В моих снах цветы тают и распускается снег... ©
первая история
2. Мышь учёная
Лавка мастера, что наделён даром заклинать книги, — в том самом старом городе, где танцует на крышах с ветром свободная, как сероглазые ветрокоты, сестра лорда зимы, госпожа предвесенья Марта, где в отражениях витрин и в лужах живут солнцекоты, и куда спешит уже с ключами ото всех бродячих дверей легконогая леди Апрель. По крайней мере, часто лавку можно увидать именно там.
В лавке хватает места и книгам, и их героям: вздумавшему отдохнуть от своей сказки и утомительных выяснений отношений с рыцарем дракону (впрочем, съежившемуся до размеров пони, чтобы никого не стеснять), и самому рыцарю, вполне мирно здесь с вечным противником ведущему беседы, и прекрасной печальной леди-единорогу, и маленькому горбатому коньку. Здесь рады и персонажам известным, и героям книг, что только будут когда-то написаны, и даже чуточку застенчивым чудищам из снов, которых стоит труда уговорить вылезти из-под полок, где их никто не видит. Книги расставлены не по жанрам или алфавиту, а в одному мастеру понятном порядке; впрочем, книги не жалуются, тем более что их частенько меняют местами, чтобы они не уставали друг от друга.
* * *
Откуда взялась в лавке Мастера-заклинателя книг мышь, было не очень ясно. Коты — книжные, сказочные — с удовольствием приходили к мастеру на блюдечко молока и чесание за ушами, так что вроде бы мышам стоило бы поостеречься.
Но, как видно, сказочные коты, хоть и пили вполне обычное молоко, обычных мышей не ловили. То ли разучились, то ли считали ниже своего достоинства.
Учёный кот, угостившись молочком, по уши зарывался в книги: ему вечно не хватало сказок и песен, а повторяться он не любил.
Другой кот так и вовсе только улыбался лукаво, явно думая не о мышах, — лови потом его улыбку по углам, а златоглазые истончившиеся кошачьи родичи с Марса заглядывали редко: ныне они — проводники по граничным тропам, а это дело хлопотное.
Тот, что носил сапоги, всё время был занят человеческими делами и сам уже был не рад, что взялся однажды людям подражать, потому как и проблемы у него теперь сплошь человеческие, а не кошачьи, и ему тоже не до мышей.
Ветрокоты были слишком уж ветрены, сегодня здесь, завтра — там; может, поэтому соблазнившаяся запахом старых книг мышь и осталась в лавке. Призывать её к порядку оказалось решительно некому, а обычных котов здесь не водилось. Только лишь необыкновенные.
Сам мастер же как раз был занят перевоспитанием особо скучной книги, что ему принесли, — герои её, уныло-серые и какие-то плоские, уныло бродили по лавке и брюзжали на несправедливость к ним мира, вяло что-то друг другу доказывали и пугали унынием и занудством своим прочих обитателей и гостей книжной лавки.
От них шарахался даже зловещий ворон, а спокойно выслушивать их мог только длинноухий конёк, терпение которого было безгранично. Хотя остальные подозревали, что длинные уши тот попросту чем-то заткнул.
А мышь, поточив зубы об обитый металлом переплёт особо вкусно пахнущей книги (герои её как раз были в гостях в совсем другой сказке, а сама книга даже не проснулась от щекотки) и едва не оставшись вовсе без них, внезапно обнаружила в углу вполне сказочный сундук,. А в нём — рукописи, свитки и обычные школьные исписанные тетради, из которых позднее должны были вырасти книги при должном уходе и достаточной выдумке. Мышь, забравшись под неплотно прикрытую крышку (любые истории обязательно надо проветривать, чтобы они не чахли, и один из младших ветров, что проведывали мастера, непременно заглядывал в сундук), перерыла все тетради и свитки, некоторые понадкусывала, но больше всего ей пришлась по душе пахнущая почему-то сдобой толстая тетрадь в матерчатой обложке, от корки до корки исписанная мелким почерком. То была тетрадь неизвестного сказочника, но неучёной мыши это показалось вкусным обедом.
* * *
Где-то за полками цокает копытцами маленький горбатый длинноухий конёк. Он умён, говорящ, исключительно вежлив и деликатен, потому его все любят, даже вредная фея, которую постоянно забывает взять с собою несносный вечный мальчишка. Конёк приносит ей сладко пахнущие цветы с заповедных лугов из своей сказки, а фея с удовольствием расчёсывает-перебирает золотую гривку (всё ж таки конёк приходится родичем златогривым коням) и не отказывается даже перелистывать для него страницы книг, быстро, впрочем, от этого утомляясь: феям вообще очень трудно сосредотачиваться на чём-то дольше нескольких минут.
Колышутся у стен тени неоформленных сюжетов, что частенько бродят, неприкаянные, среди людей, и вьются вокруг читателей — потому как те их готовы увидеть и выдумать такими, какими они должны быть. Здесь тени слушают тех, кого уже выдумали (а кто-то и вовсе получился един во многих ликах, слишком многие его выдумали), дружат с тенью кота (её-то уже выдумали — тенью!) и с надеждой устремляются к посетителям лавки. Книжный мастер никогда прямо на тени сюжетов и героев не смотрит, чтобы ненароком не воплотить их раньше, чем их выдумает кто-то другой. Такое уж свойство у взгляда настоящего заклинателя книг.
Кот учёный рассеянно ходит по нижним ветвям проросшей сквозь пол и потолок и далеко раскинувшей ветви яблони с листвой, что отливает серебром (может быть, это одна из яблонь, что растут на Острове Вечной Юности, а может и вовсе — Яблоня Изначальная), вполголоса декламируя стихи, сверяясь иногда с книгой.
Странным образом снаружи лавки проросшую сквозь потолок яблоню не видно — будто макушка её где-то в ином месте, ином мире.
Прямо на полу меж полок расцветают, увядают, осыпаясь, и распускаются вновь хрупкие белые цветы; на насестах у стен сидят разноцветные крылатые светильники — свет их мягок и ненавязчив. Порой светильники хлопают крыльями, а то и вспархивают, меняясь местами. При посетителях светильники чинно сидят на своих местах.
* * *
— Прошу прощения, — резким тоненьким голосом сказала Мышь, выбравшись на середину комнаты и став столбиком, — разрешите привлечь ваше внимание…
Чёрный золотоглазый истончившийся кошачий родич-с-Марса, выскользнув из стены, обошёл мышь по кругу, принюхался, пошевелив усами, а потом вздёрнул хвост и удалился куда-то в угол. Живая и материальная мышь, пусть даже она с маленького кролика размером, ему была неинтересна. Из темноты угла ещё пару минут светили золотые глаза — не один кот-англичанин умел исчезать по частям, — но потом погасли и они.
Глаза Мастера тоже чуть светились в полумраке, что Мышь ничуть не смущало.
— Вы всё делаете неправильно, — пронзительно объявила она.
Кот учёный даже книгу уронил.
— Почему вы, Мастер, запираете героев книг здесь? Им же надо ходить не в гости друг к другу, а средь людей! Иначе их позабудут, а к вам в лавку перестанут и заглядывать.
Из-за ближайшего стеллажа высунулась любопытная ушастая морда конька: даже ему прежде не приходилось встречать столь разумно говорящих мышей!
Мастер отложил книгу, что как раз переплетал.
— Всякая книга у меня в лавке лишь ждёт своего человека. Я им не хозяин и не указываю ни драконам, ни рыцарям, ни пиратам, ни кому-то ещё. Но мышам сюда вход воспрещён, если они — не герои книг.
Мышь воинственно встопорщила усы.
— Я — не простая мышь, а мышь, съевшая тетрадь со сказками!
В сундуке была ещё и тетрадь, где разбирали наиболее распространённые сюжеты сказок, и мышь, её тоже погрызшая, теперь почитала себя большим специалистом по сказкам.
Заглянувший на шум дракон размером с пони, на котором восседала веснушчатая девчонка с тугими, торчащими в стороны рыжими косичками, учёный кот, лис, что никак не мог встретиться со своим мальчиком, одно симпатичное чудовище из чьего-то сна и целый отряд воинственных землероек подняли шумный спор о том, насколько можно считать сказочной мышь, съевшую бумагу, на которой записаны были сказки. Ворон время от времени вставлял своё веское «Никогда больше!», заставляя всех вздрагивать, а над всеми летала, взволнованно звеня, крохотная светящаяся фея.
Но всё же в конце концов решили, что мышь теперь достаточно сказочная, чтобы позволить ей обитать в лавке. Если она больше не будет грызть книги, рукописи и свитки.
Мастер промолчал: в конце концов, он и вправду не указывал ни драконам, ни лисам, ни учёным котам. Он лишь позволял им находить именно их людей.
Охотиться на разумную, даже больше — учёную мышь ни за что не стал бы кот учёный, другой же кот и вовсе, как истинный англичанин, не попрощавшись, растаял в воздухе. А тень кота употребляла в пищу лишь молоко лунного света (после чего мягко сияла до утра), не отказываясь закусить тенью рыбки.
Теперь сказки жили внутри Мыши, непонятно как там умещаясь, и стала Мышь Учёная, как и лавка мастера, большим, чем выглядела снаружи, единственной мышью в своём роде.
И единственной мышью, которой позволили обитать в лавке, полной книг.
* * *
На ветвях книжного дерева, оплетающего окованные серебром (мало ли кто там может водиться, в этих книгах) полки со старинными изданиями, восседает чёрный ворон, которого все зовут Эдгаром. Он с удовольствием выдаёт в самый неожиданный миг фразу «Никогда больше!» нарочито зловещим хриплым голосом. Каждый раз дремлющая на ветвях серебристой яблони жар-птица, обиженно курлыкая, падает сверху, заполошно хлопая крыльями у самого пола. Ворон демонически хохочет, слетая вниз и устраиваясь на плече синеглазого и темноволосого мужчины в испанском камзоле, откликающегося на два разных имени и даже на одно прозвище. Впрочем, и прочие персонажи порой не прочь поменяться местами. Мастер книг делает вид, что не замечает: пусть резвятся, уж свою-то сказку наизусть знают, а книге только польза: ведь если скучать начинают персонажи, то и книга становится скучной, в руки брать не хочется. Никем не читаемая же книга зачахнет — вот почему Мастер книг охотно позволяет посетителям листать и читать книги, сидя тут же на диванчике, и сам старается каждую из своих питомиц хотя бы раз в месяц раскрыть и прочитать пару строчек. Чаще и больше не выходит: очень уж много книг выдумали люди, даже повторяя героев и сюжеты.
Пыль с полок и книг сдувает один из младших ветров, что заглядывают проведать заклинателя прямиком из чьих-то снов — может быть, он и сам был когда-то разноцветным ветром в чьих-то грёзах.
Лавка в маленьком и дряхлом с виду домике внутри уходит полками далеко в полумрак, где-то там широкими ступенями поднимаясь вверх, и, если прислушаться, можно услыхать далёкий шум моря, крики чаек и пение Морского Дракона, и вместе с тем — голоса лесных птиц в шёпоте листвы и звон летних лугов. А где-то там, за ступенями, быть может, даже можно найти камень-указатель на перекрёстке с надписями, что подсказывают, куда идти тому, кто готов отдать что-то взамен. В настоящей книжной лавке, где живут книги и те, кто для них выдуман, без указателя на перекрёстке дорог никак.
Лавка большее, чем выглядит… как и её хозяин.
Сам мастер книг — человек… существо без возраста, если не сказать, что вовсе без лица. Серебристая голова, внимательные светлые глаза за стёклами очков — и черты лица, которые никто запомнить не может. Благо сказочным персонажам и прочим героям книг это без надобности — заклинателя они и без того не спутают ни с кем.
Заклинатель бережно гладит по корешку потрёпанную книгу, склонив голову, прислушивается к голосу, что различим только для него.
В глубине лавки, как раз за стеллажом с приснившимися кому-то книгами, негромко беседуют маленький длинноухий конёк и прекрасная белоснежная леди-единорог — оба единственные в своём роде.
Утомившийся от песен и стихов учёный кот читает учебник по квантовой физике, комментируя его изредка для дона Ящера, создания испанского поэта, рыжая девчонка приручает застенчивое чудовище под тихие указания лиса.
Рыцарь и дракон ушли спасать принцессу из чьей-то сказки.
Вспорхнувший с насеста у стены светильник присаживается на протянувшуюся над головой мастера ветвь серебристой яблони.
@темы: мастер-заклинатель книг, сказки