Одуванчиковая кошка

[Туоми Тууликки]

В деревню, в старый дом, оставшийся от бабки сводной сестры, художник приехал отдохнуть от городской суеты и вернуть потерянное вдохновение. То есть это он родным и друзьям говорил, что отдохнуть, умалчивая о тупой боли, поселившейся в груди и мешающей дышать. Надеялся ли художник, что вдали от шумного города ему станет легче дышать, или просто захотелось быть ближе к ясной весне с прозрачным воздухом, нетающим снегом цветущих яблонь и вишен и нездешне-изумрудной зеленью?

Он и сам, признаться, не знал. Но почему-то надеялся здесь найти вдохновение, оставившее его в городе — будто потерявшегося любимого котёнка, что спрятался под ближайшим кустом. Он не мог не писать картин, но и писать тоже не получалось — стоило взять в руки палитру и кисть, как все гениальные мысли из головы выветривались, а пустой, загодя любовно загрунтованный холст нагонял тоску.

Дом, старый и чуть покосившийся, был при этом симпатичен своей опрятной стариной — резные сине-белые ставни, чуть облупившиеся стены, на фоне тёмной зелени маленького палисадника сияющие снежной белизной. Стоял он на отшибе, и сразу за участком был пустырь, сплошь заросший клевером и одуванчиками, весь дивно золотой, будто кто-то расплескал солнце.

Делать ничего не хотелось, и художник, рассудив, что и приехал сюда отдыхать от волнений и шума, решил позволить себе побыть бездельником, отмахнувшись от совести. Совесть упорно напоминала, что за последние месяцы он вообще ничего не написал, а так недолго и умения, и немногих ценителей таланта растерять. В четырех стенах бездельничать было неинтересно, а потому художник отправился на пустырь — исполнять давнюю мечту. Воровато оглядевшись по сторонам и не обнаружив даже вездесущих бабушек-соседок, он растянулся прямо на траве, чуть примяв росшие посредине луга одуванчики. Раскинув ноги и руки на манер морской звезды, зажмурился счастливо. Губы сами собой расползались в блаженную улыбку. Невысокая трава мягко пружинила, пахло влажной землей, молодой зеленью и немного медом. Сквозь ресницы солнце в ясном небе казалось большим одуванчиком.
А сами одуванчики напоминали почему-то большую ласковую кошку, блаженно разлёгшуюся и распушившуюся на солнышке.
Он не удержался, ласково погладил цветы — и впрямь как пушистую кошку. По лугу, будто от ветра, прошла волна, всколыхнув живое золото, а потом макушки одуванчиков небывалыми ручейками принялись стекаться к середине луга, собираясь в один пушистый клубок.

— Мурр, — сказал клубок, развернувшись.
Будто ожившие лучи солнца, радостно-золотая, того чистого, ясного цвета, какого бывают только одуванчики, маленькие солнышки на земле... Кошка мурлыкнула, прищурив зелёные, как листья одуванчика, глазищи и изогнула пушистый хвост. С хвоста осыпались бледно-золотистая пыльца и белый пух, кое-где видневшийся в пушистом золоте.

Художник заворожённо протянул ей руки ладонями вверх.

Кошка подумала, подошла, отёршись головой, обмахнула пушистым хвостом, заставив чихнуть от пыльцы.

Убедившись в явной благосклонности цветочной кошки, художник принялся чесать ушки и горлышко, попутно ненавязчиво ощупывая от ушек до хвоста, приговаривая "чудо чудное" и "диво дивное". Кошка, пахнущая медом, терпеливо перенесла его восторг, перемазала всего в золотистой пыльце, а потом, поднявшись на задние лапы, передними упёрлась ему в грудь и сказала требовательно:
- Мяу.
И повторила, когда её не поняли, слегка царапнула даже белыми, как молоко одуванчика, коготками, пока художник не улёгся снова на траву послушно. Тогда свернулась уютно на груди и запела-замурчала, а художник, чесавший мягкие ушки, сам не заметил, как уснул на самом солнцепеке. Странное дело — голова потом тяжёлой не была и даже нос не обгорел.
Наверное, пушистая дивная подружка всё солнце забрала себе, — решил художник.

Пропавшее вдохновение, видно, испугалось, что ещё какое-нибудь чудо произойдет без него, прибежало рысью среди ночи, вцепилось всеми лапами, да так, что художник с трудом уговорил себя потерпеть до утра.
— Мяу, — сказала поутру заглянувшая в окно славная золотистая мордашка.
— Ровно солнышко — тоже заглядываешь в окно рано утром, — умилился художник, тут же позабыв о самом сладком утреннем сне.

Одуванчиковая кошка ходила по пятам, путаясь под ногами, как обычная домашняя мурка, пока художник приносил из дома все принадлежности и устанавливал мольберт, а потом, обернув лапки хвостом, терпеливо ожидала, когда он наносил мазки красок на загрунтованный холст.
Странное дело — под внимательным зелёным взглядом работалось просто замечательно, и художник, время от времени наклоняясь к пушистой подружке, чтобы взять её на руки и показать уже написанное (кошка смотрела серьёзно, даже наклоняла голову чуть набок, будто оценивая, и только потом выдавала свое веское "мя!"), сам не заметил, как перестал бояться резких движений, от которых больно кололо сердце.

Поутру теперь не хотелось залёживаться (всем известно, что муза — птица мало того, что гордая, без пинка не летает, так ещё и ночная, а потому художник, наработавшись за ночь, зачастую спал до полудня), и он торопился встать и умыться. Собрать принадлежности, скромный завтрак завернуть в салфетки — и можно спешить на двор, где у самого крыльца, едва лишь всходило солнце и одуванчики разжимали зелёные кулачки, поджидала его волшебная кошка.
Ну, а разве у художника могла бы быть обыкновенная кошка, если поверить, что такие — обыкновенные — вообще есть?
Кошка не заходила в дом и отказывалась от блюдечка молока, предпочитая, как видно, питаться исключительно солнцем, но в остальном вела себя, как и всякая обычная кошка. Гонялась за бабочками, норовила поиграть с оставленной без присмотра кистью или сунуть нос в краски, изрядно при этом перемазавшись, и замечательно, уютно мурчала, сворачиваясь клубочком на коленях или груди. Шло от неё живое какое-то тепло, от которого радостно становилось на душе и легче дышалось. И злая, привычная уже боль в груди пугалась этого тепла и уходила прочь, пока однажды вовсе не заблудилась где-то, так и не вернувшись.

Волшебная кошка недолго оставалась золотой, начав седеть с каждым днём, устало передвигала лапы, не в силах вспрыгнуть на окно, как делала прежде, но всё так же ласково мурчала, поджидая художника у крыльца, и терпеливо ходила за ним по пятам.
В один день одуванчики — слишком короток их век! — разлетелись белым пухом, и подруга художника больше не пришла. Но он знал, что теперь всегда будет видеть в золотистом от одуванчиков весеннем луге пушистую ласковую кошку. И обязательно снова приедет сюда будущей весной.

...Картина, на которой был изображён луг, золотистый от пушистых одуванчиков, казалось, сияла своим собственным мягким светом. Будто художник добавил в краски немного солнечных лучей. И у невольно задерживающихся перед вроде бы незамысловатой картиной людей светлели лица.
— Мама, смотри, там кошка! — маленькая девочка потянула мать за рукав, показывая на картину.
Кошка с шёрсткой пушистой и золотистой, как одуванчики, и глазами зелёными, как резные листья, лукаво и загадочно, как умеют только кошки, улыбалась среди цветов.

запись создана: 12.12.2014 в 00:26

@темы: счастье - есть, цветочные легенды, кошки, дети Мау, заповедник чепушинок, сказки, художники

Comments

[Муравьиный лев]

Грустно. И хорошо. Спасибо за одуванчиковую кошку)) Еще одно маленькое чудо в мою жизнь))

[Туоми Тууликки]

Очень рада, что понравилось

[Мышь Таисья]

Спасибо за этот солнечно-пушной комочек лета!

[Туоми Тууликки]

Всегда пожалуйста

[SilverSable]

Как замечательно
Муррр!

[Туоми Тууликки]

Спасибо!

[~Lady_Loki~]

Чудесная сказка!) =__=

[Туоми Тууликки]

Спасибо!