
От вас - ключ (фраза или ситуация, сказочный герой/герои - как новые (грифоны-единороги-ёкаи-лингбакр-фэйри и прочие), так и уже встречающиеся в моих сказках), возможно продолжение уже написанных сказок. Можете проиллюстрировать заявку картинкой - для пущего вдохновения. Быстрого исполнения не обещаю, у меня ужасный рабочий график, но так или иначе исполнено все же будет.
Просьба все же отзываться на написанные для вас истории

1. Для Enot_XXX на фразуГрозный голос сполз в смущенный шепот:
- Нездоровится нынче Темнейшеству...
В несколько строк не уложилась, без котиков и драконов, каюсь, не вышло, они просочились сами, а ключ-фраза и вовсе притянута за уши

Решил однажды Тёмный Властелин на Русь податься. Места много, других Тёмных Властелинов поблизости нет (между тем, в прочих местах они один на одном!), а народ запугать - дело нехитрое. Пикнуть не успеют, как окажутся властелинскими подданными. Сказано - сделано, отправился вместе со свитой своей, свита на конях немёртвых, сам Властелин - на драконе костяном. О том, как Тёмный Властелин на Руси завестись пыталсяПодивились просторам безлюдным, приглядели в одном селении дом большой, что на отшибе стоял - по всему видно, что барский, с размахом строили, весь из камня белого, с башенками, да двор большой с постройками. Бывший хозяин бежал отсюда без оглядки, а местное население называло дом "нечистым" и сторонилось, потому как "блазнится там", да только кто б его спрашивал! Так что дом немедля гордо был поименован "замком Тёмного Властелина".
Вообще, людям не до гостей незваных было - стояла самая пора страды, так что и бояться некогда было. Зато нечисть местная в возмущение пришла - не хватало, мол, нам нечисти заморской тут!
- Вы как хотите, а я против! - решительно объявила Баба Яга. - Где это видано - нечисть басурманская на землях русских!
- Дак это... - Леший озабоченно почесал в бороде, вытащил оттуда мухомор и возмущённо запищавшую мышь. - Что мы могём-то? То ж дело-то Кощеево, на его власть покушаются.
Из-под пенька вопросительно стукнул барабашка. Он был так застенчив, что предпочитал вовсе на глаза не показываться.
- Занят нынче Кощееюшка, - объяснила Баба Яга. - Война у него с Медным царством. То ли похитил он невесту царевича тамошнего, то ли в лягушку превратил, а та возьми да и на болоте потеряйся... Словом, не до пришлых самозванцев ему. Пущай развеется, зачах совсем над сокровищами своими.
Банник и овинник бросили мутузить домового, с которым испокон века не могли определить, где заканчивалась власть одного домового духа и начиналась власть другого.
- Обычаев наших не знает, - буркнул обиженно овинник, не получивший ни пирогов, ни жертвенного петуха.
- От бани шарахается, - наябедничал банник. - Ванны предпочитает, а баня, говорит, дикость несусветная!
- А что же с лошадушками сделал-то!.. - вставил своё веское слово домовой, оправляя бороду и грозя украдкой кулаком негодному драчливому овиннику. - Страхолютины дохлые! То ли дело Кощеевы кони, или из твоего волшебного табуна, матушка... Нет, наша нечисть на дохлых конях не ездит!
Змей Горыныч помалкивал, потому как был в ссоре сам с собой: правая и левая головы знать друг друга не желали, а средняя голова от этого болела и злилась.
- Не бывать басурманину злом над Русью, игом нечистым! - подвела итог собрания Баба Яга.
Избушка на курьих ножках воинственно принялась рыть землю лапой.
Проскакал алый всадник - занималась заря.
Решено было предъявить гостю незваному ультиматум: или пусть в седьмицу убирается восвояси, или же пеняет на себя.
Отправились Баба Яга, как старшая и наиболее уважаемая, лохматый банник, овинник в облике здоровущего, с дворового пса, чёрного кота, и Змей Горыныч в качестве огневой поддержки, вежливо предложивший хромой лесной матушке свою спину вместо ступы.
- Это что за мутант? - изумился Тёмный Властелин при виде верхового Змея Горыныча.
- Но-но! - предостерегающе сказала средняя голова, а правая и левая, мигом забыв о разногласиях, выразительно щёлкнули клыками.
- Оно ещё и говорящее! - ещё больше удивился Тёмный Властелин.
Змей улыбнулся во все три зубастые пасти, пробороздив когтями глубокие канавки в камне, которым недавно вымощен был двор, а хвостом словно бы случайно сбив подкравшегося немёртвого слугу.
- Ты, соколик заморский, разговор-то не переводи, - велела Баба Яга, восседающая на Змее. - Делегация мы - я, Баба Яга, ведьма лесная по-вашему, этот котяра - овинник, а это - банник, чью баню ты заколотить велел, и Змей огненный - дракон по-вашему. Ультиматуму тебе принесли. Сроку тебе на исполнение - седьмица.
- Нечего тебе на земле русской делать, - подбоченился, для пущей солидности встав на задние лапы, кот-овинник. - Уходи восвояси, стало быть!
Баба Яга небрежно отмахнулась от какого-то пакостного властелинского заклятия, погрозила сухим пальцем:
- Вот я ужо тебе, пакостник! Говори, пока с тобой вобче разговаривают!
- Давай я съем его, матушка? - немедленно предложил Змей Горыныч и, прижмурившись мечтательно, облизнулся тремя раздвоёнными языками. - Раз вежества не знает!
- Ежели ты его съешь, - рассудительно сказал банник, - вдруг тебе плохо станет? Будешь опять животом маяться. Леший вон до сих пор жалуется, как ты лес подпалил, когда изжогой маялся. Несвежий вид у властелина энтого, прямо скажем.
Тёмный Властелин, который выглядел ровно так, как полагается Тёмным Властелинам, и втайне гордился отдающими в алое глазами и бледностью, оскорбился. Мало того, нечисть эта ещё и говорит о нём так, будто его тут и вовсе нет!
Заклятие подчинения - поводок, прежде безотказное, на нечисть почему-то не подействовало, лишь чёрный кот почесал задней лапой ухо, а лохматый-непонятный с веником из берёзовых веток фыркнул. Баба Яга взмахнула ладонью, и начавший исподтишка плести пакостное проклятие Властелин обнаружил вдруг, что пальцы вместо нужных жестов складываются в одну лишь фигуру, неприличную, зато всем понятную, универсальную даже.
- Значится, так, - Баба Яга вручила берестяную грамотку Властелину. - Мы, от лица всей силы нечистой этих земель, требуем, чтоб уходил ты отсюда. Возвращайся, откель пришёл.
Немёртвые слуги отчего-то будто и не слыхали мысленного приказа, стояли как стояли в отдалении, глаза бессмысленно таращили. С живых-то что взять, попрятались.
- О, - отвлёкшись на миг, уважительно сказал Тёмный Властелин, увидав за оградой переминающуюся с лапы на лапу избушку Бабы Яги, прибежавшую вслед за хозяйкой. - Голем?
- Что несёшь, чудь заморская! - рассердилась Баба Яга. - Сроду в наших местах дряни энтой не водилось. Я его вот такусеньким избушоночком помню, на руках у меня вырос.
- Так это не курица? - заинтересовался кот-овинник. - А так бывает?
- Если есть курочки-избушки, почему не быть петушкам-избушкам? - удивилась Баба Яга. - Иначе откуда б избушата на курьих ножках брались?
Властелин выразительно откашлялся, напоминая делегации о своём существовании.
- Сроку тебе - седьмица, - мяукнул кот.
- А будешь упрямиться, - напутствовала Баба Яга, - пряжу на тебя спряду да нити-то все перепутаю, сам Чернобог не распутает. Трогай, Змеюшка, дела у меня ещё, некогда с басурманами лясы точить.
Змей послушно выгнул шеи, пошел тяжелой иноходью, снеся по дороге забор, подпрыгнул раза два - и взлетел. Сделал круг над двором, и младшенькая, левая голова, негодница, выдохнула огонь, спалив сарай, за что тут же схлопотала по шее от всадницы. Избушка побежала следом.
Громадный чёрный кот лениво прошёлся по двору, куда делся - никто не заметил. Лохматый с веником просто растворился в воздухе.
Разумеется, Тёмный Властелин всерьёз ультиматум аборигенов не воспринял. Его куда больше беспокоило отношение людей. До сих пор ни одного Избранного, да даже завалящего рыцаря убить Властелина, исчадие зла, не подослали! Люди занимались своими делами, работали в поле и по дому, и дела им до слуг Зла не было. Возмутительно!
Решил Властелин сам дело исправить - взгромоздился на костяного дракона, полетел было население запугивать - не только трепетать не собираются, но и уважать не уважают - вон даже змею-мутанту этому, по достоверным агентурным данным, девиц-красавиц в жертву отдавали, а к нему, Тёмному Властелину потомственному, с дарами приходить и не думают, чтоб задобрить! - да не долетел.
Сверху упал Змей Горыныч, вцепился тремя пастями в костяные суставы, разочарованно выплюнул, сцапал драколича в когти, натужно маша крыльями и не обращая ни малейшего внимания на возмущённого всадника, потащил обратно к нынешнему властелинскому замку. Там бросил, набрал высоту и отправился куда-то в направлении леса.
Драколич, неизящно гремя костями, плюхнулся наземь и, задрав костяную морду, зачем-то проводил взглядом силуэт улетающего Змея. Тёмный Властелин мог бы поклясться, что в горящих угольями глазах появилось на миг странное выражение.
- Кто таковы? - будто не запомнив с прошлого раза визитёров, грозно вопросил дворецкий - сам морда синяя, вид - дохлее некуда. Тьфу!
- Не балуй! - строго велела Баба Яга. - Веди нас к хозяину своему, путь ответ на ультиматуму даёт!
Змей Горыныч выразительно пыхнул тремя язычками пламени. Чёрный кот зевнул и поточил когти о деревянную стену, сняв стружку. Лохматый банник выразительно стукнул берёзовым веником по ладони.
Грозный голос сполз в смущённый шепот:
- Нездоровится нынче Темнейшеству... Не принимают они.
Которую ночь Тёмному Властелину не давало спать местное пакостное создание barabashka, а стоило, наскоро пробормотав заклинание изгнания (помогало ненадолго!), заснуть - и укоризненно грозила костлявым пальцем старуха-ведьма верхом на трёхглавом драконе-мутанте: "Вот я тебя ужо!"
Костяной дракон-лич, внезапно оказавшийся драконицей, совсем загрустила, даже горящие алым глаза потускнели; немёртвые кони спотыкались на ходу, гривы и хвосты были обрезаны неровными клочьями, а остатки - перепутаны так, что проще было остричь и это. В доме царил полнейший беспорядок, и все усилия немёртвых слуг ни к чему не приводили; в ванной комнате выясняли отношения bannik и shishiga, и нынешний хозяин пресловутой комнаты и всего дома заходить туда опасался. Ошпарят, стукнут чем-нибудь, да ещё тазик на голову наденут, а то и бадью с водой сразу. В бане же было темно и страшно.
Хотел как-то по лесу погулять - едва из ветвей выдрался, с какой-то стати оживших и спеленавших по рукам и ногам, да постыдно высечь попытавшихся.
В колодец заглянул - так оттуда харя неумытая как вылезет!
Заклятия на русскую нечисть отчего-то не действовали. Из комнаты выходить опасно было - то в луже молока, невесть откуда взявшейся, поскользнешься, то ковры расстеленные вкруг ног обвиться норовят, то хихикает кто-то тоненько и мерзко. под кроватью же и вовсе дятел поселился недрёманный. Что за страна дикая! Все они тут дикари, даже нечисть.
Слуги, среди которых были и живые, попрятались, только верный дворецкий бдительно хранил покой хозяина, никого к нему не пуская.
Костяная драконица-лич ворковала о чём-то с разрушившим драконюшню трёхглавым змеем, косила кокетливо горящим глазом-угольком.
По двору бродила избушка на курьих ножках, петушилась, задирая адских гончих и успешно отпинываясь потом от озверевших псов.
На заборе зевал здоровущий чёрный кот.
- Сдулся Властелин энтот, - вздохнула Баба Яга. - А мы ведь даже Ивана-дурака о подмоге попросить не успели. Не грусти, Змеюшка, придумаем мы, как зазнобе твоей помочь, вот ужо Кащей-то вернётся, с ним посоветуюсь. Можа, водой мёртвой да живой сбрызнуть... Да как бы заклятие чужое не разрушить.
Змей Горыныч выразительно накрыл крылом костяную дракону.
Тёмного Властелина лихорадило. Ему очень хотелось домой, к маме. Ну эту Русь с её нечистью бескультурной...
Прим:*шишига - по одной из версий, женское обличье банника; овинник мог представать в виде громадного кота или пса; домовой, банник и овинник относятся к домовым духам, хоть и с разными сферами влияния, домовой считался наиболее сильным среди них.
*По одной из версий, Баба Яга прядёт пряжу, ассоциирующуюся с судьбой (недаром же рукодельниц в сказках привечала!), с Чернобогом же ассоциировали Кощея. Бабу Ягу, лесную хозяйку, также ассоциировали со змеёй (в давние времена это не несло негативный оттенок, наоборот), в том числе из-за потенциальной одноногости. Может, поэтому Змей Горыныч во многих сказках ее слушается

2. Для киса в свитере - "розовые слоны".
Прошу прощения, история ушла немного не туда, но розовый слон присутствует


Однажды императору нихонскому захотелось, чтоб в зоопарке Уэно* появился слон. Тора* в зоопарке уже была и даже принесла двоих смешных полосатых котят. Характер её, к сожалению, от этого не улучшился - служители старались держаться от нее подальше, перепоручая уход друг другу. А вот слона в зоопарке не было. Разумеется, у Нихона должно было быть всё самое лучшее, и куда как лучшее, чем у жёлтоволосых гайдзинов. Особенно эрефанты.
Рози - вишнёвый слон
Юную слониху звали Рози, но японцы быстро переименовали её в "Сакуру-чан". Рози была крайне мечтательной слонихой и от другой, сказочной по отзывам служителей зоопарка, где она прежде жила, страны ждала чего-то необычного, а потому не слишком удивилась даже тому, что среди людей, тоже на двух ногах ходили порой звери - и люди, судя по всему, попросту разницы меж собой и лукавыми зверьми, надевшими человечий облик как маску, не замечали. Нет, Рози не удивилась, но отнеслась с насторожённостью, полагая, что всякий должен носить тот облик, что присущ ему от рождения, иначе что твориться будет в мире, если каждый будет выглядеть так, как пожелает, а не так, как обязывает его сущность!
Одним из служителей в зоопарке был совсем молоденький - ста лет ещё не исполнилось - лисёнок из племени тех самых лисиц, что облик менять умеют. Рози сперва шарахалась от двуногой лисицы, трубила с негодованием, но лисенок был упрям: неизменно приносил с собой морковку или эти их рисовые булочки, которые пришлись слонихе по вкусу, говорил с ней, терпел, когда она нарочно разливала воду для мытья или питья, вынуждая его идти набирать заново, и - очаровывал. Про лисье очарование Рози поведало странное полупрозрачное существо, каких здесь хватало, назвавшееся тофу-кодзо. Маленький призрачный монашек даже честно поделился со слонихой своим тофу, тарелочку с порцией которого всегда и везде таскал с собой. Вкуса еды призрака Рози так и не ощутила, но поблагодарила, ибо была всё-таки воспитанной слонихой, когда дело не касалось двуногих лисиц. Тофу-кодзо иногда заглядывал поболтать с Рози об обычаях страны, где она родилась, и рассказывал об обычаях местных. Лисенок весь сердито взъерошивался, заставая монашка в павильоне Рози, а монашек спешно прятал тарелочку с тофу, до которого лисы тоже были охочи, и, простившись со слонихой, растворялся в воздухе.
Рози забавляло то, что, по-видимому, лисенок ревнует монашка-призрака к ее вниманию, и она даже порой снисходительно трепала ему кончиком хобота стянутые низко на затылке, прикрывая лисьи уши, волосы. Лисенок, слишком юный, чтобы хорошо прятать хвост и уши, так забавно фыркал, старательно приглаживая пряди! К тому же, в отличие от людей, лисенок понимал всех обитателей парка Уэно, и Рози в конце концов сменила гнев на милость. Уж если эти лисы не умеют иначе, чем людьми прикидываться... Знать, не очень-то уютно в лесу жить!
Рози родилась в зоопарке, но грезила о саванне, которой никогда не видела, о небе, колышущемся жарким маревом на горизонте, о еде - листьях, которые можно срывать хоботом прямо с веток, о реках и озерцах, в которых можно купаться... Ей, мечтательнице, тесно было в клетке, и иногда она жаловалась на это монашку-призраку и лисенку. Монашек сочувствовал, а лисенок однажды украл у старшего служителя ключи и вывел Рози ночью погулять. Слониха с удовольствием вдохнула полной грудью пахнущий цветами прохладный воздух и с королевским величием приняла подношение в виде цветущей розовой ветки. Цветы сакуры оказались сладковатыми и очень приятными на вкус.
Лисенок представил Рози строгому тэнгу, господину ближней горы, поросшей лесом, показал дивному белоснежному зверю с алыми узорами на лбу и вокруг глаз, лишь отдаленно напоминавшему знакомых по зоопарку Рози волков, толстому еноту, прикидывающемуся торговцем рыбой и нескольким сородичам. Рози поболтала с ними немного, и ёкаи пришли к странному выводу.
Слониха немного походила на химеру-баку. Знать, им, екаям, родня! Не бросать же её было в плену у людей!
О решении старших сообщил, конечно, лисенок - Рози освободят и позаботятся о ней. Ёкаю не место в плену людей!
- А как же тора? - спросила Рози, чинно прогуливающаяся по усыпанным гравием дорожкам. - Нельзя же и дальше ей так - в клетке!
Тигрица, гордость парка Уэно, обитающая по соседству от павильона Рози, сверкнула изжелта-зелеными глазами, зевнула и отвернулась; только кончик хвоста чуть подёргивался.
Тигрята в дальнем углу возились - ну чисто котята домашней кошки.
- А тора, - улыбнулся лисёнок янтарными глазами и показывая в улыбке слишком острые для человека зубы, - разве ты не заметила? Она ждёт. Могла бы давно уйти.
Тигров, тора, не знали, не видели в Нихоне - одни легенды да старые шкуры. Тора-сан была одной из первых тигров в стране, и первой - принесла потомство; служители не могли на нее надышаться, а о здоровье ее справлялся сам император. Художники из разных школ приходили посмотреть на ожившую легенду и сделать наброски. Дай им волю - и пришлось бы везти из-за моря нового дивного зверя.
В парк Уэно каждый день приходил художник, дабы изучить и нарисовать зверя настоящего, а не подобие по китайским канонам или очаровательного, но сказочного кошачьего тигра. Служители привыкли к нему, встречали приветливо и не мешали, а звери вскоре и вовсе перестали обращать на него внимание.
Художник делал набросок за наброском, вдохновенно рисовал тигрицу, порой обращаясь к ней с учтивыми речами, как к знатной даме, называая не иначе как "тора-сан" и порой - "тора-химе". Тигрица довольно жмурила чуть раскосые жестокие глаза. На наброске сквозь облик зверя - солнечного, огненного - проступал лик женщины, красивой странной, чуждой, хищной красотой...
Тигрица-оборотень родом из Поднебесной, где обитали её родичи, неведомо как попала в плен к людям, но освобождаться отчего-то не спешила. Впрочем, ночами по зоопарку гуляла изящная, стройная молодая женщина в шёлковых ярких одеждах в сопровождении двух полосатых тигриных котят, что облик человеческий еще принимать не умели, - лисёнок-смотритель, соорудив себе копии ключей старшего смотрителя, отпирал ночами запоры для тех, кто умел себя вести и не норовил причинить какого-нибудь вреда.
- Кого ждет? - непонимающе переспросила Рози.
Лисенок только улыбнулся снова.
Но... разве можно любить, когда один - человек, а другая - тигрица?.. Все равно что Рози полюбить лиса! Вот только человек и тигрица знать ничего не желали. Когда художник, отложив уголек, которым делал наброски, бестрепетно протянул руку сквозь решетку (Рози как раз переводили из ее павильона в другой, чтобы сделать мелкий ремонт в ее обиталище), смотритель был слишком далеко, чтобы остановить его - казалось, быть теперь человеку без руки... но протянутая ладонь встретила шелковистую шерсть - тигрица подставила лоб и неожиданно, неумело мурлыкнула.
Наверное, как говорил лисенок - всё же он куда лучше разбирался в людях, чем молоденькая слониха, - художник, сам не осознавая, видел, чувствовал истинную природу "госпожи тигрицы" - больше, чем зверь, меньше, чем человек - застывшее между создание, как лисы, как еноты и журавли. И огонь, горящий в художнике, тянулся к огню, которым пылал зверь - рыже-полосатый, между пламенем и тьмой.
Странно - но от их огня тепло казалось и Рози.
Ёкаи, властвующие над здешними местами, - господин тэнгу и величавый оками - сдержали обещание, и однажды Рози покинула клетку, чтобы в нее не возвращаться...
Пропавшего слона долго искали, пытались найти и виновника побега или похищения, но отступились - кажется, лисенок упросил кого-то из родичей, и люди нашли погибшего слона. А что "тело" потом рассыпалось сухими листьями, так то замяли...
Рози редко уходила далеко от парка, лишь дважды сходив в лес навестить белого зверя, что не был волком, зато помнил себя человеком, и им никогда не жив на самом деле, - здесь снова цвели во множестве сакуры, пленившие ее воображение и полюбившиеся своими вкусными цветами. Она кушала лепестки сакур, бродила средь цветущих деревьев, похожих на розовые облака, опустившиеся на землю передохнуть, надёжно скрытая лисьим колдовством, и - мечтала, мечтала... То ли спала, то ли грезила наяву, видя качающуюся на ветвях сакуры, расчесывая длинные белые волосы, призрачную девушку без ног, выглядывающих из-за корней маленьких большеголовых созданий, встречая молчаливую собаку с человечьим лицом, и ничему не удивляясь.
Задумалась как-то: может, она и вправду родня местной химере, что питается снами?..
Лисенок сопровождал ее в город той ночью, когда Рози впервые прислушалась к человеческим снам. Лисы питаются чувствами людей, обычной пищи им мало, а чужие чувства питают их колдовские способности. И порой, за неимением лучшего, лисы из тех, кто слабее, бродят ночами по городам и селениям, питаясь чувствами, что люди испытывают во снах, - лучше, чем ничего, хотя нет слаще того чувства, что человек испытывает именно к лисе - для того и обольщают, очаровывают лисы. Лисенок учил Рози слушать сны, вглядываться, вслушиваться в них. Слониха была прилежной ученицей. А быть может, и вправду правы были ёкаи по поводу нее... Но химера-баку в этом городе не водилась. Некоторые сны были легкими, с привкусом цветов, какие-то - беззаботные и волшебные - детские; иные - тяжелые, беспросветные - и вот в такие-то сны Рози, не умевшая питаться кошмарами, как баку, пыталась добавить немного хорошего, вспомнив свое удовольствие от купания в реке, от скребка заботливого лисенка, от прогулки по аллее из цветущих сакур, от солнца, расшившего золотистыми бликами лесной полумрак, и глубокую, умиротворяющую тишину, несмотря на пение птиц, в этом лесу, внимание, почти взгляды опоясанных шнурами с кисточками старых деревьев...
Иногда она забиралась хоботом в окно и тихонько дула, будто сдувая дурное и темное. Люди вздыхали, успокаиваясь - и сны их становились легче, будто чужая радость отпугивала дневные горести, не оставляющие и во сне, а Рози радовалась тому, что сны больше не горчат на вкус, не чувствуются неправильно.
Рози теперь частенько бродила по ночному городу в сопровождении толстого тануки или лисенка, прогоняя кошмары, утешая чужие сны - получалось это у нее все лучше и лучше.
...И не замечала, как серая шкура обретает нежнейший оттенок зари, а шаг становится легче, всё меньше тревожит лепестки, шёлковым ковром устлавшие все тропинки любимой рощи, и холод и жара больше не донимают ее. Она и сама становилась созданием между - то ли зверь, то ли дух. Рози всегда была неправильной слонихой; слышала она о "белых воронах", но о розовых слонах... И отшатнулась даже, впервые разглядев себя в отражении - воды реки перед самым закатом блестели зеркальной гладью. Нежно-розовая слониха приветливо взмахнула хоботом оттуда, из воды. Потому ли она стала такой, что любила вишневый цвет, или потому, что вкусила от чужих снов?
В парк Уэно привезли нового "эрефанта", и Рози, узнав об этом, обрадовалась: ей нравились ее друзья и знакомые ёкаи, но сородич - это ведь совсем другое! Одной из ночей она пришла знакомиться - почему-то теперь никакие запоры и двери не были ей преградой, но серый взрослый слон просто отвернулся, не желая иметь ничего общего со столь легкомысленной особой, позволявшей себе розовый окрас.
- Знаешь, я всегда мечтала встретить полосатого слона! - сказала ему Рози, взмахнула хоботом, не позволяя себе огорчаться, и пошла прочь.
Даже белым воронам живется нелегко, что уж говорить о розовых слонах! Но Рози ждали человеческие сны, в которые так замечательно было впускать радость и помогать сбываться мечтам - пусть и не наяву.
...Где-то во снах бродит по серебристым сонным лугам розовая дружелюбная слониха, держит хоботом за шнурок луну...
пояснения
*первый зоопарк в Японии, был открыт после реставрации Мэйдзи 20 марта 1882 года в парке Уэно, Токио
*тора - тигр; своих тигров в Нихоне отродясь не водилось, и даже тигрокартины рисовали, ориентируясь на китайских живописцев; порой доходило до забавного - бралась, скажем, тигриная шкура (за неимением живого тигра) и кот, как ближайший родственник. Первой школой "тигрорисования", свободной от китайского влияния, была школа Маруямы Окё. "Нэко-тора", кошачьи тигры Маруямы-сенсея, рисованные как раз с котов, были очаровательны (любопытствующим -здесь.
*Рози - конечно, отсылка к нежно любимому Дарреллу и книге "Рози - моя родня", по которой снят не менее чудесный фильм

3. Для Aberlynn Nickole
"Про маленькую ведьму, которая еще не умела колдовать, зато любила звезды и лес"
Прим: имеет некоторое отношение к историям "Лес Изначальный" и "Владыка Тёмного Леса"
"Не ходи в лес, - учила бабка Хелависья. - Там тролли водятся, вот слопают тебя, бедную... А нет - самому Хозяину попадешься, владыке лесному, или стражам его - Волку, Лису и Медведю!"
Данка послушно кивала, но руки за спиной держала, складывая пальцы в жесте, всем детям известном, - дабы не покарали боги и духи предков за неправду.
Данка
- Вот я тебя ужо! - грозила костлявым пальцем бабка.
Бабку-знахарку, чей домки стоял за околицей, побаивались в деревне, за глаза называя ведьмой, но внучка, хоть и опасалась быть больно за уши оттасканной или полотенцем, жгутом свернутым, схлопотать, ее совсем не боялась.
Ночью, когда бабка спала крепко, Данка на цыпочках прокрадывалась мимо печки, тихонько отворяла дверь в прохладные сени, где пала непроглядная темнота (не споткнуться о ведро с водой, не уронить ковш, висящий на гвоздике, не стукнуть дверным крючком), вытаскивала тяжеленный засов, отпирая входную дверь, и бежала к лесу.
На опушке танцевали светлячки, мерцали звездочками в траве, чертили светящиеся следы в воздухе. Данка подставляла ладошку - и живая звездочка доверчиво садилась на нее. Подержав так немножко и полюбовавшись неровным мерцанием, Данка отпускала звездочку: звезды, земные или небесные, не могут принадлежать кому-то одному, они светят всем. Тропинка под босыми ногами была прохладной, упругой и чуть сырой от росы.
"Не ходи в лес, - говорила бабка и, казалось, она произносит "Лес" с большой буквы. - Он - не то, чем кажется".
За овражком, сплошь заросшим колокольчиками, за бревном замшелым (скользко!), за рябинками, что ветвями переплелись, обнявшись, будто сестренки, за пнем страшным и корявым (вот-вот схватит замшелыми корнями!) посреди полянки лесной на плоском камне белом танцевали лесные тролли в лунном свете.
Тролли танцевали, держась за лапки, задрав мордочки к далекой луне и зажмурившись, танцевали под неслышную лунную музыку. Данка вспрыгивала на камень - и тролли размыкали круг на мгновение. Данка вкладывала свои ладошки в лапки танцоров, поднимала голову, жмурясь на луну, чувствуя, как прохладные лучики гладят щеки, переступала-топталась-танцевала вместе со всеми. И чувствовала себя маленьким хвостатым и лохматым лесным троллем.
Круг рассыпался враз - вот только Данка и тролли танцевали, следуя неслышной лунной мелодии, и вдруг, будто по какому-то сигналу, тролли разжимали лапки, кланялись то ли друг другу, то ли - чему-то незримому в центре круга, и в молчании расходились прочь. Заговаривать тут не полагалось, да и не хотелось - в груди жило что-то такое, хрупкое, невесомое и драгоценное, и слова могли разрушить это неявное, робкое.
С троллятами Данка танцевала, исследовала лес (и не забывала из дому прихватить лоскутков и ленточек, чтоб повязать бантики троллятам на хвосты) и помогала судить, чей разноцветный мох вырос лучше и ярче, c озорными рогатыми лесными духами - качалась на ивовых ветвях над водами тихой речушки, дразнила русалок и глядела на звёзды, забывая обо всём. Звёзды мерцали, плели меж собой блестящие нити, и, казалось, прислушайся получше - и услышишь, как они поют о холоде неба, о звездных садах и пристани Снов по ту сторону, о звёздных птицах, что летают небесными тропами, - но, как Данка ни вслушивалась, затаивая дыхание, ничего расслышать не могла. Для неё звёзды молчали... И обидно становилось до слёз - будто отняли что-то, что всегда принадлежало ей, отобрали кусочек сердца. Звёзды - чужие, совсем её не узнают... Но ведь и лес узнал её не сразу, сперва норовил ухватить за косички, за подол платья, под ноги подставить корявый корень, скользкий мох; потом - привык, а может - вспомнил, и вывороченный пень больше не оборачивался чудовищем, взгляды маленьких лесных озёр не пугали, в стройной рябинке и ясной березке виделись девичьи лики (жаль, шелест листвы в слова пока складываться не желал), лесная мелочь же не прекращала своей возни, не обращая на Данку никакого внимания.
Может, и звёзды однажды вспомнят её и расскажут, что же она потеряла, отчего порой так больно где-то в груди.
За лесом видимым, явным, был ещё один Лес - неявный, дивный. Древний. Может быть, даже осколок самого первого леса, изначального, от которого пошли потом все нынешние леса, что только отражения того, первого, могучего, юного, прекрасного.
Троллята знали об этом от русалок. Те были известные сплетницы, но они-то знали от дев-лебедиц, а те - знались с ветрами, что знают всё на свете, хоть порой и забывают, что именно знают. Говорили шёпотом и с оглядкой: от старших можно было и подзатыльник заработать. Говорили - живут в Лесу том воспоминания тех, кто был до людей, говорили, что звери и птицы там разумнее, крупнее, величавее и грациознее своих сородичей из прочих лесов, потому что тот Лес - волшебный; говорили - Тёмный он, потому что пришла однажды тьма и осталась в сердце его, говорили - есть у Леса настоящий Владыка, душа его; говорили - облик его позабыт, так древен Лес, но порой, если повезёт, можно у озера, что на границе двух лесов - явного и неявного, увидеть Белого оленя, и это - к счастью, если владыку не сердить. Говорили - пока жив Владыка, жив и его Лес, а с ним - будут жить все леса, что есть.
И говорили ещё, будто бы посреди Леса стоит Дверь, древняя, как он сам. Золотистое дерево Двери будто светится, вобрав некогда в себя тепло лучей солнца, украшено оно узорами резными, кружевными - иной узор словно в вязь слов складывается на позабытом языке. Ни зверь лесной, ни птица не тронут Дверь, на ветви деревьев лесные тролли подвесили маленькие фонарики, и круглый год цветут подле ясные ромашки, обращая головки к Двери, будто к солнцу.
И тот, кто сумеет пройти в ту Дверь - окажется в Городе белом: хрупкие стройные башенки с серебряными куполами, множество мостиков, на резных алых перилах которых привязаны крохотные серебряные колокольчики, балкончики и невесомое плетение воздушных переходов меж домами, и лишь воспоминания бродят по разноцветным мозаичным мостовым опустевших улиц. В темноте ночи белые камни стен, оплетённые ежевикой, нежно сияют, будто впитав свет звёзд, светится узором вязь старинных рун, и едва заметно дрожит в лунные ночи воздух над Городом, будто от замирающей дивной музыки по ту сторону слуха. Город ждёт того, кто услышит его мелодию, узнает имя - и оживит вновь. Данка мечтала порой найти ту Дверь - и суметь открыть, чтоб узнать доподлинно - что за ней.
Данка и троллята лунными ночами, обмирая от страха, пробирались к озеру, над которым воздух мерцал и дрожал, иногда являя странные прозрачные силуэты.
Доносилась порой издалека странная музыка - земля едва приметно дрожала от барабанной дроби, и кто-то будто бы пел. Данка с троллятами втайне надеялись увидать когда-нибудь самого лесного Владыку. На границе неявного с явью, говорили, случались настоящие чудеса и можно было даже повстречать невиданных зверей - человеколикого оленя или кошачьеглавую змею, или даже зверей-хранителей, что берегут Лес для Владыки.
Взрослые тролли ругали троллят, а Данке влетало за ночные отлучки от бабушки, запиравшей её на несколько дней дома, но охоты встретиться с настоящим чудом приятелям это не отбило.
И однажды лунной осенней ночью, когда луна казалось сотворённой из хрусталя, а звёзды казались алмазными цветами, чудо случилось.
Его шкура была не просто бела, но светилась чистейшим серебром, сияла, казалось, каждая шерстинка, рога его выглядели настоящей короной, тяжёлой, витой, и осанка его была благородна. Громадный Олень спустился неспешно к воде, мгновение вслушивался в ночной ветер, поводя лепестками ушей, потом, успокоившись, принялся пить.
Троллята принялись пихать друг друга: "А что я говорил!", "Я всегда верил!" и "Он и вправду настоящий" - с восторгом шептались они, и Данка пихалась и шепталась тоже. Настоящее чудо, от которого замирает сердце!
Хрустнула какая-то веточка, и Белый олень поднял голову от воды, повернувшись, посмотрел, казалось, прямо туда, где прятались Данка с троллятами - и взгляд его был глубок и исполнен мудрости и печали.
Те и дышать забыли, затаившись.
Олень постоял немного, чутко поводя ушами, вода капала с его губ; потом - развернулся и пошёл прочь. Шаг его был бесшумен и скользящ - будто не зверь ступал, а плыл призрак.
Троллята, подкравшиеся ближе - подобрать клочок шерсти на счастье, бросились врассыпную, и лишь Данка замешкалась.
Белый олень остановился перед нежданной преградой, и оцепеневшая Данка зажмурилась. Ой, сейчас как рассердится повелитель лесной, как поднимет на рога... Олень наклонил голову - Данка подглядывала сквозь ресницы - и дохнул ей в лицо.
"Всё будет, - прозвучало вдруг в голове так ясно, словно бы это Белый олень сказал, хотя владыка молчал, как молчал уже давно - и никто не мог похвастаться, что слыхал его голос. Просто слова как-то вдруг сами сложились в голове из молчания. - Всё будет однажды. Твоя магия проснётся, дитя".
"Ты услышишь звезды", - шепнули звёзды, "услышишь песнь ветра", - подхватил ветер, "и разговор деревьев", - прошелестел старый дуб.
Слабое дуновение ветра, пахнущего лесными травами и ночными цветами - и прошествовавший мимо бело-серебряный олень растворился в темноте.
Теперь Данка знала, что потеряла когда-то, и это знание было даром ей от Лесного Владыки. Однажды она вернёт себе то, что потеряла. Однажды она станет колдуньей.
4. Для Кофейная Ведьма - про Кофейную ведьму
Кофейная ведьма варит себе кофе (смолоть ручной мельницей или на кофемолке, если лень, насыпать в джезву и на плиту, добавки по вкусу) утром, днем, вечером и на ночь, сладко спит до обеда, пока не разбудят кофейные коты - белый Латте и шоколадный Мокко.
Третий кофейный кот, Лунго*, то ли есть, то ли нет, и если б не исчезающая время от времени еда, ведьма и вовсе не была бы уверена в том, что у неё три кота. Кофейная ведьма и ее коты
Коты - они заводятся сами по себе, так что никогда нельзя быть уверенной в том, сколько их у тебя на самом деле.
Потому ведьма оставляет на ночь предполагаемому коту еду и кофе в блюдечке и распахивает форточку. Иногда еда исчезает. Хотя кто знает, может, это Латте и Мокко просачиваются сквозь запираемые на ночь кухонные двери...
Коретта** отпихивает кошачьи морды, прячет голову под подушку, но кофейные коты заключают союз и злодейски выцарапывают и утаскивают подушку прочь. Зевая, ведьма плетется на кухню, спотыкаясь об котов, противными воплями требующих ЕДУ вот прямо здесь и сейчас, пытается открыть банку с кофе (кощунственно растворимым, но спросонья наколдовать себе правильный кофе трудновато даже Кофейной ведьме), но почему-то натыкается на кошачью морду.
- Мяу, - говорит белая нахальная морда, поддевая руку с банкой.
Ахнув, Коретта роняет банку с почти открученной крышкой... Конечно же, крышка отлетает и кофе рассыпается. Довольные коты гоняют лапками гранулы по всей кухне, устраивая соревнование - кто внесет больше хаоса в жизнь вообще и в убранство кухни в частности. Коретта наступает босой ногой сперва на гранулы, а потом на кота, невесть как под ногой оказавшегося. Мокко в голос возмущается, отчего Коретта подпрыгивает, приземляясь на второго кота. После второго вопля ведьма уже не подпрыгивает и даже не грозит пожаловаться Всекошачьей матушке. Обруганные и наступленные по нескольку раз коты довольны: день начался успешно и необходимая для всеобщей гармонии доля хаоса в мир привнесена. Кофейная ведьма, окончательно проснувшись, кормит котов, перемолов зёрна, делает кофе (себе - с корицей и щепоткой апельсиновых стружек, котам - с молоком, коты бдят, следя немигающими глазами за джезвой, которую приходится ставить дважды, иначе не хватит). Когда кофе наконец готов, все трое в мирном молчании - кофе не терпит лишней болтовни - пьют. Коретта за круглым столом из специальной утренней кружки (ну и что, что за полдень, для ведьмы утро наступает тогда, когда она просыпается!) с нарисованной кофейной совой, коты - из блюдечек. Пол выложен абстрактными кофейными узорами из гранул, и ведьма, задумчиво созерцая это, решает, что вышло даже неплохо.
От корма остались одни воспоминания, хоть и приятные, и, вылакав кофе, коты не преминут напомнить Коретте об эфемерности кошачьей еды.
От кофе же остается гуща, что свидетельствует о его реальности - в реальности всего прочего мира ведьма по утрам (обычно это в полдень) не уверена и подозревает, что, пока она спит, мир занимается чем-то этаким, своим собственным и очень интересным, а вот стоит проснуться - и мир вновь прикидывается тем, что все люди видят и думают, что создают.
Пока коты вылизывают усы, ведьма вытряхивает гущу на блюдечко и разглядывает только ей понятные знаки. Или не слишком понятные... это уж как Кофейный дух решит, а он, как и полагается порядочным духам, предпочитает сумерки и ночь. И может быть, как ни странно, вообще не в духе. Тогда и ответов не дождешься внятных, не узнаешь, что будущее готовит.
- Бездна, - решает наконец Коретта, устав разглядывать чёрную гущу, в которой сегодня не видно ни фигур, ни силуэтов. - Предупреждение, что ли? Не вглядываться в бездну.
- Мяу? - говорит, высовываясь из-под свисающей скатерти, шоколадная морда с пугающими оранжевыми глазищами.
- Не то она мяукнет, - вздыхает Коретта. - И попросит есть, даром что только кормлена.
Кофейная ведьма, даром что Кофейная, вовсе не держит кофейню, хотя куда лучше прочих разбирается в кофе - кухонные шкафчики забиты пакетиками и баночками с зерновым кофе разных сортов и разной степени обжарки, есть там даже зеленые, которые ведьма обжаривает сама, а полки уставлены кофейными чашечками (когда в доме два полных кота и один - почти призрак, кофейные сервизы быстро сокращаются до одних чашечек), - и неплохо ладит с своевольным Кофейным духом. Просто Коретта придерживается мнения, что кофе - это глубоко личное, почти священнодействие, абы с кем его не разделишь и абы кому не приготовишь. А если уж за такое дело возьмешься - и не передоверишь никому, изволь каждому посетителю подбирать правильный кофе, иначе что ты за Кофейная ведьма? И готовить вручную, безо всякого колдовства (и, упаси Кофейный дух, кофемашин!) - кофе этого не любит, а Кофейный дух оскорбляется.
Коретта готовит кофе разве сестрам-ведьмам, если ее хорошо попросить, для каждой - тот, что подходит ей больше, Кофейная ведьма в таких вопросах не ошибается и ни за что не приготовит кон панна той, кому больше подходит айриш, и не добавит кардамон той, кому нужнее корица или, может быть, мускат. Правильным кофе, если вложить немножко души, верные ингредиенты в нужной последовательности и использовать правильные кофейные чашечки - непременно из хорошего фарфора, даже лечить можно, а порой - и судьбу немножко поправить. Если, конечно, ты - Кофейная ведьма, и тебе помогают кофейные коты.
Для постороннего человека ведьма кофе готовит, если он уж очень ей нравится, но такое бывает редко, тем более что мало понравиться ей одной - коты тоже должны одобрить. Кофейный дух - создание своевольное, но если его улещивать маленькими домашними ритуалами (плита вместо алтаря) трижды в день и разок на ночь - он поселяется в доме, и будет дому тому радость и удача, а проблемы если и не сбегут из такого дома, то станут решаемы. Не зря же даже обычные люди, в колдовстве несведущие, по утрам стараются пить кофе - удачу и радость приманивают.
Конечно, можно судьбу читать по кофейной гуще, только вот для лучшего гадания зерна вручную молоть надо и кофе самому готовить - и только самому, ведь не доверять же свою судьбу в чужие руки, мало ли что у этих рук получиться может!
Коретта терпеливо объясняет это редким гостям. Что ведьма кофе абы кому не готовит, гадание - вещь творческая, а получившийся результат можно немножко поправить (сперва сумев его верно истолковать, ведь предсказание всегда туманно!), тем самым поправив и события жизни, Коретта, как правило, не говорит. Все-таки это уже тайны ремесла.
А когда все плохо у человека с судьбой и помочь все-таки надо - придется уж самой готовить, тут и коты присоединятся - Латте и Мокко, сядут над кофе с двух сторон, и ну лапами над ним размахивать с выпущенными когтями, будто заплетая-расплетая что-то, потом помурлычут ему - и все, готово. Ведьма от себя нашепчет кофе, что нужно, дунет - и отдаст.
Порой приходят потом благодарить, говорят, чудеса настоящие от кофе того случаются... Кофе в благодарность Коретта принимает, что-то другое - нет.
Иногда к Коретте приходит сестра-Чайная ведьма, приносит с собой красивую металлическую баночку, разрисованную диковинными цветами и птицами. Ведьмы едят горячие булочки, пьют шоколад и отчаянно спорят. Повода особого искать не нужно - Кофейная и Чайная ведьма схожи только в приверженности именно своему Духу и ритуалам, с ним связанным, а взгляды на мир у них разные, и даже дома у Чайной ведьмы живут чайный пес и чайный попугай. Когда сестры по ремеслу, вдоволь наспорившись о достоинствах, видах и недостатках кофе и чая, расстаются, Чайная уносит с собой маленький яркий пакетик взамен оставленной баночки с чаем.
Впрочем, Чайная так и не станет пить кофе, а Кофейная засунет баночку на самую дальнюю полку.
*имена котов - названия кофейных напитков, конечно же
**Коретта - иск. corretto, один из видов кофе эспрессо
@темы: кофе, лес, ведьмы, ёкаи, ...прозваньем - дракон, кошки, дети Мау, сказки
Ну без котиков, так без котиков)))
Лови:
Грозный голос сполз в смущенный шепот:
- Нездоровится нынче Темнейшеству...
Если что не так, то дело ж добровольное
Рада знакомству.
Ну, потом не удивляйтесь трактовке заявок
Главное, чтоб сам процесс в удовольствие был.
если получится, пусть будут... волк и шаманка
но буду рада любой сказке.
Если можно, то хотелось бы про... Кофейную Ведьму ))
Спасибо. Такая нежная история.
Ткач сновидений и рубин, если что- нибудь про них придумается.
Заказанная вами в другом дневнике история тоже пишется, но медленно
Я ни в коем случае вас не тороплю.
Маленький потерявшийся совенок
Т.