Пояснение: повествование вышло нелинейным; здесь - наше время и наш мир;
Краткое содержание: тот, кто был Небесным принцем, рождён человеком и не помнит себя. Но помнит - музыку. А драконы всегда хранят верность тем, кого любят.
Использованы цитаты из сказки
"Небесный принц и мечта водяного змея", которая, собственно, и есть начало истории
...Сперва была музыка. Когда мир рождался в пламени творения, звучала, должно быть, дивная симфония - и ни одному смертному не под силу сыграть ту божественную музыку. Мир и поныне звучал отголосками той, первой мелодии, сплетающейся с музыкой тех, кто жил в этом мире, мелодией звучала каждая душа - ясные, незамутнённые души звучали чистой нежной флейтой; скрипкой звучали души тех, для кого превыше всего было знание; диссонансом обрывалась, едва зазвучав, мелодия слабых, мутных душ; те, кому д
олжно совершить многое, хорошее или ужасное, - звучали органом; фортепиано, лунной сонатой звучали души мечтателей, - и он удивлялся, как же никто другой не слышит этой музыки.
Наверное, потому он и стал музыкантом - чтобы донести до людей ту музыку, что звучала в мире, и чтобы унять свой собственный огонь, что жёг изнутри и унимался, укрощённый лишь музыкой. Не известность ему была нужна - он просто не мог не играть, не мог без музыки, как не мог не дышать - это была его жизнь.
Во сне приходила мелодия, пели под руками струны циня и таилась рядом смутная змеистая тень. Просыпаясь с чувством потери, от которого больно сжималось сердце, наяву он не мог вспомнить ту,
единственную, мелодию.
Порой отражение в зеркале казалось чуждым, будто отражался кто-то другой, и, заглянув зазеркальному
чужому двойнику в глаза, он поспешно отводил взгляд. Чуждо звучало иногда и собственное имя - разве так его зовут?.. Даже сценический псевдоним кажется ближе.
читать дальшеМнилось во сне, когда снова приходил призрак мелодии, ещё чуть-чуть - и он вспомнит что-то очень важное, может быть, даже себя самого, но стоило проснуться - и мелодия ускользала, не даваясь. И он, садясь за рояль, снова и снова повторял один и тот же отрывок, силясь вспомнить остальное. Наяву пальцы знали клавиши, не струны древнего циня...
Сияли отражением странного, неземного неба, золотые глаза, змеистый силуэт свивал кольца у ног в терпеливом ожидании; он же, куда крупнее, парил в небе, танцуя мелодию, что играл древний цинь.
Мелодия, которую никто никогда не складывал и не играл, преследовала его всю жизнь, не давая покоя, тревожила и бередила душу. Сыграть полностью её никогда не удавалось, как и не удавалось вспомнить что-то позабытое и важное, потерянное давным-давно, и порой он думал в сердцах, что лучше бы и не вспоминать. Хорошее, светлое остаётся пусть не памятью, но теплом в сердце, а забывают, не желая больше помнить, то, что причинило боль. Нужна ли такая память, что была, верно, отзвуком прошлой жизни? Мир милосерден к своим детям, не позволяя помнить, кем они были прежде.
Жаль, что забывают и тех, кто был рядом, ведь можно уже никогда не узнать друг друга вновь.
Сияющие расплавленным золотом глаза...
"Магия похожа на музыку. Кто-то всю жизнь слышит её внутри, а кто-то, как ни старайся, не сыграет и простенькой мелодии..."
Отчего-то ему казалось, что он позабыл кого-то важного для себя... хотя едва ли был общительнее, чем сейчас, не сторонясь людей, но и не стремясь сближаться с ними. Играя, забывшись, он вскидывал голову, ожидая увидеть кого-то рядом, того, кто понимал, кто всегда любил его музыку - и снова не видел никого, удивляясь своему невольному разочарованию.
И старался не замечать непроходящей горечи в глазах зеркального не-своего двойника, как и не замечать ластящийся к рукам с детских лет огонь - во время пожара у родителей его одного пламя не тронуло, не обожгло, а будто расступилось... Иногда казалось, что тот огонь так и поселился где-то в груди, заставляя творить, жить музыкой, не позволяя свернуть с пути.
Выходя на сцену, он споткнулся, ощутив неожиданно остро чей-то взгляд. Смотрели неотрывно, ожидающе, и взгляд этот чувствовался, как нечто материальное.
Странный взгляд... так смотрят на тех, кого знают, и знают давно. Но ещё более странным было чувство почти-узнавания... Будто он повстречал кого-то близкого, кого не ждал уже увидеть.
Нет, громадная взметнувшаяся змеистая тень в зрительном зале померещилась, должно быть.
Этого не было в программе, но не дававшаяся столько лет мелодия сама пришла к нему, скользнула и улеглась покорно: играй.
Певцы выбирают единственного слушателя и поют для него, музыканты, не видя зал, играют для себя, но он играл для того, чей взгляд единственно ощущал сейчас на себе.
Вместе с мелодией пришла память, заставив задыхаться от внезапной боли. Сцепив зубы, удалось не закричать, ослеплённому на миг и оглушённому, чуя лишь чей-то тёплый, тревожный взгляд, и за это ощущение удалось уцепиться - кто-то тревожится не за музыканта, именно за тебя, - не потеряв себя в ворохе воспоминаний. Руки после едва заметной паузы вслепую вновь легли на клавиши, следуя мелодии, звучащей внутри. Что бы ни было - музыка должна звучать...
Он не слышал сам себя, а люди потом скажут: "Он никогда так прежде не играл".
Музыкант должен держать лицо, и он, не видя смутных лиц, улыбался, принимая цветы и восхищение, а огни рампы расплывались перед глазами.
Но одно лицо он увидел неожиданно ясно, и призрачный мир вокруг вновь обрёл чёткие очертания. Детей редко берут с собой на подобные концерты - разве им интересны, скажем, сонаты для фортепиано? - но мальчишка лет десяти, подойдя вплотную к сцене, смотрел прямо на него.
В недетских серьёзных глазах отразилось на миг, заставив задохнуться от острого чувства узнавания, золото драконьего взгляда, а тень змеисто свилась за спиной.
- Ты красиво играл, - сказал ребёнок, протягивая цветок и глядя снизу вверх, а он услышал: "Я наконец-то нашёл тебя".
- Это старая мелодия, - ответил он, зная, что его поймут: "Когда-то очень давно я пообещал сыграть её для тебя снова".
"Разве чудо не стоило того, друг Лун? Тебе нужен был лишь толчок, повод, единый порыв души и тела — и я дал его тебе. А человеком не хочешь попробовать обернуться?.."
Он не обязан любить своё прошлое и не обязан жить им - пусть и живёт в душе по-прежнему огонь, он уже не тот, что из зеркала, что жил прежде, в позабытые времена, что не умел и не желал смиряться с тем, что казалось несправедливым, не умея простить так легко отказавшихся от младшего бога родичей. Отправленный в изгнание Небесный принц давно уж перестал быть богом, пойдя дорогами людей. Вещи непостоянны, и он давно научился принимать, что присутствие близких людей рядом, тёплая дружба, влюблённость - всё однажды проходит, и мир, наверное, прав, заставляя своих детей забывать о прошлых и бедах, и дружбе, и любви, иначе недолго и сойти с ума, осознав, сколь многое уже потерял безвозвратно.
Только это воспоминание стоило всех других, причиняющих боль, - светлая печаль о потерянной навеки дружбе, ради которой пошёл против воли небес, против воли старших, освобождая от оков дикого дракона.
Пути разошлись, человеческая память оказалась неверна, а мир - слишком велик. Драконы и люди слишком отстоят друг от друга - их мирам не пересечься; разве может дракон - воплотиться человеком?..
...Но если верить - однажды вновь зазвучит позабытая мелодия, и ты повстречаешь на одной из дорог того, кого называл другом много веков назад, когда один был драконом, другой же - богом.
Того, кто ради тебя пришёл к людям, нарушив все мировые законы, и жил среди них, никогда не быв человеком.
Хранителя души твоей, младший из богов.