В моих снах цветы тают и распускается снег... ©

...Если утром поздней осени рано-рано, едва распахнёт на пушистом сером небе крылья — розовые, золотые, оранжевые — жар-птица, выскользнуть из дому (и погладь рыжий уснувший фонарь напротив — на удачу, ведь фонари — дети осени) и пойти в сонный парк, укутанный туманом, не желающий просыпаться, и ступать по золоту на серой брусчатке осторожно, чтобы оно не превратилось в черепки, и, свернув, нырнуть меж двух переплётших колючие ветви пламенеющих кустов боярышника — в парке незнакомом из-за сонных неясных берёз, из-за вязов и диких яблонь, из тумана, где блуждают воспоминанья и сны увядших листов, выйдет к тебе единорог.
Печальный, как позабытый дивный сон, процокает по серому камню раздвоёнными копытами он — жемчугом мерцает шкура, паутинного шёлка грива и хвост, янтарные звёзды глаз, витой злато-хрустальный во лбу рог.
Протяни в ладонях радость сбывшегося чуда, ведь дивные созданья живут, пока мы верим в них, и от твоей радости жемчужно-туманный единорог вдруг станет явственно плотней, будто ближе к миру людей; после — яблоком угости.
Единорог, пахнущий первыми морозами осени, тронет яблоко губами — и то поблекнет вдруг, лишившись сути; вздохнёт, положит голову тебе на плечо — и сердце распустится цветком.
С хрусталём первых робких солнца лучей, с пеньем тихим тополей растает дивный единорог, унеся твоё отраженье в глубине янтарных очей.
Всё пройдёт, радости и горести уйдут, пролетят годы — но навсегда останутся с тобой радость и нежная печаль тайного чуда. В час печали напомни себе: где-то по грани яви и сна бродит златорогая мечта моя.
И отражение в зеркале улыбнётся янтарными глазами.
...Если поздней осенью утром рано-рано прийти в спящий старый парк, не потревожив его сон, проскользнуть, как в ворота, меж боярышника ветвей — из тумана соткётся, выйдет к тебе из янтарного сердца осени жемчужный единорог.