О елях, троллях и шайтанах

[tuomituulikki]

очередная днерожденная сказка для Города из серии по тэгу)) сказка связана с историями "Яблочный ангел" и "Городская ведьма"; о Кощее и Змее Горыныче - в предыдущих сказках серии "сказки города N"
канал о Городе и сказках - тут

часть первая

Во всяком городе, наверное, хватает иных обитателей. Кто-то должен город хранить, кто-то остался здесь с тех времён, когда и города — не было, кто-то появился из страхов людей и старых легенд, кто-то был их руками создан…
А кто-то — пришёл. Из чужих сказок, страхов, с чужими людьми — о, город долго присматривается к людям и тем, кого они невольно приводят с собой. И если придёшься не по нраву городу — житья здесь не жди.

Хлопот у Хранителя было много. И летом — как бы не больше, чем долгой зимой.
Во-первых, Город очень обижался на разрытые и погубленные клумбы на перекрёстках, на срубленные деревья и постоянно выстригаемую до проплешин траву, которую так старательно отращивал, не желая становиться похожим на те города, которые называют каменными джунглями. Взломанный асфальт вызывал у него зуд, а подсохшая трава и жара — меланхолию, отчего настроение портилось и у Хранителя.
Этак Город, линяющий дважды в год, и линять начнёт прежде осени.
Во-вторых, ладно бы тролль, что неожиданно завёлся в Городе — самый настоящий, лохматый, длинноносый и каменный. Под мостом, как полагается, да и неудивительно, коли столько мостов — кто-то да должен под ними завестись и приглядывать. Хоть плату пока не брал, видать, над размером думал, да и новый мост пока не открылся.
Но кто-то из чужаков притащил с собой шайтана!

По крайней мере, духи деревьев, изломанных почти-бурей, принёсшей то ли золу, то ли песок, утверждали, что налетающий вихрь совершенно точно был чужим, ещё и выкрикивал с хохотом что-то неразборчивое. Хранитель даже было подумывал отправиться куда-нибудь в библиотеку, чтобы почитать о шайтанах подробнее, но сбивался с ног, вместе с соболями пытаясь изловить зловредного пришельца, потому времени так и не нашёл.
Пришлось идти на поклон к Кощею.

Не менее зловредная, зато своя, родная сказочная нечисть даже отвлёкся от пересчитывания драгоценного содержимого сундука — мало ли, вдруг за день там убавилось монеток!
— Только джинна нам не хватало, — брюзгливо заявил Кощей.
Молчаливый Горыныч согласно хлопнул крыльями, отчего у Кощея едва не слетела с головы корона.
— Они ведь огненные? — схватился за голову Хранитель.
Нечто огненного происхождения в городе, где давно не было дождей! А может, потому и нет, потому и обходит дождь стороной, что огненный здесь шалит.

Алька (и никаких «Саша»!) всегда знала, что возвращаться домой так поздно (или уже скорее рано) — плохая идея. Но разве родной город не убережёт, не отведёт дурное другими тропами?..
Сонные фонари вдоль дороги терялись в сумерках, покачивая, кажется, рыжими лохматыми головами. Ветер упрямо дул в лицо, заставляя отворачиваться, деревья опасно скрипели. До первого автобуса было ещё не меньше часа, и Алька самонадеянно решила, что дойдёт и так. Лето же! Заодно проветрит голову после полуночной ревизии на работе.

Упрямство не позволило вызвать такси на полдороге, хотя ветер явно считал, что она — птица, только почему-то нелетучая, и старательно и коварно менял внезапно направление, толкая в спину. Будто рассчитывая, что она отрастит себе крылья и взлетит.

А если б крылья были, — думалось полусонно, — сколько б краски пришлось изводить, и вот поди осветли сперва, а потом наложи тон — в этом сезоне в моде блондинки, ведь светлый так молодит, и придай всему оперению элегантную форму, завей покровные перья; кто-то станет вплетать в перья звенящие подвески, воображающие себя готами юные девицы будут красить крылья в чёрный, гордо называя «вороным», и цеплять на рюкзачки фигурки воронов, а любители аниме будут раскрашивать перья в розовый и голубой...

Вот зачем Алька остановилась, вглядываясь в журчащую темноту под мостом — река там была совсем мелкой, она и сама не могла бы себе объяснить. Ещё и наклонилась, услыхав сквозь шум ветра в ушах какой-то всплеск внизу. Будто кто на ухо шептал и подзуживал. И ведь ограда вроде бы давно была новая, повыше?..
Ветер толкнул в спину — будто ладонями.
Алька только и успела взмахнуть руками, молчком — дыхание перехватило — извернулась по-кошачьи, но пальцы соскользнули по влажным перилам, и она всё-таки полетела вниз, к журчащей под мостом Туле.

...и не упала — ударилась о твёрдое, вцепилась в шипастый гребень, обдирая пальцы, ещё не поняв, что — обошлось.
Хлопнули гигантские крылья, сминая макушки ив, — трёхглавый дракон взмыл над мостом, сделал круг, поднимаясь выше, над крышами высоток, обведённых красными и зелёными фонарями.
Вцепившаяся в гребень Алька молчала, лишь широко распахнув глаза и боясь шевельнуться: этого всего было слишком много, слов у неё не было, а от распиравшего изнутри чувства, она, казалось, готова была лопнуть.

Дракон снизился над рекой, сделал полукруг, неподвижно раскинув крылья, будто гигантский коршун, а потом — клацнули когти о брусчатку — пробежался по набережной. И без того едва держащаяся Алька от удара скатилась со спины сказочного чудища, но даже не обратила внимания на ободранные ладони. Она потянулась вверх, откуда на неё воззрились сияющие маленькими лунами глаза.

Дракон помедлил — и опустил голову. Одну из трёх. Позволил коснуться носа, тепло дохнул в лицо.

Алька молчала, трогая рожки, почти благоговейно обводя кончиками пальцев мелкие чешуйки на нижней челюсти; под нею пластинки ощущались чуть шероховатой кожей вместо гладкой брони.
Дракон прижмурился… и заурчал.
А потом уставился на что-то за её спиной, мягко подтолкнул другими двумя мордами, вынуждая повернуться.

— Горыныч? — хмуро спросил мальчишка, волосы которого в рассеянном свете фонарей отливали медью.
Мальчишке было, наверное, лет двенадцать — Алька не очень-то умела определять возраст на взгляд. Обычный встрёпанный мальчишка — кроссовки-джинсы-курточка с футболкой под ней. Вот только ощущалось от него что-то этакое… Будто он был вроде того корабля вечно встрёпанного и вечно куда-то бегущего пришельца — внутри больше, чем снаружи.

Из теней за световым кругом соткались два длинных гибких зверя, каждый в холке с добрую овчарку. Мальчишка не глядя и явно привычно опустил ладони на подставленные круглоухие головы.

— О! — сказала Алька.
Знаете, в зоопарке соболи выглядят милыми маленькими зверушками. А это уже не соболи, это барсы какие-то.

— Упала, — пророкотали над головой, и слово отдалось двойным эхом, наверное, сказочный Змей сказал это всем собой.
— Меня уронили, — возразила Алька, чувствуя себя толстеньким пиратом из мультика.
Она же помнила, что ограду моста давно поменяли на более высокую, но падала — будто через другую совсем, низкую.
Поутихший было ветер зашелестел листвой, и мальчишка повернул голову, вслушиваясь. Потом вздохнул замученно как-то, посмотрел снова на Альку.
— Что же, тут решаю не я. Давай знакомиться, ведунья. Я — хранитель этого города, городовой. По имени у нас обращаться не принято, да и нет человеческого имени у таких, как я.

Городовичок! — мысленно взвизгнула Алька, прикусив губы, чтобы это не получилось вслух.

Ну, если согласиться, что в домах есть домовые (кто-то же прячет вещи и украшения и шебуршится по углам, даже если кошки у тебя нет! а непарные носкоеды — это, наверное, домашние любимцы домовых, как хомячки и свинки у людей), то в гаражах вполне могут водиться какие-нибудь гаражные, в магазинах — магазинные, в офисах — какие-нибудь духи-секретари и потеряшки — то ли заплутавшие среди одинаковых коридоров и дверей посетители, то ли работники, настолько заработавшиеся, что истаяли в этакие тени, всё остальное ушло, заблудилось в бесчисленных электронных таблицах и документах…

И у большого Города непременно тоже должен быть гений места, городовой. Не взрослый дяденька в форме или сказочный маленький бородатый старичок, умеющий оборачиваться котом, а вот такой… Мальчишка совсем. Город-то тоже… подросток.
Впрочем, с чудесами надо быть вежливой, не то обидятся и не случатся больше, вот и жди потом всю оставшуюся жизнь, чеши за ухом нарисованных на стенах котов в надежде, что они замурлычут.

Алька представилась, потом спросила любопытно:
— А почему ведунья?
Позади пошевелился дракон, шумно принюхался. То есть Змей, конечно же, куда там всяческим европейским драконам.
— Не ведала бы — тропа бы тебя не привела, раз ведаешь — значит, ведунья, — «объяснил» Хранитель.
Цокнул языком — соболи сунулись вперёд, обнюхали протянутые ладошки Альки, щекоча усами. Запоминали, наверное.

Городовичок. Гербовые соболи. Ожившее изваяние Змея Горыныча.
Альке очень хотелось некультурно, зато восторженно завопить нечто вроде «Аа-а-а! Они настоящие!»

Вместо этого она взяла себя в руки, полезла в сумку, которую носила через плечо, потому и не выронила, падая, и добыла шоколадку. Дело было даже не в любви к сладкому, просто с этой работой никаких нервов не хватало. Сладкого уже тоже, кажется, не хватало.

Змей тут же любопытно сунул морду через плечо, шумно фыркнул, обдав тёплым воздухом. Всё-таки он был чересчур живой для арт-объекта.
Протянутую шоколадку пресловутый объект немедленно схрумкал вместе с картонной упаковкой.

— Мне? — в один голос возмутились остальные головы под скрежет когтей о камень.
— Простите, — извинилась Алька, вежливо полуобернувшись так, чтобы к хранителю тоже не поворачиваться спиной. — Ещё одной у меня нет.
Змей запыхтел, окутываясь паром, как позабытый чайник.
Хранитель нетерпеливо топнул ногой; ближайший фонарь совершенно отчётливо дёрнул сияющей лохматой головой, будто сонный жираф.
— Горыныч, пообщаешься с ведуньей потом. У нас шайтан по городу шастает, а праздник на носу! От нарисованных котов толку мало, гулять-то они гуляют, да и впрямь сами по себе и не там, где надо.
— Мряф! — немедленно сказали басом из темноты, будто она — это и был кот, ну или кошачье множество, при надобности распадающееся на лоскуты-котов и порой даже милостиво поселяющееся у людей, ведь каждый кот суть тьма и хаос, и тьма эта хватает за пятки из-под кровати, мявкает в пустой комнате и жмурит глаза в углу, чтобы себя не выдать.

Чем больше хотелось спать, тем более странные образы приходили в голову, будто Алька спала наяву и видела сны.

— А я?.. — осторожно спросила Алька. «Шайтана» она отметила, но право слово, соображать более-менее связно она сможет лишь после нескольких часов сна. Падение взбодрило, конечно, но сейчас снова мир вокруг плыл от недосыпа — считать-то товар они начали ранним утром. — Мне тут до утра теперь?..
Жила-то она на другом берегу, а Горыныч принёс её на правый.
— А ты… — вздохнул устало Хранитель — Алька даже посочувствовала, видать, тоже без отпусков работает, бедолага, заменить некем! — Просыпайся в мелкий сон!
И, дотянувшись — Алька и пикнуть не успела, как и толком подумать о том, что есть сны глубоководные — причудливые, неповоротливые, чуждые, как древние лапчатые рыбы или кракен Мефисто*, и сны мелководные, там, где солнце просвечивает поверхность насквозь, и снорыбья прозрачная мелочь резвится этакой рябью...— небольно щёлкнул по лбу.

*Здесь: Мефисто — спрут с подсаженным человеческим сознанием, громадный кракен из рассказа Аскольда Якубовского
**"лапчатые рыбы" — лопастопёрые (принцип движения плавниками у них напоминал принцип движения наземных животных, а не рыб, также плавники эти позволяли опираться на грунт), вымершие целаканты, родичами которых являются и ныне здравствующие латимерии
***Шайтан зачастую в легендах выступает этаким аналогом чёрта за плечом, то бишь нашёптывает всякую ерунду))