делай, как кошки, — только и отозвалась на это маленькая кошка, польщённая тем, что Дождь соблюл все правила вежества, что требуются в разговоре с мурчащими.
Ни одна кошка не может быть чьей-то, и всякая кошка поступает только так, как вздумается ей.
— Но само время разводит вас, как ты думаешь встретиться?
— Ах, — сказал Дождь, неслышно ступая — что ему обувь, коли он и идя — плывёт по воде! — Город поможет нам. Довольно лишь сказать Слово!
Конечно, Город был живым — это знала всякая кошка; он открывал для мурчащих свои пути — главное вовремя попросить и успеешь уйти от любой беды по тропе, что приведёт куда-то… или даже когда-то — тут уж сам Город как пожелает. Город любил кошек (кто б мог не любить, захоти лишь самая маленькая кошка!), а мурчащие любили его — и каменный лес, и прирученный зелёный, тень настоящего, и само странноватое, но добродушное, вроде пса, выросшего с кошкой в одной доме, создание.
Дождь пропел переливчато, как мог бы звонкий лесной ручей, длинное Слово — и за пеленой воды, за длинными косыми струями дрогнули размытые контуры домов, открылся путь.
Враз вымокшая маленькая кошка зашипела сердито, вцепилась коготками в плечо.
— Не мне на сей раз поёт небесная вода, нет над нею моей власти, — сказал Дождь, укрывая кошку рукавами струящихся одежд. — Не моё время!
Весенний Дождь неслышно переступал сапожками, лишь хрустально позвякивала подвеска у виска, путаясь в пепельных прядях, похожих на перья (у кошки немедленно зачесались лапки), и если её Дождь был рассеянным, то этот — и вовсе нездешним, глядел не видя.
И отшатнулся насторожённо, лишь когда свистнул ветер, свился вокруг змеиным кольцом.
Если Летний Дождь нимало не походил ни на кого (ну разве чуточку — на русалок), дождь, вода, даже если она ходит и говорит, и есть вода, то от Весеннего, походившего, казалось бы, на людей, веяло чем-то чужим, нездешним, что совершенно не нравилось маленькой кошке. Летний вписывался в этот мир, Весенний был ему чужим.
— Да поёт тебе звонче небесная вода, весенний брат, — сказал Летний Дождь.
Кошка с гордостью подумала, что этот водяной котёнок небезнадёжен: мурлыкать у него получается уже неплохо. Вон и весенний чуточку расслабился.
— Пусть утекут твои снега ручьями, — отозвался Весенний.
— Вырастают из камней города, из снежинок вырастают ледники, тают льды — бегут ручейки, плывут по ним бумажные корабли, становятся реками ручейки, вырастают в лодки игрушки детской руки,— нараспев сказал Летний, — дойдут до моря — распахнут крылья парусами громадные корабли…
Кошка по рукаву взобралась на плечо, укрылась за тёмно-зелёными шёлковыми прядями, высунула осторожно мордочку, озадаченно наблюдая, как капли воды, повинуясь плавному взмаху рук её Дождя рисуют странный узор в воздухе.
Ох, накличет беду на себя, не его ведь время!
Ерошащий загривок прозрачный лохматый змей-ветер озадаченно притих, а Весенний Дождь, будто зачарованный, шагнул вперёд.
Замурчал его, клянусь своими полосками, — восхитилась кошка. Тревогу и недоверие замурчал, свил из слов, из водных струй колдовство. Русалочий родич!
— Весенний брат... — Летний Дождь протянул ему обе руки, и Весенний, помедлив бесконечное мгновение, вложил свои ладони.
И зачем-то зажмурился.
Почему-то сейчас впервые он не чувствовал себя потерянным, и впервые не было зябко.
— Ты не будешь больше один, — сказал Летний Дождь.
Ветер свил-развил кольца призрачного змеистого тела, весело свистнул, взъерошил пепельные пряди, и тонко зазвенела хрустальная подвеска у виска.
Не истаяло забвение в памяти, хранящей лишь события этой весны, Весенний Дождь не вспомнил себя, давным-давно потерянного, но осознал — младшим братом. Те узы, благодаря которым отступит одиночество холодной весны.
Текучий летний брат и его мурчащая — будут помнить, и Весенний Дождь не истает призраком, клоком тумана с приходом летнего тепла. Если будут хранить воспоминания о нём, будут хранить его память — то он обязательно вернётся.
Пел без слов Весенний Дождь, вторя ему, играл на струях, шёл — Летний.
А лохматый змей-весенний ветер — не прозрачный даже, белый, как молоко — снова напился из блюдечек, оставленных на ночь для фейри, — укрывал крыльями маленькую полосатую кошку, чтоб не промокла.
И на голове Весеннего Дождя красовался венок из веточек ивы.
@темы: весна, лето, сказка о Дожде
-
-
28.05.2019 в 19:07-
-
28.05.2019 в 19:09-
-
28.05.2019 в 19:11-
-
29.05.2019 в 00:37-
-
29.05.2019 в 11:31-
-
29.05.2019 в 11:33VatraiLed,