Осколки

[tuomituulikki]

1. Лиса-и-человек

Струи тумана, месяца рассеянный свет, шепот листвы и зловещий совиный смех. Лес - сед, и седа шкура лисицы, и месяц в небе оставляет лисий след.
Средь духов - дивная лисица, с людьми - человек.
В облаках таится небесная бьякко-лиса, внизу от росы ночной драгоценно мерцает мех, бесшумен звериный бег. Грозовая гора отводит ветви и корни с пути.
Лиса учится собою быть, бежит, пока в городе человек - спит. Людей человек бережет, белый лис - духов пасет.
Человек-и-лиса границу хранит.
Граница крепка навеки веков.
Лис выплетает следами узор, замыкает круг.


2. Кот пиратского корабля
на самом деле это было написано в подарок автору, книга пока не издана, но против этакого фанфика автор не возражает

По морю далёкому, в давно прошедшие дни проклятый корабль идёт, на палубе дозор несёт важный кот. Чуть меньше капитана уважаем здесь только он.
Кот знает: он - тот же лев, ведь и прайд кошачий здесь возглавляет, а потому - брезгует грызунами.
Крысы - для слабаков, этот кот на призраков охоту ведёт.
Команда для корабля, у капитана - дьявол в подручных, кот - сам у себя.
Проклятых проклятье не берёт, тем более если бдит внимательно кот.
Пусть Голландец, что пугает людей, сам боится капитана и кота (весь чёрен, как дьявол капитана, от носа до кончика хвоста!), пороха, доброй стали и когтей!
Ходит дозором ночами хищный кот, воинственно вздыбливая хвост, точит о фальшборт коготок.
Ждёт.
Пробьет час торжества, из бури выйдет призрак корабля - сгнил давно такелаж и рваны паруса, палуба призраков полна; кот-пират - восемнадцать крючьев абордажных! - первым ринется на абордаж.


3. Сердце водяной лошадки
третий лоскут о Кельпи, наполовину водяной хищной лошадке, предыдущие - по тэгу

Когда шуршит, крадётся осенний дождь за окном, когда ночи были б непроглядно-темны, кабы не яркая до боли луна, Кельпи теряет покой.
Уходит вода из городских фонтанов, расчерчивают город незримые тропы ши, боярышник в парке роняет последний лист. Ягоды алы и остры шипы...

Кельпи - нынче Келли Ши - баюкает в ладонях резной багряный лист, заговаривает собственные следы - те убредают куда-то в осенний мрак, чтоб никого за собой не привести, - неловко, неумело плетет ребенку из нитей алых оберег, шепчет над ним - ах, вышло куда б лучше у подруги-лисы! - обжигая пальцы, нанизывает ягоды рябины на суровую нить, дома и воздух от можжевельника горчит...

Кельпи выкладывает подоконники веточками, отчаянно от того чихая.
Все ж она и немного человек (ведьмы, верно, люди не вполне!), лишь наполовину - хищная лошадка, хоть и ей душно в городе, где уйма железа, а на работу приходится ходить пешком.
Вздрагивает при виде каждой собаки ("Кельпи-тетя, давай собачку заведем? - Ох, малыш, лучше б уж лису, им тоже Охота не по нраву, да только эти прирученные лисы позабыли свою суть и виляют людям хвостами, будто собаки!"), щерится, услыхав далёкий лай. Лай-то обычен, да только слышится в осени за ним призрачный, с подвыванием - свора уж подняла след. И медные охотничьи птицы гремят пером...

Зеркала не выдают, зеркала - та же вода, но то-то сложно тень свою скрывать! Тень щерится, Кельпи видит краем глаза, нервно бьёт копытом - то ли присоединиться к Охоте, то ли - быть добычей и бежать.
Близится поворот Колеса, и колеса в Городе-над-городом, что его отражает... Если господин Города, конечно, не пустит к колесу близнецов-лисиц. Те хоть и любимцы, да в прошлый раз здорово получили по рыжим ушам за то, что сломали мельничное колесо.

Кельпи слабо разбирается в мировых нитях, симпатическом колдовстве и прочем, ей ближе вода - в чем согласны обе половины, водяная лошадка и ведьма, - и понятия не имеет, что может произойти _где-то_, коли не запустить в должный час обычное, водорослями обросшее колесо заброшенной, как и полагается, мельницы. И что - если запустить в час неурочный.
И можно ль сотворенные людьми часы считать - тоже отражением?..
На всякий случай Кельпи механических часов не касается, вдруг - тоже что-то собьёт, и - найдут?..

Кельпи прижимает к груди пластиковое ведёрко с салатом из морской капусты (где ж тут речные водоросли возьмёшь!), жмурится, запрокидывая лицо навстречу дождю.
Круглые следы неподкованных копыт сиротливо убредают куда-то в сторону мертвых фонтанов.
Мерещится призрак белой лошади.
А Кельпи - забирать малыша из детского сада и идти домой, туда, что нынче приходится домом называть, и помнить, что дети водорослями и конфетами не питаются и боятся темноты.

Где-то за призраком лошади гоняются Псы, коли догонят - Кельпи не знает, чем ей грозит. Лишится части себя, перестанет быть лошадкой? Если можно жить с половиной души!
Болеть будет долго и плохо?

- Кельпи-тетя, я так ждал, и видел сегодня пса, когда мы гуляли с тетей-воспитательницей, но уши были не рыжими, это ничего? И я ел уже кашу сегодня, можно сразу конфеты, а что ты такая грустная, Кельпи-тетя, давай обниму!

Что делать, коли сердце хищной водяной лошадке досталось человеческое!


4. Кот для Джека

У Джека, быть может, нет головы, зато есть кот. Если у Всадника из Лощины - конь (хоть там оба без голов, и жертва-заяц снова во время Охоты уйдёт), то почему у фонарщика вечного не может того быть, кто бдит и глядит, душу стережёт?
(От кота ни один демон целым не уползёт!)
Проклятый Джек растит во тьме фонари, разжигает в них тёплые огни - как разводит в саду осенние цветы.
Кот, конечно, чёрен, как и полагается в Канун, зато тыквы - рыжи, их легко наполнить огнём. Кот каждую пробует на зуб и когтём. Выбирает лучшую.
Джек не обижает чёрных котов - ни в Канун, ни потом.

5. Колдун-птица

Было написано для открытки с Хаулом

Колдун был когда-то птицей, в груди билась звезда. Дом колдуна - гнездо сороки, сказочный, шумящий, блистающий хлам. Станет колдун снова птицей - поменяет на перо свое колдовство. Полет нынче только снится, причем не ему, а тем, кто вокруг.
...каждое перо птицы - темный свет и сияющая тьма, и нет лучше полета в мире колдовства...
Проторить средь хаоса тропу, выдумать чудный дом, проклятие заставить цвести ярким цветком...
Только звезда на небо не вернётся, однажды упав. Быть может, на Земле засияет вновь в чьих-то руках.
Главное - не забыть, что мир существует, не то вдруг он растает сном.
Мир плывет на крыльях черной птицы, колдун бдит над чистым листом. В руках его - очиненное вороное перо.

6. Ключ
на открытку; девочка, что на верхней открытке, и есть Лунари

Лунари — без дара ведьма, из рук её горек мёд, молоко кисло, дикий зверь не ляжет у ног. Волосы — рыжи, глаза — зелены, но нет дара, хоть ты тресни, ворожба не идёт.
Лунари рисует на руках хной рыжий узор, собирает волосы в хвост, бабушкину накидку из лунной пряжи берёт, фонарь, зажжённый искрой от звёзд.
Лунари — ключ от забытых дверей, и рада б всякому подарить свою, да кто её слышит, кто желает узнать мир — вовне?
Лунари всё ту дверь ищет, где, как в сказках, по рельсам дракон мчится, и город в облака лесом каменным растет, на площадях поют фонтаны и замерли памятники навсегда, где в подземельях живут не Змеи, а целые мраморные города.
Там время не течёт назад, и в холмах дивь среброглаза не жила никогда, там вместо лесов растут города, фонари цветут и люди спешат в никуда.
Звёзды всё ближе и ближе, весь мир купается в Млечном пути, не диво, что людьми правят коты…
В привычном небе — не птицы рукотворные, а глаза звёздных зверей. Осколки неба под шагами их сыплются.
Ключ-от-забытых дверей не отражается в зеркале и воде.
Лунари-без-дара дверь свою ищет — хорошо там, где нас нет.

картинка