В моих снах цветы тают и распускается снег... ©
Кот сидит напротив; в зелёных кошачьих глазах мерцаньем огоньков отсчитывается время.
С двенадцатым ударом часов кот, встрепенувшись, заговаривает человеческим голосом.
— Наконец-то, — говорит он, разворачивая полосатые крылья. — Здравствуй ещё раз, познакомимся заново, будто ты не знаешь меня уже столько лет. Я — Марс, ангел-кот, а эта ночь принадлежит и ангелам тоже, даже ангелам кошачьим.
— Хоть ты и крылья отрастил, всё одно кот, — бурчит пёс. — Ты не удивляйся, хозяйка, такая уж эта ночь, что ты слышишь нас.
— Пойдём, — зовёт ангел-кот, вспрыгнув на подоконник, за которым — ветви в снегу, и свет фонарей, и синяя мгла. — Ты ведь всегда хотела чуда! В небе уже зажглась та звезда, что указует путь желающим его найти и желающим обрести чудо. Пойдём!
Лохматый пёс Малыш вертится вокруг, взмахивая пышным хвостом так, что боишься — вот-вот отвалится:
— Пойдём-пойдём, на сей раз я согласен с котом, пусть за окном темно, в эту ночь я не боюсь темноты, и любого стужа-зверя, под лапами которого скрипит снег, а от дыхания — потрескивает воздух, покусаю за пятки, чтоб тебя не обижал.
Снаружи — рыжи фонари, за кругом света — ползут, изгибаются синеватые тени, танцуют, плетут два кружева ветви деревьев на ветру, вместо привычного снега мерцают рассыпанные кем-то алмазная крошка, и бриллианты, и серебро.
Свистят тихонько, будто свиристели, маленькие снежные ангелы, взмахивают крыльями, роняя надетые фонарями снежные шапки.
Маленький пёс проваливается в драгоценный сугроб — лишь уши и хвост-флаг торчат, кот же, распахнув крылья, важно шествует по снегу, не оставляя следов.
Один за другим гаснут рыжие фонари: свет — лишь помеха волшебству, а в темноте лучше видно звёзды. И — по взмаху полосатого крыла — падает тишина. Упав, встряхивается — с лохматой шкуры сыпется снег — обнимает мир мягкими лапами.
Пёс добывает из снега упавшие звёзды, приносит, кладёт у ног.
— Ступай осторожнее, — советует кот. — Звенят на поясе ключи и бродит вон там свита двуликого князя снегов и волков.
У ползущей тени — волчья голова.
Звёзды цветут и беззвучно поют, качается в небе месяц и мир раскрывает волшебные ангельские крыла, и, сотканная кем-то из света луны и звёзд, ложится поверх снега тропа, змеясь меж сплётших ветви аркою лохматых от снега елей.
— Для каждого — своя тропа, — говорит кот Марс, удерживая край выгибающей спинку, норовящей удрать тропы когтями.
Пёс щёлкает зубами, отгоняя ползущие тени, первым вспрыгивает на тропу — успеть бы до утра.
В небе путь указует звезда.
Если успеть, пока горит звезда, дойти туда, где за снежной завесой тает горизонт, где — незамерзающие гавани и снежные корабли облаками в небесах, то обретёшь давно потерянное и позабытое, о чём мечтаешь лишь в волшебную ночь.
Сугробы под тропой — добродушные ленивые звери, мех мерцает искрами, а пёс, в чью белоснежную гриву тоже вплелись алмазные искорки, на всякий случай рычит.
Бок о бок ступает крылатый кот.
Но горизонт всё так же далёк, и вот уже тихо гаснет звезда, что взойдёт через год, и звери-сугробы подставляют спины, чтоб мягко было упасть: исчезает моя тропа.
Уходящая ночь треплет пса по ушам, кота за ушами.
Пёс заглядывает в глаза и грустно вздыхает, метёт снег хвостом:
— Не грусти, если б можно было добыть чудо, я бы принёс его тебе, хочешь, найду для тебя не погасшую падучую звезду, чтоб желание сбылось?..
Кот поднимает крыло, подпихивает лапой — крохотный пушистый светлый огонёк чуда качается на неокрепших лапках.
— Это ночь волшебства, а я ведь всё-таки ангел, — говорит кот, — пусть крылья мои полосаты, и малы мои чудеса.
Гаснут одна за другой звёзды в светлеющих небесах, ворочаются, засыпая, звери-сугробы и уползают, затаясь, синие тени.
В глазах кота зелёными огоньками отсчитывается время.
И лишь когда лохматый пёс и бело-пятнистый кот развеиваются предутренним сном, вспоминаю, что нет их рядом давно.
...Видишь, там, в ночи, взошла Звезда, и бежит за горизонт сплетённая из света звёзд и позабытых снов тропа?..
С двенадцатым ударом часов кот, встрепенувшись, заговаривает человеческим голосом.
— Наконец-то, — говорит он, разворачивая полосатые крылья. — Здравствуй ещё раз, познакомимся заново, будто ты не знаешь меня уже столько лет. Я — Марс, ангел-кот, а эта ночь принадлежит и ангелам тоже, даже ангелам кошачьим.
— Хоть ты и крылья отрастил, всё одно кот, — бурчит пёс. — Ты не удивляйся, хозяйка, такая уж эта ночь, что ты слышишь нас.
— Пойдём, — зовёт ангел-кот, вспрыгнув на подоконник, за которым — ветви в снегу, и свет фонарей, и синяя мгла. — Ты ведь всегда хотела чуда! В небе уже зажглась та звезда, что указует путь желающим его найти и желающим обрести чудо. Пойдём!
Лохматый пёс Малыш вертится вокруг, взмахивая пышным хвостом так, что боишься — вот-вот отвалится:
— Пойдём-пойдём, на сей раз я согласен с котом, пусть за окном темно, в эту ночь я не боюсь темноты, и любого стужа-зверя, под лапами которого скрипит снег, а от дыхания — потрескивает воздух, покусаю за пятки, чтоб тебя не обижал.
Снаружи — рыжи фонари, за кругом света — ползут, изгибаются синеватые тени, танцуют, плетут два кружева ветви деревьев на ветру, вместо привычного снега мерцают рассыпанные кем-то алмазная крошка, и бриллианты, и серебро.
Свистят тихонько, будто свиристели, маленькие снежные ангелы, взмахивают крыльями, роняя надетые фонарями снежные шапки.
Маленький пёс проваливается в драгоценный сугроб — лишь уши и хвост-флаг торчат, кот же, распахнув крылья, важно шествует по снегу, не оставляя следов.
Один за другим гаснут рыжие фонари: свет — лишь помеха волшебству, а в темноте лучше видно звёзды. И — по взмаху полосатого крыла — падает тишина. Упав, встряхивается — с лохматой шкуры сыпется снег — обнимает мир мягкими лапами.
Пёс добывает из снега упавшие звёзды, приносит, кладёт у ног.
— Ступай осторожнее, — советует кот. — Звенят на поясе ключи и бродит вон там свита двуликого князя снегов и волков.
У ползущей тени — волчья голова.
Звёзды цветут и беззвучно поют, качается в небе месяц и мир раскрывает волшебные ангельские крыла, и, сотканная кем-то из света луны и звёзд, ложится поверх снега тропа, змеясь меж сплётших ветви аркою лохматых от снега елей.
— Для каждого — своя тропа, — говорит кот Марс, удерживая край выгибающей спинку, норовящей удрать тропы когтями.
Пёс щёлкает зубами, отгоняя ползущие тени, первым вспрыгивает на тропу — успеть бы до утра.
В небе путь указует звезда.
Если успеть, пока горит звезда, дойти туда, где за снежной завесой тает горизонт, где — незамерзающие гавани и снежные корабли облаками в небесах, то обретёшь давно потерянное и позабытое, о чём мечтаешь лишь в волшебную ночь.
Сугробы под тропой — добродушные ленивые звери, мех мерцает искрами, а пёс, в чью белоснежную гриву тоже вплелись алмазные искорки, на всякий случай рычит.
Бок о бок ступает крылатый кот.
Но горизонт всё так же далёк, и вот уже тихо гаснет звезда, что взойдёт через год, и звери-сугробы подставляют спины, чтоб мягко было упасть: исчезает моя тропа.
Уходящая ночь треплет пса по ушам, кота за ушами.
Пёс заглядывает в глаза и грустно вздыхает, метёт снег хвостом:
— Не грусти, если б можно было добыть чудо, я бы принёс его тебе, хочешь, найду для тебя не погасшую падучую звезду, чтоб желание сбылось?..
Кот поднимает крыло, подпихивает лапой — крохотный пушистый светлый огонёк чуда качается на неокрепших лапках.
— Это ночь волшебства, а я ведь всё-таки ангел, — говорит кот, — пусть крылья мои полосаты, и малы мои чудеса.
Гаснут одна за другой звёзды в светлеющих небесах, ворочаются, засыпая, звери-сугробы и уползают, затаясь, синие тени.
В глазах кота зелёными огоньками отсчитывается время.
И лишь когда лохматый пёс и бело-пятнистый кот развеиваются предутренним сном, вспоминаю, что нет их рядом давно.
...Видишь, там, в ночи, взошла Звезда, и бежит за горизонт сплетённая из света звёзд и позабытых снов тропа?..
Убегающая тропинка, хвост-флаг и другие живые детали, они действительно как будто перед глазами развёртываются.
И ещё, как-то так хорошо получилось с этим отстранённым и охватывающим всё "я" - как будто перспектива внезапно меняется, и вот ты видел кота, пса, разные уголки их мира, а тут будто взмыл над землей и смотришь на всё-всё с высоты.