В моих снах цветы тают и распускается снег... ©
Ведьм флэшмобных я определённо буду дописывать, и надо же куда-то девать с десяток набросков в черновиках только на эту тему (на самом деле, в черновиках этих, где фэндомы вперемешку с оригинальными историями, путаюсь даже я сама, порой не в силах вспомнить, что за мысли бродили в голове, когда записала эту вот фразу, чтоб не позабыть и использовать, или куда вообще девать этот вот огрызок пришедшего в голову яркого образа, или кучу дополнительных деталей к миру уже написанной истории - ну вот куда их впихать?), но пока сделаю перерыв.
Название: Лунный дракон
Автор: Тууликки для fandom Dragons 2019
Бета: Хикари-сан, также отдельная благодарность Svir, чья помощь в работе над недостатками написанного текста была неоценима
Персонажи: Тай, Дракон
Краткое содержание: У самой границы между светом и вечной тьмой стоит таверна «Лунный дракон»
Или: о мире, который держат собою драконы
На вывеске красовался дракон — невнятная серая лента, змеистыми кольцами и когтистыми лапами обнимающая надпись «Лунный дракон», едва проглядывающая морда, напоминающая собачью, и никакого намёка на крылья.
Таверна стояла у самых Граничных Земель, последний приют для путешественников, наёмников и самого разного сорта личностей.
Хозяин таверны и сам был личностью своеобразной. Он носил бледно-голубые, серебром расшитые длинные одежды, в разрезах по бокам виднелось одеяние нижнее, белое, как снег, препоясывался широким расшитым поясом — такое, должно быть, принято было на юге, когда там ещё светило солнце. Длинные, любая девушка б позавидовала, пепельно-серебристые волосы частью убирал заколкой из прозрачно-зеленоватого камня, частью оставлял струиться по спине, а прямой взгляд его серо-переливчатых глаз мало кто выдерживал — ровно придавливало тяжестью, не вывернешься.
Тень его и вовсе особой была самостоятельной и далеко не всегда выглядела, как полагается, и не повторяла все движения хозяина.
Словом, хозяин «Лунного дракона» не слишком походил на окружающих, большей частью предпочитающих одежды немаркие, выглядеть возможно более неприметно, да и тени их всегда вели себя, как подобает.
Двигался он плавно — но так, что наёмники всех мастей, народ опасный и неуступчивый, учтиво сторонились с его пути.
Чудом, не иначе, к одеждам, совсем хозяину такого заведения не подходящим, не приставало ничего, из причёски ни волоска не выбивалось.
Можно было б за эльфа принять, да только эльфы нынче только в легендах остались, им ведь леса подавай. Леса погибли во времена Беды, сгорели, засыпаны были пеплом, нынешние хрупкие низкорослые деревца человеку по пояс укрытием и домом дивному народу быть не могли.
Когда отлучался сам хозяин, заправляла всем его названая дочь Крис, серьёзная рыжая девчушка лет двенадцати, и заправляла на диво уверенно, не забывая и распоряжения на кухне отдать, успевая и новых гостей встретить, и на ночь запоры на окнах-дверях проверить. А кто б слово не так сказал, обидеть попробовал — на то гаргулья у дверей, вся будто из полупрозрачно-рыжего камня с пламенем внутри — при ней шуметь не стоило. Та хоть тяжела — камень! — двигаться могла очень быстро, а драться с нею было бесполезно — что толку лупить камень или рубить его клинком. Впрочем, в «Лунном драконе» не шумели, иначе указывали на порог, или же сгребала за воротник гаргулья, во дворе ставила наземь и легонько подталкивала (от этого легонько обыкновенно виноватый пролетал через весь двор и открывал ворота лбом), а двери таверны закрывались для провинившегося. Не то что не пускали потом — просто дорога вела куда угодно, кроме таверны, как ни старайся.
Если бы немногочисленные и без того колдуны не погибли ещё во времена Беды — можно было б подумать о колдовстве.
Вдобавок, Тай краем глаза порой замечал на стенах таверны изнутри чуть светящиеся непонятные символы, узором сплетённые в единые цепочки. При прямом взгляде, однако, стены выглядели как стены — аккуратно отделанные деревом, утеплённые на случай зимних холодов.
Всё это было странным, а потому невозможно интересным.
Сам Тай искал разные вещицы, оставшиеся от времён-до-Беды, и продажей их зарабатывал себе на жизнь. Погребённые под камнями и пеплом дома в позабытых городах и деревушках, разрушенные храмы предков, затерянные, скрытые от человеческих глаз селения эльфов — там порой находилось что-нибудь интересное, даже если назначение найденного понятно было не всегда — после Беды люди утратили многие знания .
Ещё Тай очень любил находить ответ на загадки. Лишь немногим больше, чем искать сами загадки.
Хозяин «Лунного дракона» словно бы сам был вещицей из тех времён — изящной, радующей глаз и загадочной, от изящного облика и нездешних одежд до манеры держаться.
Чутьё Тая вопило об опасности, но глаз видел изящный и нисколько не опасный облик, и это противоречие никак не давало ему покоя.
Чего ждать от этой радующей глаз красоты — неизвестно, может, и вовсе небеса окончательно рухнут на землю.
Имени хозяина никто не знал, а он сам не назывался никогда, лишь улыбался едва-едва, краями губ. За глаза его по названию таверны именовали — Драконом, в глаза попросту хозяином величали.
Если б еду разносили девушки — можно было б попробовать их обаять… но в таверне работали шустрые мальчишки-погодки, сыновья поварихи. И, даже подкупленные монеткой-другой, ничего внятного рассказать не могли. Может, не хотели.
Однажды Тай принёс Крис, названой дочери хозяина «Лунного дракона», одну из найденных безвредных изящных вещиц, назначения которой никто б нынче не угадал. Названый отец, однако, увидав в руках дочери безделушку, побледнел так, что край нижних белоснежных одежд, выглядывающих из-за ворота верхних, показался ярким, и вещицу аккуратно забрал. Сомкнул ладони, прикрыв глаза, — показалось вдруг, что поплыла сама реальность, мир исказился на миг — и снова выправился. Потом разомкнул — и руки оказались пусты. Вслух он ничего не сказал, но и потемневшего взгляда Таю вполне хватило, да ещё почему-то повеяло острой свежестью, как после грозы. И открыть рот — спросить, знает ли Дракон назначение этой вещицы, отчего-то не получилось, хотя любопытство уже чуть не сгрызло изнутри.
А в другой раз Тай принёс кулон. Обычное украшение, не загадочный артефакт, незнакомый металл, но ажурное плетение выглядело мило: «Нашёл случайно, такое простенькое у меня не возьмут всё равно, может, тебе понравится? Как раз под цвет глаз камушек...»
Дракон от порога кухни, где наблюдал за действиями поварихи, бросил в их сторону взгляд — сумел что-то мог расслышать в шуме зала таверны? — прищурился на кулон и спокойно отвернулся, предоставляя дочери самой решать, принимать подарок или нет.
Тай только вздохнул с облегчением — выяснять на себе, умеет ли хозяин «Дракона» действительно гневаться, почему-то не хотелось.
Ах, если б уговорить Дракона рассказывать всё, что видит и знает, о вещицах, находимых Таем! Он явно знал об этом поболее обычных смертных!
Таю же всякий раз приходилось гадать, вертеть так и эдак… И всё равно редко когда догадывался. Эльфийское — понятно, те и мыслили не по-человечески, но и в старых храмах, порой и в полуразрушенных человеческих домах помимо обычных безделушек, талисманов, амулетов и статуэток находилось такое, чему нынче объяснения не было. А те, кто мог бы объяснить, ушли три столетия назад.
После третьего принесённого дара — каменной зверушки с задорной мордой — Крис смотрела на Тая уже с подозрением и не думала даже проникнуться симпатией. А в ответ на осторожные расспросы и просьбы рассказать хоть немного о Драконе, сказала строго и разумно не по годам:
— Если хочешь что-то узнать, поди и спроси.
Такое решение Таю в голову не приходило. Кто ж спрашивает у самой загадки её же отгадку?..
Да и едва ли загадка эта была бы разговорчивее той окаменевшей змеюки на Границе между днём и вечной ночью.
Тай, не в силах смирить собственное неуёмное любопытство, не раз бывал подле Границы — каменного вала в человеческий рост, опоясывающего земли как раз меж светом и тьмой (право слово, будто бы там правил какой-нибудь Тёмный Властитель из шутливых сказок вроде тех, что рассказывают сказители на ярмарках, веселя народ). Вал этот немного походил… словом, он выглядел так, будто громадная змееподобная зверюга легла между светом и тьмой — и издохла. Превратившись в камень. Если вглядеться — то и чешуйки можно было разглядеть. Впрочем, ни головы, ни хвоста Тай не нашёл, хотя старался. Ночами приходил откуда-то неявный призрачный шёпот, будто пытались что-то сказать те, забытые, потерянные навеки в ночи по ту сторону вала, а окаменевшая змеюка неярко мерцала голубоватым рассеянным свечением.
Наверное, если отколоть кусочек, его можно было б продать за неплохие деньги. Особенно если и осколок будет светиться. Но… рука почему-то не поднималась даже попробовать — даже если б и при касании не проскакивали жгучие искры меж камнем и рукой, и не пахло, как после грозы. И не хотелось при этом — жутковатое свечение, невнятный потусторонний шёпот! — сбежать подальше.
Если это правда было когда-то живое существо, если не игра воображения и не каприз искажённой во время Беды реальности… Что оно здесь делало, будто отгораживая от Тьмы — собой? Отчего погибло?
Верховой звероящер, обычно флегматичный и послушный, от окаменевшего тела? вала? — шарахался, испуганно шипя, и наотрез отказывался приближаться, упираясь всеми четырьмя лапами и хвостом в придачу.
За валом свет солнца постепенно истаивал, рассеивался, выпиваемый царящей дальше вечной ночью, вымораживаемый лютым холодом.
Сколько там, в вечной ночи, осталось интересного, до чего больше никогда не добраться, — потерянные города, где не бывал ни один искатель старых вещей, заброшенные храмы и их библиотеки — о, книги из времён-до-Беды изрядно ценились, Тай не раз неплохо на них зарабатывал, — покинутые дома… И истлевшие тела погибших, потерянных навсегда, и даже память о них некому почтить.
Впрочем, если не умеешь от этого отстраняться — тебе нечего делать в искателях. Если пуглив и брезглив — займись чем-то попроще.
Пытайся вырастить урожай на скудной земле, к примеру.
Говорили, до Беды земля могла уродить куда больше, да и было теплее, чем сейчас. Но на некогда жарком Юге нынче царила вечная ночь и стылый холод, а солнцу едва-едва хватало сил отогреть вечно мёрзнущий Север.
После Границы, где казалось очень неуютно, особенно хотелось побыть в тепле и среди живых людей, хотя Тай не был так уж общителен. Привык бродить по приграничью и беседовать разве с Аррчем, своим звероящером (тот флегматично внимал, жуя пойманную по дороге мелкую сорную крысу). А в заброшенных, полуразрушенных селениях Тай и вовсе не то что говорить, двигаться старался неслышно, и лопаткой действовать осторожнее: всякий звук в мёртвой тишине казался оглушительным… и неправильным. Хотя там и призраки там не водились, слишком мёртво и пусто. Все ушли, и ушли давно.
Каждая таверна, каждый трактир известны своим — где-то выпивка хороша, где-то кормят вкусно, где-то завсегдатаи говорливы. В «Лунном драконе» рассказывали сказки и истории о былом, тоже звучащие сказкой. Завсегдатаи — по очереди, день один, день другой, а гости… никто не принуждал, но не рассказать что-то в счёт платы за обед или ужин, бывшие здесь вкуснее и дешевле, казалось отчего-то неудобным. Иногда оставались переждать зимние холода бродячие сказители — их привечал Дракон.
Тай болтать умел, а найденные старые книги порой успевал прочитывать сам, так что ему всегда было, о чём рассказать. Он даже как-то поведал о Границе и о неведомом звере — быть может, творении последних колдунов, — добровольно ли, против ли воли, сам ставшем этой Границей между светом и вечной тьмой.
Под тяжёлым взглядом Дракона было неуютно, и историю Тай скомкал.
Порой из-за стойки выходил сам хозяин, не чинясь, присаживался на пододвинутый гостями табурет. Названая его дочь бесцеремонно забиралась на саму стойку с краю, свесив ножки вниз, тоже слушала голос Дракона.
Тот рассказывал о временах до Беды, когда шумели дремучие леса, бежали быстрые реки вместо нынешних мутноватых ручейков-речушек, когда солнце и луна были другими, а небо — ясным.
Тай смотрел на странную, змеистую тень хозяина, норовившую свернуться клубком, и гадал — не многовато ли было пропитки из рома в третьем куске сладкого пирога для того, кто хмельного не пьёт. Но к приготовлению пирогов этих прикладывал руку сам хозяин, и устоять было невозможно.
Тень Дракона вела себя странно, свивала кольца у ног хозяина, укладываясь вздремнуть и снова вскидываясь, и вообще норовила жить своей жизнью.
И вовсе не походила на человеческую.
А ведь тени лгать не умеют, у человека — и тень человечья, у зверя — звериная, у кошки никогда не будет тени пса.
В этот момент, верно, заслушавшись, маленькая Крис свалилась с высокой стойки, и Дракон вскинул руки, ловя дочь.
Широкие рукава соскользнули к локтям, являя взглядам розовые шрамы от полузаживших ожогов, которые всё ещё должны были мучить.
Заметив его взгляд, Дракон поставил дочь на ноги и неспешно оправил рукава, скрывая кисти рук.
Тень его насторожённо встопорщила загривок, вздыбилась, будто атакующая змея… и вновь улеглась на полу смирно, почти повторяя очертания человеческого силуэта. Почти...
Тая мучило любопытство, ему хотелось разгадать загадку, но кто мог поручиться, что изящная вещица не разорвётся в руках, ненароком забрав жизнь любопытного?
Тай лучше всех знал, что тайны могут быть опасны.
О, помнится, он держал однажды в руках найденную в затерянном эльфийском селении — у самой границы с тьмой, где свет солнца сперва искажался, бледнел, а потом терялся — завораживающую хрупкую вещицу из стекла. Внутри было ночное небо и мерцающие огоньки в нём, замысловатые трубочки, оплетающие сердце вещицы, её небо. А потом, вертя её, он случайно нажал чуть сильнее на основание одной из трубочек, и та обречённо хрупнула… Со звоном вспыхнула тьма — ослепительно-густая — и просияли огни в ней. Больше Тай ничего не помнил, в том числе и то, как выбрался из Граничных земель, но шрамы на руках от стекла остались до сих пор, благо хоть глаза уберёг. Аррчу, не позволившему никому слопать дурного хозяина и дотащившему его до «Лунного дракона», потом достался самый лучший кусок сладкого пирога — нельзя, конечно, этим звероящера кормить, но тот до сладкого охоч был не меньше хозяина, так что иногда Тай его баловал.
Жаль, любопытства ему это не отбило, а от пришедшей три столетия назад Беды остались кое-где непонятные и завораживающие этим вещицы, у которых не осталось хозяев — мёртвым они точно уже не нужны.
Всякий зарабатывает себе на жизнь, как может, а Тай осмеливался забираться дальше всех.
Тяжело ступая, вернулась гаргулья Опал, ловящая последние лучи солнца — как и все её сородичи, коих осталось после Беды исчезающе мало, она ела не только мясо, но и впитывала солнечный свет, отчего каменная шкура наливалась сиянием изнутри. Как огнистый дивный камень, тот самый опал.
Раньше все гаргульи обитали только при храмах, и никто достоверно не знал — были ли они каменными изваяниями, оживающими по ночам, или живыми созданиями, обращающимися в мёртвый камень днём. Опал же, удивительное дело, днями не спала, разве иногда замирала на месте в странном подобии дремоты.
Тай вышел наружу, в струящийся дымкой по земле предночный туман, уловил краем глаза движение где-то сверху, повернулся — и не увидал ничего. Лишь чуть плыл, дрожал отчего-то воздух над крышей таверны, и звучала, будто из далёкого далёка нежная холодная мелодия незримых струн.
Было странно холодно, словно кто-то забрал тепло, выпил его из воздуха, дыхание клубилось паром, а по краю колодца распустились ледяные цветы.
Мгновение подумав, Тай отвернулся так, чтоб видеть крышу самым краем глаза — так смотрят на неуловимое, с чего внимание соскользнёт, коли глядишь прямо.
На изогнутой краями вверх крыше свил-развил кольца змеистого тела дракон — какой-то полупрозрачный, мерцающий голубоватым отливом изнутри, как светлый опал.
Лунный дракон.
Тай не сдержался — вырвался невнятный возглас, и дракон, встрепенувшись, стремительно-плавно перетёк наземь перед ним. Будто во сне, Тай протянул руку, коснулся ладонью морды зверя — ожившая сказка из тех, что рассказывали в «Лунном драконе»! Посеребрённая инеем грива, ветвистые полупрозрачные рожки, переливчатые драгоценные камни глаз, выразительная на диво узкая морда, гибкие плети усов и трепет нежных ноздрей под ладонью.
Моя настоящая, чудесная загадка.
Дракон отпрянул назад, прижал уши.
— Прости, — сказал Тай. — Но даже если я сплю, могу я хотя бы во сне думать, что ты — настоящий?
Дракон мягко фыркнул, опустил голову ниже, заглянул в лицо.
И такие знакомые глаза оказались у него, светлые, переливчатые, не глаза зверя, но… Будто открылись те глубины, что прежде были заперты — потому, может, что трудно было уместить в хрупком человеческом облике драконью суть. И увиделся за обликом зверя — человек в светлых одеяниях.
Ясно, холодно прозвучала вновь мелодия незримых струн, от которой дрожал воздух, и дракон свил кольца вокруг Тая — не сбежать.
«Ты забудешь», — пропела мелодия.
— Я не хочу забывать, — на мерцающего, нездешне-прекрасного дракона смотреть было почему-то больно, и Тай запрокинул голову, глядя в небо.
Что он против этого создания?..
Солнце уже опустилось за горизонт, и небо, в котором отчего-то не было луны, выглядело пустым… и пугающим. Раньше, говорят, луна могла светить и половинкой, и четвертью, могла и вовсе не взойти, но Тай никогда не видел иной луны, кроме круглой.
«Когда-то у этого мира были свои светила», — расцвели, явили себя в сияющем сердце мелодии слова — дракон наклонил голову, взглянув ему в лицо.
Тай поспешил отвести взгляд — переливающиеся светлые глаза дракона были слишком глубоки, текучи, изменчивы — больно смотреть в них, так легко потерять себя самого в этом сиянии, в светлой глубине.
«Мы сберегли, что сумели, человек».
Говорят, раньше солнце было другим, золотым, а не рыжим. Говорят, луна раньше была бело-золотистой, а серебряной — лишь в песнях поэтов. И не всегда — полной.
— Так это правда — во время Беды солнце погасло и погибла луна?
Дракон вскинул голову, дрогнули насторожённо уши.
Он не ответил, но уже было не нужно.
Мы. Дракон сказал — «мы».
— А солнце, солнце — тоже один из вас?
«Мой брат сжигает себя», — горечью отозвалась мелодия, и Тай вспомнил шрамы от ожогов на руках.
Драконы...
Спит, наверное, ночами в горах солнечный дракон, оборачивается змеёю вкруг снежных пиков, гася нестерпимый жар чешуи.
Может, и под землёю, свив кольца в глубине, дремлет ещё один дракон, греет остывающий мир.
Эльфы, дивные эльфы ушли — а драконы, древние чудища из легенд, столь далёкие от людей, держали этот мир собою.
— Не медли, — попросил Тай. — С каждым звуком твоей проклятой музыки всё больнее — забывать.
«Камни не поют, деревья не говорят, безмолвны реки и не видно звёзд. Этому миру остались лишь вы, люди», — музыка вновь свила прохладный серебристый узор, сложившись в речь в голове.
Дракон отвернулся от него, бесшумно скользнул прочь.
Оставив ему память.
Серебристо-прозрачная лента прянула в небеса, почти невидимый дракон свернулся клубком над миром. И чешуя его налилась светлым сиянием. Над миром, в тёмном небе, где давно не видно звёзд, взошла светлого серебра луна.
А поутру, когда усталый лунный дракон скользнёт за горизонт, на смену ему свернётся клубком в небе дракон-солнце, и жаром гореть будет чешуя.
Тихо дрожала в воздухе, замирая, мелодия незримых струн.
И сияла луна.
Название: Лунный дракон
Автор: Тууликки для fandom Dragons 2019
Бета: Хикари-сан, также отдельная благодарность Svir, чья помощь в работе над недостатками написанного текста была неоценима
Персонажи: Тай, Дракон
Краткое содержание: У самой границы между светом и вечной тьмой стоит таверна «Лунный дракон»
Или: о мире, который держат собою драконы
На вывеске красовался дракон — невнятная серая лента, змеистыми кольцами и когтистыми лапами обнимающая надпись «Лунный дракон», едва проглядывающая морда, напоминающая собачью, и никакого намёка на крылья.
Таверна стояла у самых Граничных Земель, последний приют для путешественников, наёмников и самого разного сорта личностей.
Хозяин таверны и сам был личностью своеобразной. Он носил бледно-голубые, серебром расшитые длинные одежды, в разрезах по бокам виднелось одеяние нижнее, белое, как снег, препоясывался широким расшитым поясом — такое, должно быть, принято было на юге, когда там ещё светило солнце. Длинные, любая девушка б позавидовала, пепельно-серебристые волосы частью убирал заколкой из прозрачно-зеленоватого камня, частью оставлял струиться по спине, а прямой взгляд его серо-переливчатых глаз мало кто выдерживал — ровно придавливало тяжестью, не вывернешься.
Тень его и вовсе особой была самостоятельной и далеко не всегда выглядела, как полагается, и не повторяла все движения хозяина.
Словом, хозяин «Лунного дракона» не слишком походил на окружающих, большей частью предпочитающих одежды немаркие, выглядеть возможно более неприметно, да и тени их всегда вели себя, как подобает.
Двигался он плавно — но так, что наёмники всех мастей, народ опасный и неуступчивый, учтиво сторонились с его пути.
Чудом, не иначе, к одеждам, совсем хозяину такого заведения не подходящим, не приставало ничего, из причёски ни волоска не выбивалось.
Можно было б за эльфа принять, да только эльфы нынче только в легендах остались, им ведь леса подавай. Леса погибли во времена Беды, сгорели, засыпаны были пеплом, нынешние хрупкие низкорослые деревца человеку по пояс укрытием и домом дивному народу быть не могли.
Когда отлучался сам хозяин, заправляла всем его названая дочь Крис, серьёзная рыжая девчушка лет двенадцати, и заправляла на диво уверенно, не забывая и распоряжения на кухне отдать, успевая и новых гостей встретить, и на ночь запоры на окнах-дверях проверить. А кто б слово не так сказал, обидеть попробовал — на то гаргулья у дверей, вся будто из полупрозрачно-рыжего камня с пламенем внутри — при ней шуметь не стоило. Та хоть тяжела — камень! — двигаться могла очень быстро, а драться с нею было бесполезно — что толку лупить камень или рубить его клинком. Впрочем, в «Лунном драконе» не шумели, иначе указывали на порог, или же сгребала за воротник гаргулья, во дворе ставила наземь и легонько подталкивала (от этого легонько обыкновенно виноватый пролетал через весь двор и открывал ворота лбом), а двери таверны закрывались для провинившегося. Не то что не пускали потом — просто дорога вела куда угодно, кроме таверны, как ни старайся.
Если бы немногочисленные и без того колдуны не погибли ещё во времена Беды — можно было б подумать о колдовстве.
Вдобавок, Тай краем глаза порой замечал на стенах таверны изнутри чуть светящиеся непонятные символы, узором сплетённые в единые цепочки. При прямом взгляде, однако, стены выглядели как стены — аккуратно отделанные деревом, утеплённые на случай зимних холодов.
Всё это было странным, а потому невозможно интересным.
Сам Тай искал разные вещицы, оставшиеся от времён-до-Беды, и продажей их зарабатывал себе на жизнь. Погребённые под камнями и пеплом дома в позабытых городах и деревушках, разрушенные храмы предков, затерянные, скрытые от человеческих глаз селения эльфов — там порой находилось что-нибудь интересное, даже если назначение найденного понятно было не всегда — после Беды люди утратили многие знания .
Ещё Тай очень любил находить ответ на загадки. Лишь немногим больше, чем искать сами загадки.
Хозяин «Лунного дракона» словно бы сам был вещицей из тех времён — изящной, радующей глаз и загадочной, от изящного облика и нездешних одежд до манеры держаться.
Чутьё Тая вопило об опасности, но глаз видел изящный и нисколько не опасный облик, и это противоречие никак не давало ему покоя.
Чего ждать от этой радующей глаз красоты — неизвестно, может, и вовсе небеса окончательно рухнут на землю.
Имени хозяина никто не знал, а он сам не назывался никогда, лишь улыбался едва-едва, краями губ. За глаза его по названию таверны именовали — Драконом, в глаза попросту хозяином величали.
Если б еду разносили девушки — можно было б попробовать их обаять… но в таверне работали шустрые мальчишки-погодки, сыновья поварихи. И, даже подкупленные монеткой-другой, ничего внятного рассказать не могли. Может, не хотели.
Однажды Тай принёс Крис, названой дочери хозяина «Лунного дракона», одну из найденных безвредных изящных вещиц, назначения которой никто б нынче не угадал. Названый отец, однако, увидав в руках дочери безделушку, побледнел так, что край нижних белоснежных одежд, выглядывающих из-за ворота верхних, показался ярким, и вещицу аккуратно забрал. Сомкнул ладони, прикрыв глаза, — показалось вдруг, что поплыла сама реальность, мир исказился на миг — и снова выправился. Потом разомкнул — и руки оказались пусты. Вслух он ничего не сказал, но и потемневшего взгляда Таю вполне хватило, да ещё почему-то повеяло острой свежестью, как после грозы. И открыть рот — спросить, знает ли Дракон назначение этой вещицы, отчего-то не получилось, хотя любопытство уже чуть не сгрызло изнутри.
А в другой раз Тай принёс кулон. Обычное украшение, не загадочный артефакт, незнакомый металл, но ажурное плетение выглядело мило: «Нашёл случайно, такое простенькое у меня не возьмут всё равно, может, тебе понравится? Как раз под цвет глаз камушек...»
Дракон от порога кухни, где наблюдал за действиями поварихи, бросил в их сторону взгляд — сумел что-то мог расслышать в шуме зала таверны? — прищурился на кулон и спокойно отвернулся, предоставляя дочери самой решать, принимать подарок или нет.
Тай только вздохнул с облегчением — выяснять на себе, умеет ли хозяин «Дракона» действительно гневаться, почему-то не хотелось.
Ах, если б уговорить Дракона рассказывать всё, что видит и знает, о вещицах, находимых Таем! Он явно знал об этом поболее обычных смертных!
Таю же всякий раз приходилось гадать, вертеть так и эдак… И всё равно редко когда догадывался. Эльфийское — понятно, те и мыслили не по-человечески, но и в старых храмах, порой и в полуразрушенных человеческих домах помимо обычных безделушек, талисманов, амулетов и статуэток находилось такое, чему нынче объяснения не было. А те, кто мог бы объяснить, ушли три столетия назад.
После третьего принесённого дара — каменной зверушки с задорной мордой — Крис смотрела на Тая уже с подозрением и не думала даже проникнуться симпатией. А в ответ на осторожные расспросы и просьбы рассказать хоть немного о Драконе, сказала строго и разумно не по годам:
— Если хочешь что-то узнать, поди и спроси.
Такое решение Таю в голову не приходило. Кто ж спрашивает у самой загадки её же отгадку?..
Да и едва ли загадка эта была бы разговорчивее той окаменевшей змеюки на Границе между днём и вечной ночью.
Тай, не в силах смирить собственное неуёмное любопытство, не раз бывал подле Границы — каменного вала в человеческий рост, опоясывающего земли как раз меж светом и тьмой (право слово, будто бы там правил какой-нибудь Тёмный Властитель из шутливых сказок вроде тех, что рассказывают сказители на ярмарках, веселя народ). Вал этот немного походил… словом, он выглядел так, будто громадная змееподобная зверюга легла между светом и тьмой — и издохла. Превратившись в камень. Если вглядеться — то и чешуйки можно было разглядеть. Впрочем, ни головы, ни хвоста Тай не нашёл, хотя старался. Ночами приходил откуда-то неявный призрачный шёпот, будто пытались что-то сказать те, забытые, потерянные навеки в ночи по ту сторону вала, а окаменевшая змеюка неярко мерцала голубоватым рассеянным свечением.
Наверное, если отколоть кусочек, его можно было б продать за неплохие деньги. Особенно если и осколок будет светиться. Но… рука почему-то не поднималась даже попробовать — даже если б и при касании не проскакивали жгучие искры меж камнем и рукой, и не пахло, как после грозы. И не хотелось при этом — жутковатое свечение, невнятный потусторонний шёпот! — сбежать подальше.
Если это правда было когда-то живое существо, если не игра воображения и не каприз искажённой во время Беды реальности… Что оно здесь делало, будто отгораживая от Тьмы — собой? Отчего погибло?
Верховой звероящер, обычно флегматичный и послушный, от окаменевшего тела? вала? — шарахался, испуганно шипя, и наотрез отказывался приближаться, упираясь всеми четырьмя лапами и хвостом в придачу.
За валом свет солнца постепенно истаивал, рассеивался, выпиваемый царящей дальше вечной ночью, вымораживаемый лютым холодом.
Сколько там, в вечной ночи, осталось интересного, до чего больше никогда не добраться, — потерянные города, где не бывал ни один искатель старых вещей, заброшенные храмы и их библиотеки — о, книги из времён-до-Беды изрядно ценились, Тай не раз неплохо на них зарабатывал, — покинутые дома… И истлевшие тела погибших, потерянных навсегда, и даже память о них некому почтить.
Впрочем, если не умеешь от этого отстраняться — тебе нечего делать в искателях. Если пуглив и брезглив — займись чем-то попроще.
Пытайся вырастить урожай на скудной земле, к примеру.
Говорили, до Беды земля могла уродить куда больше, да и было теплее, чем сейчас. Но на некогда жарком Юге нынче царила вечная ночь и стылый холод, а солнцу едва-едва хватало сил отогреть вечно мёрзнущий Север.
После Границы, где казалось очень неуютно, особенно хотелось побыть в тепле и среди живых людей, хотя Тай не был так уж общителен. Привык бродить по приграничью и беседовать разве с Аррчем, своим звероящером (тот флегматично внимал, жуя пойманную по дороге мелкую сорную крысу). А в заброшенных, полуразрушенных селениях Тай и вовсе не то что говорить, двигаться старался неслышно, и лопаткой действовать осторожнее: всякий звук в мёртвой тишине казался оглушительным… и неправильным. Хотя там и призраки там не водились, слишком мёртво и пусто. Все ушли, и ушли давно.
* * *
Каждая таверна, каждый трактир известны своим — где-то выпивка хороша, где-то кормят вкусно, где-то завсегдатаи говорливы. В «Лунном драконе» рассказывали сказки и истории о былом, тоже звучащие сказкой. Завсегдатаи — по очереди, день один, день другой, а гости… никто не принуждал, но не рассказать что-то в счёт платы за обед или ужин, бывшие здесь вкуснее и дешевле, казалось отчего-то неудобным. Иногда оставались переждать зимние холода бродячие сказители — их привечал Дракон.
Тай болтать умел, а найденные старые книги порой успевал прочитывать сам, так что ему всегда было, о чём рассказать. Он даже как-то поведал о Границе и о неведомом звере — быть может, творении последних колдунов, — добровольно ли, против ли воли, сам ставшем этой Границей между светом и вечной тьмой.
Под тяжёлым взглядом Дракона было неуютно, и историю Тай скомкал.
Порой из-за стойки выходил сам хозяин, не чинясь, присаживался на пододвинутый гостями табурет. Названая его дочь бесцеремонно забиралась на саму стойку с краю, свесив ножки вниз, тоже слушала голос Дракона.
Тот рассказывал о временах до Беды, когда шумели дремучие леса, бежали быстрые реки вместо нынешних мутноватых ручейков-речушек, когда солнце и луна были другими, а небо — ясным.
Тай смотрел на странную, змеистую тень хозяина, норовившую свернуться клубком, и гадал — не многовато ли было пропитки из рома в третьем куске сладкого пирога для того, кто хмельного не пьёт. Но к приготовлению пирогов этих прикладывал руку сам хозяин, и устоять было невозможно.
Тень Дракона вела себя странно, свивала кольца у ног хозяина, укладываясь вздремнуть и снова вскидываясь, и вообще норовила жить своей жизнью.
И вовсе не походила на человеческую.
А ведь тени лгать не умеют, у человека — и тень человечья, у зверя — звериная, у кошки никогда не будет тени пса.
В этот момент, верно, заслушавшись, маленькая Крис свалилась с высокой стойки, и Дракон вскинул руки, ловя дочь.
Широкие рукава соскользнули к локтям, являя взглядам розовые шрамы от полузаживших ожогов, которые всё ещё должны были мучить.
Заметив его взгляд, Дракон поставил дочь на ноги и неспешно оправил рукава, скрывая кисти рук.
Тень его насторожённо встопорщила загривок, вздыбилась, будто атакующая змея… и вновь улеглась на полу смирно, почти повторяя очертания человеческого силуэта. Почти...
Тая мучило любопытство, ему хотелось разгадать загадку, но кто мог поручиться, что изящная вещица не разорвётся в руках, ненароком забрав жизнь любопытного?
Тай лучше всех знал, что тайны могут быть опасны.
О, помнится, он держал однажды в руках найденную в затерянном эльфийском селении — у самой границы с тьмой, где свет солнца сперва искажался, бледнел, а потом терялся — завораживающую хрупкую вещицу из стекла. Внутри было ночное небо и мерцающие огоньки в нём, замысловатые трубочки, оплетающие сердце вещицы, её небо. А потом, вертя её, он случайно нажал чуть сильнее на основание одной из трубочек, и та обречённо хрупнула… Со звоном вспыхнула тьма — ослепительно-густая — и просияли огни в ней. Больше Тай ничего не помнил, в том числе и то, как выбрался из Граничных земель, но шрамы на руках от стекла остались до сих пор, благо хоть глаза уберёг. Аррчу, не позволившему никому слопать дурного хозяина и дотащившему его до «Лунного дракона», потом достался самый лучший кусок сладкого пирога — нельзя, конечно, этим звероящера кормить, но тот до сладкого охоч был не меньше хозяина, так что иногда Тай его баловал.
Жаль, любопытства ему это не отбило, а от пришедшей три столетия назад Беды остались кое-где непонятные и завораживающие этим вещицы, у которых не осталось хозяев — мёртвым они точно уже не нужны.
Всякий зарабатывает себе на жизнь, как может, а Тай осмеливался забираться дальше всех.
Тяжело ступая, вернулась гаргулья Опал, ловящая последние лучи солнца — как и все её сородичи, коих осталось после Беды исчезающе мало, она ела не только мясо, но и впитывала солнечный свет, отчего каменная шкура наливалась сиянием изнутри. Как огнистый дивный камень, тот самый опал.
Раньше все гаргульи обитали только при храмах, и никто достоверно не знал — были ли они каменными изваяниями, оживающими по ночам, или живыми созданиями, обращающимися в мёртвый камень днём. Опал же, удивительное дело, днями не спала, разве иногда замирала на месте в странном подобии дремоты.
Тай вышел наружу, в струящийся дымкой по земле предночный туман, уловил краем глаза движение где-то сверху, повернулся — и не увидал ничего. Лишь чуть плыл, дрожал отчего-то воздух над крышей таверны, и звучала, будто из далёкого далёка нежная холодная мелодия незримых струн.
Было странно холодно, словно кто-то забрал тепло, выпил его из воздуха, дыхание клубилось паром, а по краю колодца распустились ледяные цветы.
Мгновение подумав, Тай отвернулся так, чтоб видеть крышу самым краем глаза — так смотрят на неуловимое, с чего внимание соскользнёт, коли глядишь прямо.
На изогнутой краями вверх крыше свил-развил кольца змеистого тела дракон — какой-то полупрозрачный, мерцающий голубоватым отливом изнутри, как светлый опал.
Лунный дракон.
Тай не сдержался — вырвался невнятный возглас, и дракон, встрепенувшись, стремительно-плавно перетёк наземь перед ним. Будто во сне, Тай протянул руку, коснулся ладонью морды зверя — ожившая сказка из тех, что рассказывали в «Лунном драконе»! Посеребрённая инеем грива, ветвистые полупрозрачные рожки, переливчатые драгоценные камни глаз, выразительная на диво узкая морда, гибкие плети усов и трепет нежных ноздрей под ладонью.
Моя настоящая, чудесная загадка.
Дракон отпрянул назад, прижал уши.
— Прости, — сказал Тай. — Но даже если я сплю, могу я хотя бы во сне думать, что ты — настоящий?
Дракон мягко фыркнул, опустил голову ниже, заглянул в лицо.
И такие знакомые глаза оказались у него, светлые, переливчатые, не глаза зверя, но… Будто открылись те глубины, что прежде были заперты — потому, может, что трудно было уместить в хрупком человеческом облике драконью суть. И увиделся за обликом зверя — человек в светлых одеяниях.
Ясно, холодно прозвучала вновь мелодия незримых струн, от которой дрожал воздух, и дракон свил кольца вокруг Тая — не сбежать.
«Ты забудешь», — пропела мелодия.
— Я не хочу забывать, — на мерцающего, нездешне-прекрасного дракона смотреть было почему-то больно, и Тай запрокинул голову, глядя в небо.
Что он против этого создания?..
Солнце уже опустилось за горизонт, и небо, в котором отчего-то не было луны, выглядело пустым… и пугающим. Раньше, говорят, луна могла светить и половинкой, и четвертью, могла и вовсе не взойти, но Тай никогда не видел иной луны, кроме круглой.
«Когда-то у этого мира были свои светила», — расцвели, явили себя в сияющем сердце мелодии слова — дракон наклонил голову, взглянув ему в лицо.
Тай поспешил отвести взгляд — переливающиеся светлые глаза дракона были слишком глубоки, текучи, изменчивы — больно смотреть в них, так легко потерять себя самого в этом сиянии, в светлой глубине.
«Мы сберегли, что сумели, человек».
Говорят, раньше солнце было другим, золотым, а не рыжим. Говорят, луна раньше была бело-золотистой, а серебряной — лишь в песнях поэтов. И не всегда — полной.
— Так это правда — во время Беды солнце погасло и погибла луна?
Дракон вскинул голову, дрогнули насторожённо уши.
Он не ответил, но уже было не нужно.
Мы. Дракон сказал — «мы».
— А солнце, солнце — тоже один из вас?
«Мой брат сжигает себя», — горечью отозвалась мелодия, и Тай вспомнил шрамы от ожогов на руках.
Драконы...
Спит, наверное, ночами в горах солнечный дракон, оборачивается змеёю вкруг снежных пиков, гася нестерпимый жар чешуи.
Может, и под землёю, свив кольца в глубине, дремлет ещё один дракон, греет остывающий мир.
Эльфы, дивные эльфы ушли — а драконы, древние чудища из легенд, столь далёкие от людей, держали этот мир собою.
— Не медли, — попросил Тай. — С каждым звуком твоей проклятой музыки всё больнее — забывать.
«Камни не поют, деревья не говорят, безмолвны реки и не видно звёзд. Этому миру остались лишь вы, люди», — музыка вновь свила прохладный серебристый узор, сложившись в речь в голове.
Дракон отвернулся от него, бесшумно скользнул прочь.
Оставив ему память.
Серебристо-прозрачная лента прянула в небеса, почти невидимый дракон свернулся клубком над миром. И чешуя его налилась светлым сиянием. Над миром, в тёмном небе, где давно не видно звёзд, взошла светлого серебра луна.
А поутру, когда усталый лунный дракон скользнёт за горизонт, на смену ему свернётся клубком в небе дракон-солнце, и жаром гореть будет чешуя.
Тихо дрожала в воздухе, замирая, мелодия незримых струн.
И сияла луна.
@темы: легенды, ...прозваньем - дракон
-
-
06.11.2019 в 16:25-
-
06.11.2019 в 16:31-
-
02.01.2020 в 18:05-
-
02.01.2020 в 19:37