В моих снах цветы тают и распускается снег... ©
Прим.:На самом деле - давнее, из основного дневника, вычитано-выправлено заново. Я просто соскучилась по принцу и его змею-дракону 
С хронологией всё сложно - здесь принц давно уж изгнан со своей горы в наказание и растерял большую часть божественности. Про девочку-ветер была крохотная зарисовка где-то в начале этого дневника, а про встречу их с бывшим принцем - в моих черновиках, где водятся не только драконы)).
День клонился к вечеру, и небо на западе уже стало янтарным. Пилигрим, бросив на траву плащ и положив сумку и посох, спустился к реке, где ивы полоскали в неспешной воде шёлковые косы, окунул в прохладную воду руки, умылся с наслаждением. Засухе пришел конец, и река вновь была полноводной: должно быть, в верховьях всё еще продолжались дожди, - воспряли поникшие травы и повеселели печальные деревья.
Пилигрим мгновение смотрел на своё смутное отражение в воде, потом разбил его ладонью. Поднялся вновь на крутой берег и приготовился ждать, нимало не сомневаясь, что о его приходе узнают.
Пока же, достав цинь и устроив у себя на коленях, подтянул шёлковые струны, прижав с одной стороны, провёл по ним свободною рукою.
Цинь отозвался на ласку тихим переливчатым звоном. Мелодия рождалась сама, кажется, и вовсе без участия музыканта, вплетаясь в шелест листвы, пение птиц и дыхание реки, становясь неотъемлемой частью мелодии мира.
Из-за пригорка высунулась увенчанная рогами драконья голова на длинной шее, уставилась немигающими золотыми глазами.
- Здравствуй, - пилигрим тронул струны напоследок, отложил цинь, поднялся навстречу. Неслышимая мелодия всё ещё дрожала в воздухе. Дракон выбрался целиком, навис над ним гибким змеистым телом, втянул воздух шумно; длинные усы, дрогнув, изогнулись, когда носа легко коснулась узкая ладонь. - Уверился? Выжидал столько.
Дракон фыркнул, обдав тёплым дыханием и растрепав волосы.
- Слушал твою музыку. Солнцем пахнешь, немного пылью... и мёдом, - он облизнулся.
Пилигрим засмеялся тихонько, достал из сумки маленький горшочек и лепёшки.
Отталкивая любопытно заглядывающую через плечо морду, намазал лепёшки щедро мёдом, протянул на ладони. Дракон слизнул вмиг - будто и не было.
- Лун-лакомка... Разве драконы едят мёд?
- Не знаю ничего, - отказался довольный дракон. - Я - ем. А ты - не забыл.
Обернулся вокруг уютным кольцом, позволяя опереться, сесть удобнее, тяжёлую голову же осторожно устроил у него на коленях.
Пилигрим дотянулся до сумки, достал костяной гребень, украшенный замысловатыми письменами, взялся вычёсывать-выглаживать спутавшуюся гриву.
Низкое уже солнце вызолачивало тёмную бронзу чешуи, отчего дракон казался почти янтарным.
- Воды слышали - ветер шепчет о появлении того, кто может говорить с ним, - дракон блаженно жмурил золотые, будто отражение неба, глаза. - Грядут перемены.
- Бедное дитя, - мягко сказал пилигрим. - Едва ли он или она понимает до конца, что за путь был выбран и как он окончится...
- Найди и присмотри, - предложил Лун.
Пилигрим покачал головой.
- Я не тот, с кем следует пересекать свой путь, друг Лун.
- А говорят, что невозможно понять, как мыслят драконы... Я никогда не научусь понимать... людей. И отчего ты снова называешь меня просто "драконом"? - дракон - точь-в-точь рассерженный кот - дёрнул кончиком хвоста и прижал уши, запустив когти в землю.
- Ты тоже до сих пор не называешь ведомого тебе имени, друг Лун, - отозвался пилигрим, откладывая гребень и пропуская сквозь пальцы длинные пряди драконьей гривы, напоминающей конскую. - Впрочем, не нужно нашим именам звучать в нынешние времена, ни к чему это.
- Ты всё ищешь? - помолчав, тихо спросил дракон; дрогнули, обоняя ветер, гибкие усы. - Сколько уже дорог прошёл.
- Ищу, - согласился пилигрим. - Не тяготись моим одиночеством, друг мой.
- Я могу вмиг донести тебя, куда скажешь, - сказал дракон.
- Искание теряет свой смысл, если сразу оказываешься у цели, - возразил пилигрим. - Слишком легко... Нет, путь должен быть пройден, а цель, к которой стремишься, найдена, лишь когда придет для того время. Любое искание - это искание себя самого.
- О, ты, как и прежде, оправдываешь свое прозвище, - мягко фыркнул дракон, дёрнув ухом, за которым тотчас прошлись ласковые пальцы.
- Прости, - безмятежно отозвался Лаоши¹, не уточняя, что имел в виду именно сказанное. - Надо же им хоть как-то меня называть! Я вовсе не стремлюсь поучать кого-то и прозвище себе давал не сам. Люди порой так любят искать учителей, которые бы объяснили, как создан мир и всё в нём устроено, не понимая, что научить не может никто, потому что путь у всякого свой!
- Вот потому, - заключил Лун, - люди и дали тебе, прошедшему изрядный путь, прозвище по заслугам.
- Скажи-ка, - спросил задумчиво пилигрим, не пытаясь перевести разговор - в самом деле думая о другом, - ты ленишься последнее время, друг Лун? Так долго длилась последняя засуха, дождей всё меньше... Куда смотрит владыка вод? Много посевов сгорело.
Дракон раздражённо встопорщил чешую, и опиравшийся о его бок Лаоши отдёрнул руку, порезавшись о бритвенно-острые края.
- Трудно сгонять облака и устраивать дожди, когда ветер не желает подчиняться! Я - самый сильный из оставшихся, мне некогда указала путь мелодия бога, но даже я нынче ничего не могу поделать! Мир меняется, я не слышу его... и есть ли теперь здесь место таким, как мы? Или мы должны будем уйти, ненужные, забытые людьми, как старые боги?
Пилигрим промолчал, ожидая, пока раздражение дракона уляжется, лишь подтянул цинь ближе, чтобы его не задели.
Лун ударил хвостом, взрыхлив землю, шумно втянул воздух, повернул голову, с тревогой вперившись золотистыми глазами. Лаоши держал правую руку на весу, стараясь не испачкать одежду; кровь капала с пальцев.
- Прости, - дракон прошёлся языком по глубоко взрезанной ладони и пальцам, потом уткнулся носом в колени друга, шумно вздохнув. - Я всякий раз забываю о том, как хрупки люди...
Лаоши осмотрел руку, на которой белели лишь тоненькие, едва заметные полоски шрамов, и улыбнулся с явным облегчением:
- Благодарю.
С покалеченными руками невозможно играть. Выражать звучавшую в душе музыку иначе он бы не желал - не было большего счастья, чем поющие струны верного циня под пальцами.
У инструмента было имя, и его, как и своё собственное, странник никому бы не назвал.
Скользнуло длинное змеистое тело, плеснула вода - дракон скрылся в реке. Пилигрим только вздохнул, встряхнул головой, отгоняя непрошеные воспоминания о давно ушедшем, и принялся готовиться к ночлегу.
Ночь была тихой, хотя пилигрим то и дело просыпался от всплесков воды, прислушивался, выпрастывая руку из-под одеяла и касаясь кончиками пальцев верного орехового посоха. Неуютная близость чёрной, чужой, бездонной воды пробуждала в глубинах души древние полузабытые, человеческие страхи, заставляя чутко прислушиваться к каждому шороху.
Наутро Лаоши успел искупаться и высушить длинные волосы, прежде чем ощутил знакомое присутствие.
Мокрый отфыркивающийся Лун положил крупную краснопёрую рыбу к его ногам.
- Вот спасибо, - улыбнулся Лаоши, скормивший дракону накануне почти все свои припасы.
Дракон, сочтя дружеский долг выполненным, разлёгся на траве, нежась под жаркими лучами распустившегося в золотом небе жар-цветка и поглядывая одним глазом на человека.
Лаоши, сколов наконец длинные волосы узорной шпилькой с нефритовым навершием - странный контраст со скромной одеждой, - убрал гребень и с сомнением покосился на рыбину.
Дракон подался лениво вперёд и выдохнул язычок пламени.
- И готовить не нужно. Ешь.
- С чешуёй, стеклом и пеплом? - уточнил Лаоши, доставая последнюю лепёшку.
Песок и вправду оплавился от жаркого драконьего пламени стеклом, замуровав рыбу.
- Божественная благодарность! - дракон деланно-возмущённо изогнул усы и принюхался.
- Могу разве пустую посудину отдать, - развёл руками Лаоши. - Мёд ты ещё вчера доел.
Дракон фыркнул и отвернулся с явным сожалением.
- Так что тебя настолько беспокоит? - пилигрим привычно устроился, оперевшись на чешуйчатый бок, накрыв предварительно сложенным вдвое плащом.
Дракон лишь ухом дёрнул на такое нахальство.
- Мир пахнет иначе... Перемены. Нарушение равновесия. Когда приходит тот, о ком не помнят уже и легенды, - это не к добру. Желание людей переменить мир заканчивается всегда одним. Кровью и смертью. Они не меняют - ломают, переделывая его под себя.
- За осенью всегда приходит зима, - ответил Лаоши. - Старый мир уже умирает, тебе ли это объяснять, друг Лун? Много ли нынче осталось драконов? Других дивных зверей? И давно никто не видел твоих мудрых родичей-единорогов². Мир не может оставаться неизменным, как любое живое создание, и походит на огненную птицу из легенд, что через боль сжигает себя, чтобы возродиться уже обновлённой. Говорящий с ветром, как и любой, чья цель - изменить мир, лишь орудие, что не появилось бы без желания самого мира.
- Мира, который запер нас здесь. Ты знаешь, что для драконов нет границ? Мы умеем странствовать между мирами... и ты, мой принц, запретивший мне называть тебя так, мог бы, если б только захотел, - пилигрим только приподнял брови, ничего не сказав на это. - Вот только сейчас даже я не могу покинуть этот мир, будто один из людей, которые сами себе выдумывают запреты и границы, становясь беспомощными!
- Меняется мир - меняются и пути... Думаешь, не было такого прежде? - Лаоши легко провёл ладонью по драконьей гриве, раздумывая, говорить ли о том, что чешуя старого друга нынче отливает царственным золотом. - История идёт по кругу. Неизменный мир зацветёт, как болото - гиблое место, где умирает, заперта в топких берегах, река времени и разъедается сама ткань мира.
- Вот только драконы - вовсе не только чешуя, когти, гордость и жаркое пламя. Мы - неотделимая часть Мира, что уходит, - почти тоскливо сказал дракон, перекладывая голову так, чтобы собеседнику удобнее было дотягиваться. - Как и ты. Значит, нет нам больше места здесь?..
Повисло молчание.
В тёмных глазах глядящего не щурясь на жар-цветок в небе Лаоши отражалось вечное золото, а дракон глядел на него, как тот - на небо.
Ветер шептал что-то, что понять мог только умеющий говорить с ним.
¹ лаоши означает «учитель», лун - «дракон». Лаоши, "учитель", вообще-то скорее обращение (необязательно именно к учителю на самом деле), так что это полный авторский произвол.
²имеется в виду единорог, подобный китайскому цилиню - чешуйчатый драконий родич.
*чешуя нынче отливает золотом - Лун вообще-то изначально был бронзовым, золото - цвет императорской семьи, и драконы, украшавшие одежду императора, тоже были непременно золотыми
С хронологией всё сложно - здесь принц давно уж изгнан со своей горы в наказание и растерял большую часть божественности. Про девочку-ветер была крохотная зарисовка где-то в начале этого дневника, а про встречу их с бывшим принцем - в моих черновиках, где водятся не только драконы)). День клонился к вечеру, и небо на западе уже стало янтарным. Пилигрим, бросив на траву плащ и положив сумку и посох, спустился к реке, где ивы полоскали в неспешной воде шёлковые косы, окунул в прохладную воду руки, умылся с наслаждением. Засухе пришел конец, и река вновь была полноводной: должно быть, в верховьях всё еще продолжались дожди, - воспряли поникшие травы и повеселели печальные деревья. Пилигрим мгновение смотрел на своё смутное отражение в воде, потом разбил его ладонью. Поднялся вновь на крутой берег и приготовился ждать, нимало не сомневаясь, что о его приходе узнают.
Пока же, достав цинь и устроив у себя на коленях, подтянул шёлковые струны, прижав с одной стороны, провёл по ним свободною рукою.
Цинь отозвался на ласку тихим переливчатым звоном. Мелодия рождалась сама, кажется, и вовсе без участия музыканта, вплетаясь в шелест листвы, пение птиц и дыхание реки, становясь неотъемлемой частью мелодии мира.
Из-за пригорка высунулась увенчанная рогами драконья голова на длинной шее, уставилась немигающими золотыми глазами.
- Здравствуй, - пилигрим тронул струны напоследок, отложил цинь, поднялся навстречу. Неслышимая мелодия всё ещё дрожала в воздухе. Дракон выбрался целиком, навис над ним гибким змеистым телом, втянул воздух шумно; длинные усы, дрогнув, изогнулись, когда носа легко коснулась узкая ладонь. - Уверился? Выжидал столько.
Дракон фыркнул, обдав тёплым дыханием и растрепав волосы.
- Слушал твою музыку. Солнцем пахнешь, немного пылью... и мёдом, - он облизнулся.
Пилигрим засмеялся тихонько, достал из сумки маленький горшочек и лепёшки.
Отталкивая любопытно заглядывающую через плечо морду, намазал лепёшки щедро мёдом, протянул на ладони. Дракон слизнул вмиг - будто и не было.
- Лун-лакомка... Разве драконы едят мёд?
- Не знаю ничего, - отказался довольный дракон. - Я - ем. А ты - не забыл.
Обернулся вокруг уютным кольцом, позволяя опереться, сесть удобнее, тяжёлую голову же осторожно устроил у него на коленях.
Пилигрим дотянулся до сумки, достал костяной гребень, украшенный замысловатыми письменами, взялся вычёсывать-выглаживать спутавшуюся гриву.
Низкое уже солнце вызолачивало тёмную бронзу чешуи, отчего дракон казался почти янтарным.
- Воды слышали - ветер шепчет о появлении того, кто может говорить с ним, - дракон блаженно жмурил золотые, будто отражение неба, глаза. - Грядут перемены.
- Бедное дитя, - мягко сказал пилигрим. - Едва ли он или она понимает до конца, что за путь был выбран и как он окончится...
- Найди и присмотри, - предложил Лун.
Пилигрим покачал головой.
- Я не тот, с кем следует пересекать свой путь, друг Лун.
- А говорят, что невозможно понять, как мыслят драконы... Я никогда не научусь понимать... людей. И отчего ты снова называешь меня просто "драконом"? - дракон - точь-в-точь рассерженный кот - дёрнул кончиком хвоста и прижал уши, запустив когти в землю.
- Ты тоже до сих пор не называешь ведомого тебе имени, друг Лун, - отозвался пилигрим, откладывая гребень и пропуская сквозь пальцы длинные пряди драконьей гривы, напоминающей конскую. - Впрочем, не нужно нашим именам звучать в нынешние времена, ни к чему это.
- Ты всё ищешь? - помолчав, тихо спросил дракон; дрогнули, обоняя ветер, гибкие усы. - Сколько уже дорог прошёл.
- Ищу, - согласился пилигрим. - Не тяготись моим одиночеством, друг мой.
- Я могу вмиг донести тебя, куда скажешь, - сказал дракон.
- Искание теряет свой смысл, если сразу оказываешься у цели, - возразил пилигрим. - Слишком легко... Нет, путь должен быть пройден, а цель, к которой стремишься, найдена, лишь когда придет для того время. Любое искание - это искание себя самого.
- О, ты, как и прежде, оправдываешь свое прозвище, - мягко фыркнул дракон, дёрнув ухом, за которым тотчас прошлись ласковые пальцы.
- Прости, - безмятежно отозвался Лаоши¹, не уточняя, что имел в виду именно сказанное. - Надо же им хоть как-то меня называть! Я вовсе не стремлюсь поучать кого-то и прозвище себе давал не сам. Люди порой так любят искать учителей, которые бы объяснили, как создан мир и всё в нём устроено, не понимая, что научить не может никто, потому что путь у всякого свой!
- Вот потому, - заключил Лун, - люди и дали тебе, прошедшему изрядный путь, прозвище по заслугам.
- Скажи-ка, - спросил задумчиво пилигрим, не пытаясь перевести разговор - в самом деле думая о другом, - ты ленишься последнее время, друг Лун? Так долго длилась последняя засуха, дождей всё меньше... Куда смотрит владыка вод? Много посевов сгорело.
Дракон раздражённо встопорщил чешую, и опиравшийся о его бок Лаоши отдёрнул руку, порезавшись о бритвенно-острые края.
- Трудно сгонять облака и устраивать дожди, когда ветер не желает подчиняться! Я - самый сильный из оставшихся, мне некогда указала путь мелодия бога, но даже я нынче ничего не могу поделать! Мир меняется, я не слышу его... и есть ли теперь здесь место таким, как мы? Или мы должны будем уйти, ненужные, забытые людьми, как старые боги?
Пилигрим промолчал, ожидая, пока раздражение дракона уляжется, лишь подтянул цинь ближе, чтобы его не задели.
Лун ударил хвостом, взрыхлив землю, шумно втянул воздух, повернул голову, с тревогой вперившись золотистыми глазами. Лаоши держал правую руку на весу, стараясь не испачкать одежду; кровь капала с пальцев.
- Прости, - дракон прошёлся языком по глубоко взрезанной ладони и пальцам, потом уткнулся носом в колени друга, шумно вздохнув. - Я всякий раз забываю о том, как хрупки люди...
Лаоши осмотрел руку, на которой белели лишь тоненькие, едва заметные полоски шрамов, и улыбнулся с явным облегчением:
- Благодарю.
С покалеченными руками невозможно играть. Выражать звучавшую в душе музыку иначе он бы не желал - не было большего счастья, чем поющие струны верного циня под пальцами.
У инструмента было имя, и его, как и своё собственное, странник никому бы не назвал.
Скользнуло длинное змеистое тело, плеснула вода - дракон скрылся в реке. Пилигрим только вздохнул, встряхнул головой, отгоняя непрошеные воспоминания о давно ушедшем, и принялся готовиться к ночлегу.
Ночь была тихой, хотя пилигрим то и дело просыпался от всплесков воды, прислушивался, выпрастывая руку из-под одеяла и касаясь кончиками пальцев верного орехового посоха. Неуютная близость чёрной, чужой, бездонной воды пробуждала в глубинах души древние полузабытые, человеческие страхи, заставляя чутко прислушиваться к каждому шороху.
Наутро Лаоши успел искупаться и высушить длинные волосы, прежде чем ощутил знакомое присутствие.
Мокрый отфыркивающийся Лун положил крупную краснопёрую рыбу к его ногам.
- Вот спасибо, - улыбнулся Лаоши, скормивший дракону накануне почти все свои припасы.
Дракон, сочтя дружеский долг выполненным, разлёгся на траве, нежась под жаркими лучами распустившегося в золотом небе жар-цветка и поглядывая одним глазом на человека.
Лаоши, сколов наконец длинные волосы узорной шпилькой с нефритовым навершием - странный контраст со скромной одеждой, - убрал гребень и с сомнением покосился на рыбину.
Дракон подался лениво вперёд и выдохнул язычок пламени.
- И готовить не нужно. Ешь.
- С чешуёй, стеклом и пеплом? - уточнил Лаоши, доставая последнюю лепёшку.
Песок и вправду оплавился от жаркого драконьего пламени стеклом, замуровав рыбу.
- Божественная благодарность! - дракон деланно-возмущённо изогнул усы и принюхался.
- Могу разве пустую посудину отдать, - развёл руками Лаоши. - Мёд ты ещё вчера доел.
Дракон фыркнул и отвернулся с явным сожалением.
- Так что тебя настолько беспокоит? - пилигрим привычно устроился, оперевшись на чешуйчатый бок, накрыв предварительно сложенным вдвое плащом.
Дракон лишь ухом дёрнул на такое нахальство.
- Мир пахнет иначе... Перемены. Нарушение равновесия. Когда приходит тот, о ком не помнят уже и легенды, - это не к добру. Желание людей переменить мир заканчивается всегда одним. Кровью и смертью. Они не меняют - ломают, переделывая его под себя.
- За осенью всегда приходит зима, - ответил Лаоши. - Старый мир уже умирает, тебе ли это объяснять, друг Лун? Много ли нынче осталось драконов? Других дивных зверей? И давно никто не видел твоих мудрых родичей-единорогов². Мир не может оставаться неизменным, как любое живое создание, и походит на огненную птицу из легенд, что через боль сжигает себя, чтобы возродиться уже обновлённой. Говорящий с ветром, как и любой, чья цель - изменить мир, лишь орудие, что не появилось бы без желания самого мира.
- Мира, который запер нас здесь. Ты знаешь, что для драконов нет границ? Мы умеем странствовать между мирами... и ты, мой принц, запретивший мне называть тебя так, мог бы, если б только захотел, - пилигрим только приподнял брови, ничего не сказав на это. - Вот только сейчас даже я не могу покинуть этот мир, будто один из людей, которые сами себе выдумывают запреты и границы, становясь беспомощными!
- Меняется мир - меняются и пути... Думаешь, не было такого прежде? - Лаоши легко провёл ладонью по драконьей гриве, раздумывая, говорить ли о том, что чешуя старого друга нынче отливает царственным золотом. - История идёт по кругу. Неизменный мир зацветёт, как болото - гиблое место, где умирает, заперта в топких берегах, река времени и разъедается сама ткань мира.
- Вот только драконы - вовсе не только чешуя, когти, гордость и жаркое пламя. Мы - неотделимая часть Мира, что уходит, - почти тоскливо сказал дракон, перекладывая голову так, чтобы собеседнику удобнее было дотягиваться. - Как и ты. Значит, нет нам больше места здесь?..
Повисло молчание.
В тёмных глазах глядящего не щурясь на жар-цветок в небе Лаоши отражалось вечное золото, а дракон глядел на него, как тот - на небо.
Ветер шептал что-то, что понять мог только умеющий говорить с ним.
¹ лаоши означает «учитель», лун - «дракон». Лаоши, "учитель", вообще-то скорее обращение (необязательно именно к учителю на самом деле), так что это полный авторский произвол.
²имеется в виду единорог, подобный китайскому цилиню - чешуйчатый драконий родич.
*чешуя нынче отливает золотом - Лун вообще-то изначально был бронзовым, золото - цвет императорской семьи, и драконы, украшавшие одежду императора, тоже были непременно золотыми
@темы: божества, ...прозваньем - дракон, "Мелодия души", сказки