В моих снах цветы тают и распускается снег... ©
Вновь поворачивается Колесо, и лорд Май — зелены его одежды, под цвет глаз, в руке рябиновый жезл, лентами увит — ступает на землю, едва взойдёт луна, осияв землю чистым светом, и уходит леди Апрель (золотистые вербокотики стайкой бегут за нею). Распускается в лунном сиянии боярышник — белые лунные цветы.
Белый цветок — ключ ко вратам Светлой половины года.
Дева-ива держит жезл, пока Май опускает на сухой хворост цветок в ладонях — и распускается ясный и чистый огонь.
Русалки выходят на берег танцевать на траве, греться у светлого костра, попробовать человеческой еды: те, кто помнит древние обычаи, выкладывают угощенье на порог — хлеб и ржаные лепёшки, мисочку с молоком, а уж как всё оказывается там, где надобно — разве беседующего вон там с кем-то домового спрашивать.
Лорд Май подаёт руку своей царевне; белая дева-Весна ступает в круг: на одну ночь лорд Мая — король, и Весна — его королева, и вместе с Маем танцуют тёплые ветра, озорно хохочут чьими-то голосами, свистят птицами.
В белом и русалки — танцуют, смеются, плетут друг другу венки из веточек ив и водорослей, увивают лентами длинные волосы.
Молочная луна озаряет кружево призрачно-прозрачного леса — и призрак постепенно обретает плоть, распускается зеленью, и одурманенные запахом юной листвы, смеются и вскрикивают танцующие духи.
Бродит в неверных тенях от костра растерянный чёрный кот, таится от русалок, едва не затискавших-защекотавших от избытка чувств. Наверное, отстал от какой-нибудь ведьмы, может, и вовсе свалился с помела, когда хозяйка заложила вираж — не иначе, летела на гору, на шабаш — праздновать с сёстрами великую ночь.
Русалки возлагают венки из первоцветов на головы Маю и Весне, будто короны, дева-яблоня подносит кубок с молоком — как бы не лунным! Коснувшись губами молока, Май передаёт кубок своей королеве, и скользит её ладонь по склонённой на миг голове, по шёлку волос, и ответная улыбка во вскинутых глазах.
Король и королева!
Небо полно звёзд, и оно будто расцвело летним лугом — далёкие ледяные цветы; чист и светел лик луны, свет её являет невидимое — скользят гибкие фигуры и странные тени, причудливые силуэты, топают лапки и копытца.
Все горят в эту ночь!
Кот сидит на майском дереве — берёзке, украшенной первыми цветами и лентами — алыми, золотыми, зелёными и белыми, забравшись повыше, к самому венку, затаился — только глаза огоньками блестят.
— Одичали после зимы-то, — ворчит старый водяной, что сидит на берегу, расчёсывает бороду. — Вот я вас, озорницы… Оставьте вы зверя!
Русалки тут же забывают про кота, тормошат вялого со сна — вода ещё холодна! — водяного со смехом :
— Дедушка, дедушка, давай с нами танцевать!
— Пойдёте у меня берёзки да рябины сажать, — грозится водяной, да только русалки не пугаются, хохочут: каждая из них ему внучка.
Перекликаются птичьими голосами лесные духи — у кого клюв, у кого рога, у кого звериная или птичья голова, кто и вовсе расплывается, никак не в силах выбрать облик — все ли здесь, кто явился, кто очнулся от оцепенения, пережив время холода и тьмы, кого нет в кругу огня.
Играет на свирели оленеглазый рогатый дух, и вторят мелодии птицы, что так торопятся жить и петь, что не спят весенними ночами, перебирает ногами, как заправский танцор, водяная лошадка — долгую гриву ей заплели русалки (те вообще очень любят плести косы себе и друг другу, и подружкам-ивам вплетать ленты и цветы!), постукивают копытцами прекрасные девы без спин, зато с хвостами, танцуют гибкие девы деревьев: этот огонь — цвет, тепло и жизнь, и им не страшен.
Вдали на горе тоже горит костёр — жаркий, шальной и рыжий — там танцуют ведьмы, дик и весел их танец, взлетают в небо пламенные птицы, мечутся искорки-светлячки.
— Ой, кто тут, кто? — гомонит вдруг мелкая лесная нечисть.
Чёрный кот, вспушившись, загораживает собой человеческого ребёнка, наступает боком, грозно и гнусаво завывая — маленький демон! — и духи с русалками пятятся от неожиданности, в молодой листве растворяется зелёный бородатый лик, а болотные огоньки прикидываются безобидными тлеющими гнилушками.
— Откуда ты здесь, дитя? — Май опускается на колено.
Девчушка смущённо опускает взгляд, мнёт подол рубашонки.
— Мне хотелось посмотреть на фей и русалок… Бабушка рассказывала, что весь дивный народ празднует эту ночь, радуется рождению солнца.
— Давай с нами, давай с нами, — наперебой галдят русалки. — Танцуй с нами, в воду за нами войди — будем вместе вечно танцевать на шёлковой траве в лунные ночи, будем качаться на ивовых ветвях, косы друг другу плести!
— Чего удумали, — ворчит лохматый чьего-то хозяйства домовой, прерывая степенную беседу с лешим (тот ведь тоже Хозяин!). — Живую душу невинную — в воду стылую навек!
— Тинне*, — говорит негромко Весна, и лорд Май склоняет голову на миг:
— Как пожелает моя королева. Человеческий ребёнок — гость на нашем празднике!
Рябиновый жезл, увитый лентами, ударяет оземь — и нечисть отступает, даже озорные русалки не осмеливаются нарушить слово лорда Мая.
— Танцуй с нами! — какой-то птицеглавый взъерошенный дух ловит детскую ладошку, вовлекая в круг — и уже не страшно, жарко и радостно — мир, мир рождается заново, совсем юный и свежий, дрожит в воздухе над Костром призрак Врат, увитых плющом и повиликой — вот-вот разойдутся створки.
Распускаются бутоны цветов на платье вечно юной Весны, птахами вспархивают голубоватые болотные огни, танцует с девушкой-рябиной Зелёный человек (сам давным-давно позабывший, кто он и откуда пришёл, родства не помнящий, может, лишь лорд Май знает, кем он был), и прорастает трава там, где он делает шаг.
Где-то обиженно ржёт водяная лошадка, а дальше слышен рык — она уж перекинулась псом, и со смехом пускаются наутёк тормошившие её неугомонные русалки.
Сгорают тревоги и печали в майском Костре, расцветает счастье в молочном свете волшебной луны.
— Сгорели печали, — молвит Май, и голос его слышно сквозь песню свирели и радостный гомон, что тут же умолкает. Лишь свирель тоненько-хрустально поёт, будто заплутавшая во времени птица. — Радуйтесь! Цветите!
Ярче вспыхивает светлое пламя, танцует на ветру.
Венок на светлых кудряшках, бусы из речного жемчуга — русалки расстарались, берёзовые и яблоневые девушки сплели поясок-оберег, за ним — свирель, что подарила дева-ива, заиграешь — все печали уйдут; громадный чёрный кот жмётся к босым ногам.
В сложенных ладонях майской четы — лепесток белого огня, и девчушка бесстрашно протягивает к нему руки. Язычок белого пламени, лепесток от цветка дрожит в ладошках, колеблется, но не гаснет, не обжигает.
— Это дар ночи светлого огня, — говорит лорд Май.
— Сбереги его, не дай угаснуть, — прибавляет Весна ласково. — Взрасти лепесток в целый цвет!
— Проводи, — велит лорд Май ведьмину коту, хоть никто не обидит ту, у кого частичка одного из четырех Костров года.
Но забредёт опять не туда!
Кот фыркает: будут нелюди приказывать ему, коту! — но ступает важно рядом с девочкой, которую выбрал себе в человеки, раз уж его ведьма потеряла фамилиара, ступает, задрав пушистый хвост. Кто вздумает обидеть его, кота, маленького человечка — вот вам когти и клыки!
Нежится огонёк в ладошках пушистым котёнком-птенцом.
Неузнанная, бродит средь танцующих духов и иных созданий босоногая девчонка-подросток — рыжие кудри, звон браслетов из бусинок на руках, две белые птицы сидят на плечах. Её время ещё не пришло.
На рассвете ныряют в реку русалки, под руки подхватив старого водяного, уезжает на медведе леший, а домовой — на полосатом коте; бросается в воду чёрная речная лошадка, гаснут болотные огоньки и возвращаются на места деревья.
На рассвете плетёт венок из золотых купальниц Весне сам лорд Мая, подносит, как драгоценный венец из злата и каменьев.
Расправляет крылья возрождённой птицей солнце — жаркое солнце нового, ясного мира.
Небеса светлы, и улыбка светла в глазах Весны, под ладонью которой распускаются цветы.
Тихо гаснут костров огни.
*Тинне — от «Бьялтинн», названия месяца мая и праздника Бельтайн
Белый цветок — ключ ко вратам Светлой половины года.
Дева-ива держит жезл, пока Май опускает на сухой хворост цветок в ладонях — и распускается ясный и чистый огонь.
Русалки выходят на берег танцевать на траве, греться у светлого костра, попробовать человеческой еды: те, кто помнит древние обычаи, выкладывают угощенье на порог — хлеб и ржаные лепёшки, мисочку с молоком, а уж как всё оказывается там, где надобно — разве беседующего вон там с кем-то домового спрашивать. Лорд Май подаёт руку своей царевне; белая дева-Весна ступает в круг: на одну ночь лорд Мая — король, и Весна — его королева, и вместе с Маем танцуют тёплые ветра, озорно хохочут чьими-то голосами, свистят птицами.
В белом и русалки — танцуют, смеются, плетут друг другу венки из веточек ив и водорослей, увивают лентами длинные волосы.
Молочная луна озаряет кружево призрачно-прозрачного леса — и призрак постепенно обретает плоть, распускается зеленью, и одурманенные запахом юной листвы, смеются и вскрикивают танцующие духи.
Бродит в неверных тенях от костра растерянный чёрный кот, таится от русалок, едва не затискавших-защекотавших от избытка чувств. Наверное, отстал от какой-нибудь ведьмы, может, и вовсе свалился с помела, когда хозяйка заложила вираж — не иначе, летела на гору, на шабаш — праздновать с сёстрами великую ночь.
Русалки возлагают венки из первоцветов на головы Маю и Весне, будто короны, дева-яблоня подносит кубок с молоком — как бы не лунным! Коснувшись губами молока, Май передаёт кубок своей королеве, и скользит её ладонь по склонённой на миг голове, по шёлку волос, и ответная улыбка во вскинутых глазах.
Король и королева!
Небо полно звёзд, и оно будто расцвело летним лугом — далёкие ледяные цветы; чист и светел лик луны, свет её являет невидимое — скользят гибкие фигуры и странные тени, причудливые силуэты, топают лапки и копытца.
Все горят в эту ночь!
Кот сидит на майском дереве — берёзке, украшенной первыми цветами и лентами — алыми, золотыми, зелёными и белыми, забравшись повыше, к самому венку, затаился — только глаза огоньками блестят.
— Одичали после зимы-то, — ворчит старый водяной, что сидит на берегу, расчёсывает бороду. — Вот я вас, озорницы… Оставьте вы зверя!
Русалки тут же забывают про кота, тормошат вялого со сна — вода ещё холодна! — водяного со смехом :
— Дедушка, дедушка, давай с нами танцевать!
— Пойдёте у меня берёзки да рябины сажать, — грозится водяной, да только русалки не пугаются, хохочут: каждая из них ему внучка.
Перекликаются птичьими голосами лесные духи — у кого клюв, у кого рога, у кого звериная или птичья голова, кто и вовсе расплывается, никак не в силах выбрать облик — все ли здесь, кто явился, кто очнулся от оцепенения, пережив время холода и тьмы, кого нет в кругу огня.
Играет на свирели оленеглазый рогатый дух, и вторят мелодии птицы, что так торопятся жить и петь, что не спят весенними ночами, перебирает ногами, как заправский танцор, водяная лошадка — долгую гриву ей заплели русалки (те вообще очень любят плести косы себе и друг другу, и подружкам-ивам вплетать ленты и цветы!), постукивают копытцами прекрасные девы без спин, зато с хвостами, танцуют гибкие девы деревьев: этот огонь — цвет, тепло и жизнь, и им не страшен.
Вдали на горе тоже горит костёр — жаркий, шальной и рыжий — там танцуют ведьмы, дик и весел их танец, взлетают в небо пламенные птицы, мечутся искорки-светлячки.
— Ой, кто тут, кто? — гомонит вдруг мелкая лесная нечисть.
Чёрный кот, вспушившись, загораживает собой человеческого ребёнка, наступает боком, грозно и гнусаво завывая — маленький демон! — и духи с русалками пятятся от неожиданности, в молодой листве растворяется зелёный бородатый лик, а болотные огоньки прикидываются безобидными тлеющими гнилушками.
— Откуда ты здесь, дитя? — Май опускается на колено.
Девчушка смущённо опускает взгляд, мнёт подол рубашонки.
— Мне хотелось посмотреть на фей и русалок… Бабушка рассказывала, что весь дивный народ празднует эту ночь, радуется рождению солнца.
— Давай с нами, давай с нами, — наперебой галдят русалки. — Танцуй с нами, в воду за нами войди — будем вместе вечно танцевать на шёлковой траве в лунные ночи, будем качаться на ивовых ветвях, косы друг другу плести!
— Чего удумали, — ворчит лохматый чьего-то хозяйства домовой, прерывая степенную беседу с лешим (тот ведь тоже Хозяин!). — Живую душу невинную — в воду стылую навек!
— Тинне*, — говорит негромко Весна, и лорд Май склоняет голову на миг:
— Как пожелает моя королева. Человеческий ребёнок — гость на нашем празднике!
Рябиновый жезл, увитый лентами, ударяет оземь — и нечисть отступает, даже озорные русалки не осмеливаются нарушить слово лорда Мая.
— Танцуй с нами! — какой-то птицеглавый взъерошенный дух ловит детскую ладошку, вовлекая в круг — и уже не страшно, жарко и радостно — мир, мир рождается заново, совсем юный и свежий, дрожит в воздухе над Костром призрак Врат, увитых плющом и повиликой — вот-вот разойдутся створки.
Распускаются бутоны цветов на платье вечно юной Весны, птахами вспархивают голубоватые болотные огни, танцует с девушкой-рябиной Зелёный человек (сам давным-давно позабывший, кто он и откуда пришёл, родства не помнящий, может, лишь лорд Май знает, кем он был), и прорастает трава там, где он делает шаг.
Где-то обиженно ржёт водяная лошадка, а дальше слышен рык — она уж перекинулась псом, и со смехом пускаются наутёк тормошившие её неугомонные русалки.
Сгорают тревоги и печали в майском Костре, расцветает счастье в молочном свете волшебной луны.
— Сгорели печали, — молвит Май, и голос его слышно сквозь песню свирели и радостный гомон, что тут же умолкает. Лишь свирель тоненько-хрустально поёт, будто заплутавшая во времени птица. — Радуйтесь! Цветите!
Ярче вспыхивает светлое пламя, танцует на ветру.
Венок на светлых кудряшках, бусы из речного жемчуга — русалки расстарались, берёзовые и яблоневые девушки сплели поясок-оберег, за ним — свирель, что подарила дева-ива, заиграешь — все печали уйдут; громадный чёрный кот жмётся к босым ногам.
В сложенных ладонях майской четы — лепесток белого огня, и девчушка бесстрашно протягивает к нему руки. Язычок белого пламени, лепесток от цветка дрожит в ладошках, колеблется, но не гаснет, не обжигает.
— Это дар ночи светлого огня, — говорит лорд Май.
— Сбереги его, не дай угаснуть, — прибавляет Весна ласково. — Взрасти лепесток в целый цвет!
— Проводи, — велит лорд Май ведьмину коту, хоть никто не обидит ту, у кого частичка одного из четырех Костров года.
Но забредёт опять не туда!
Кот фыркает: будут нелюди приказывать ему, коту! — но ступает важно рядом с девочкой, которую выбрал себе в человеки, раз уж его ведьма потеряла фамилиара, ступает, задрав пушистый хвост. Кто вздумает обидеть его, кота, маленького человечка — вот вам когти и клыки!
Нежится огонёк в ладошках пушистым котёнком-птенцом.
Неузнанная, бродит средь танцующих духов и иных созданий босоногая девчонка-подросток — рыжие кудри, звон браслетов из бусинок на руках, две белые птицы сидят на плечах. Её время ещё не пришло.
На рассвете ныряют в реку русалки, под руки подхватив старого водяного, уезжает на медведе леший, а домовой — на полосатом коте; бросается в воду чёрная речная лошадка, гаснут болотные огоньки и возвращаются на места деревья.
На рассвете плетёт венок из золотых купальниц Весне сам лорд Мая, подносит, как драгоценный венец из злата и каменьев.
Расправляет крылья возрождённой птицей солнце — жаркое солнце нового, ясного мира.
Небеса светлы, и улыбка светла в глазах Весны, под ладонью которой распускаются цветы.
Тихо гаснут костров огни.
*Тинне — от «Бьялтинн», названия месяца мая и праздника Бельтайн
@темы: весна, Хранители года, сказки
-
-
02.05.2018 в 05:07-
-
02.05.2018 в 12:36-
-
01.05.2022 в 01:09-
-
01.05.2022 в 17:46