Прим: все последние истории написаны были на ЗФБ, потому одни котики))Бета - Хикари-сан, вдохновлено серией артов Владимира Румянцева
Мир был заснежен и тих. Совсем новенький, едва рождённый, ещё не знающий, что чудес не бывает.
Впрочем, чьё-то отсутствие веры ничуть не смущало сидящих на ветке ангела и кота. Котов вообще не интересует, во что верят люди, ну а ангел сам был тем чудом. Хоть и не походил на те картинки, что изображали крылатых посланцев.
Ангел чуть повернул голову:
— Пожалуйста, не жуй мои перья.
— Прости, инстинкты, — кот выпустил перья и даже попытался принять виноватый вид, что получилось у него ничуть не лучше, чем у любого из рода кошачьего, свято уверенного в том, что мир создан для их удовольствия. — Ты слишком уж птица!
Ангел оглядел изжёванные перья и вздохнул.
— Ничуть не больше, чем ты — нечисть.
Кот горделиво приосанился: что нечисть, что божество (ну, не при ангеле будь сказано) — во всяком случае, некто необыкновенный.
Но с деревьев слезать всё равно не умеет.
— Правду говоря, я и был когда-то птицей, — мечтательно сказал ангел. — Белой морской птицей… Море не любит отпускать своё.
— А ты? — спросил кот, встряхивая брезгливо лапами, сам того не замечая.
Море — очень, очень много мокрой воды, это кот знал. Словом, море в его представлении было чем-то совершенно ужасным, потому как явно не было создано для котов.
— Я однажды вернусь, — улыбнулся ангел.
Расправил крылья — и море всколыхнулось над головой, над притихшим городом, и дома будто качнулись кораблями, что никак не могут найти свои берега.
Кот прижал уши — померещился странный шелест и шёпот, и мир плеснул волнами, качнув дерево, на котором они сидели.
* * *
Они познакомились, когда встрёпанный как воробей ангел, ругаясь словами, каких кот не от всякого бродяги слыхал, выпутывался из гирлянды, до того украшавшей чахлую ёлку подле яркой стеклянной витрины магазина.
Колбаса в том магазине была дрянная, надо сказать. И воровать не стоило.
— Ты что такое? — кот на всякий случай встопорщил шерсть на загривке и вздыбил хвост.
— Ангел, не видишь? — огрызнулся этот воробей с лапками. — Брысь с дороги!
Кот, конечно, оскорбился. На его же собственной территории, которую многократно отстаивал в боях?..
На шипяще-завывающий клубок кто-то сверху вылил тазик воды, мигом охладив пыл драчунов.
Птица эта встрёпанная, комок перьев, посопела-посопела, потом сказала нехотя:
— Ты извини, что я так в драку полез. Надоело всё, сил нет!
Кот снисходительно подумал, что этот, с лапками, просто мелкий слишком, а у тех всегда нрав такой — чуть что не по ним, так в драку лезут. Как воробьи. А уж мелкие собачонки — самые отвратные создания на свете.
— Что, ты был домашним и тебя из дома выгнали?
— Если б! Жаль, из ангелов не увольняют! — буркнул воробей, отряхивая невнятного цвета перья. Он и впрямь был весь пернат — кроме почти человеческой мордашки и лапок.
— Служба надоела, как старому псу? — кот яростно почесал зудящее ухо.
— Не в том дело. Просто нам запрещено вмешиваться, — вздохнул ангел, отнимая ладошку от щеки, где уже затянулись царапины. — А как?! Что я, на ухо шепну голодному бездомному котёнку или щенку «терпи» или там «смирись»? Или буду смотреть, как вон ты мучаешься на трёх лапах, потому что правую переднюю тебе когда-то перебили?
— Будто там, у вас, птиц, люди сидят, — заметил кот. — Так же думают.
Ангел нахохлился зябко, обнял себя крыльями. Воробей!
— Что, накажут? — догадался кот. Чего и ждать!
— Силы не будет, — нехотя сказал ангел. И подобрал лапки, явно пытаясь согреться.
Кот вздохнул. И ночь впереди — вон лужи уже ледком подёрнулись.
— Пошли уж. Глупая птица.
И показал ему укромный уголок за большим магазином — за ящиками с мусором начинался пустырь, где люди по ночам шумели, пили, бросали потом бутылки. Подтолкнул носом, помогая забраться под старую, плохо пахнущую, зато тёплую куртку, брошенную здесь. Прижал лапой, чтоб не дёргался.
— Спи.
Птица повозилась-повозилась, уткнулась носом коту в бок — и засопела. Чисто котёнок. Учить и учить ещё уму-разуму.
Так и началась их странная дружба. По крайней мере, птица называла это дружбой. Кошки — не дружат.
Но коли делишь на двоих украденную с прилавка рыбу, вовсе чужими уже не назовёшь.
Ангел, как ни странно, не только притащил рыбу коту, но и сам охотно уплетал её, сырую, а коту на мгновение показалось, что тут есть что-то неправильное. Вроде бы люди верят в немного других птиц, то есть ангелов.
Птица же утёрла мордочку, пояснила, почувствовав его, кота, внимание:
— Ваш мир тяжёл, а я мал и слаб, где ещё мне брать силы, чтобы исполнять свою работу?
И нахохлился. Ну точь-в-точь обиженный воробей!
Ну да, правила-то ангел вечно нарушал, и сил своих чудных то и дело лишался, прилетал тогда к коту — под боком теплее. Кот не гнал. Вон домашние заводят же себе людей, пускай у него птица будет. Всё равно несъедобная, пух один.
Зато эта птица непутёвая (конечно, в нарушение всех правил) старательно выискивала людей, способных приютить щенка или котёнка, или даже старого больного пса, опекала приют, который сам кот обходил далеко стороной (клетки! для вольного бродяги!), и даже умудрялась воровать для приютских корм с ближайшего склада.
Сам-то кот воровство за что-то дурное не почитал — честно добыл, а если люди проглядели, так сами виноваты, теперь это его, кота, законная добыча.
А вот ангел приходил к нему под бок и мрачно нахохливался, и даже щебетать переставал. Совесть, что ли, мучила?
Хотя птицы вон тоже воровством не чурались.
— Ангелы, — сказал непривычно сытый, а потому почти благодушно настроенный кот, закончив умываться. И даже бок ныл куда меньше. — Ангелы вроде бы должны охранять людей.
— Другие ангелы хранят людей, — сказал ангел. И снова смешно нахохлился. — А я — кошек и собак, потому что больше некому хранить — вас! Люди хоть что-то могут сделать… А щенки, котята?..
— Люди, — пренебрежительно фыркнул кот, выпуская на миг когти. — Ни шкурки нормальной, ни когтей, ни клыков толком! Бесполезные создания!
И очень аккуратно попробовал улечься.
Ангел присел рядом, вежливо показал ладошки, только потом осторожно дотронулся — так, чтобы кот его видел. Молодец, вежество знает.
От гладящих ладошек пошло тепло, и ноющие там, куда пришёлся пару дней назад пинок, рёбра стали как новенькие. И уши чесаться перестали.
Кот даже замурлыкал — неумело, хрипловато… и только тут опомнился, шарахнулся:
— Эй, это ты брось! Я тебе не какая-нибудь домашняя киска, чтоб за ухом чесать!
Ангел засопел — то ли обиженно, то ли виновато, сказал:
— Я же только подлечить, Полосатый…
Потом только, спустя пару недель, залечивая коту подмороженное ухо, ангел признался, что не может никак мимо пройти… пролететь, когда болит у кого-то. Зудит. Больно самому.
Неправильная птица.
Как оказалось, других пернатых эта птица тоже не жалует, шипит на ворон, а с голубями дерётся едва не насмерть.
Взъерошенный ангел, который кота находил всегда безошибочно, приземлился, раздражённо хлопнул крыльями.
Встряхнулся от снега.
— Эти голуби!..
— Что стряслось? — приоткрыл один глаз кот, греющий пузо на проталине, где под землёй проходила теплотрасса.
— Они решили, что я отбираю их еду! Нужны мне те подачки и помойки!
— Люди вроде говорят, что птица мира… — зевнул кот.
— Мира?.. Да у них премерзкий характер! Они как те, с голыми хвостами...
— Или ты не любишь соперников, птица, — проницательно заметил кот, и ангел обиженно нахохлился.
Даже кот знал, что ангелам полагалось быть мудрыми, кроткими, ну или грозными воителями. Ему достался неправильный ангел. Драчливый, как воробей, наивный, как котёнок, а уж о пресловутой голубиной кротости ангел мог сказать многое.
И воздухом или нектаром точно не питался, они с котом не раз делили утащенную рыбку пополам. Колбасу ангел не одобрял, а окорок какой-нибудь просто не мог поднять.
* * *
Кот оказался на ветке дерева именно так, как это и случалось с большинством его сородичей, живущих рядом с людьми. То есть удирая от собаки.
Слезать кот не умел, снег из-под дерева вымело ветром, один лёд остался, так что пришлось делать вид, будто так всё и должно быть, когда рядом опустился ангел.
Послепраздничный город сонно молчал, трепетно храня тишину, в какой и должны сбываться чудеса. На снегу лежали разноцветные ленты, обрывки мишуры и россыпь конфетти.
Ангел молчал.
— Ты это… — пересилив себя, сказал кот. И замолчал. Ни один кот никогда не признается, что не может с чем-то справиться.
Ангел глянул на него, забавно склонив голову к плечу, нахмурился задумчиво — а потом снялся с ветки, хлопнув крыльями, подхватил кота под передние лапы. И они ухнули вниз — кот оказался слишком тяжёл для мелкой птицы.
Ангел едва затормозил перед самой землёй, часто-часто хлопая крыльями.
Едва коснувшись лапами снега, кот вывернулся из его лапок, принявшись вылизываться.
Ангел тихо зажурчал-засмеялся, попрощался — да и вспорхнул снова. У хранителей-то праздников не бывает, а у приютских снова кончился корм.
Кот же, закончив вылизываться, задрал хвост и направился куда-то к центральной площади. Этим утром весь город принадлежал только кошкам и птицам.
Тихо и пусто, и кот, смело ступив на дорогу, слишком уверился, что мир и впрямь — только его, а потому замешкался, выгнул спину от неожиданности, а зверь налетел, фырча и обдавая запахом бензина, ударил, смяв, как мягкую игрушку — да и помчался себе дальше. Даже не заметил.
Автомобиль уехал, а кот дополз с трудом до обледенелого тротуара — задние лапы отнялись, — и остался лежать, глядя тускнеющими глазами куда-то вдаль.
Мокрое, серое, неодобрительно шумело над головой и в ушах, ворчало, будто зверь.
Хлопанье крыльев, обнимающие в попытке согреть лапки…
Так странно, что ангел всегда безошибочно находит его.
— Прости, Полосатый, я не могу ничего сделать, — совсем человечья мордочка ангела была мокра от слёз.
Кот потянулся, слизнул слезинку.
И уронил голову, когда всё море с неба обрушилось на него.
Ангел закричал по-птичьи, высоко и тоскливо.
Вода же смыла лишнее — и отхлынула.
Кот потоптался, оглядел себя, задрал хвост.
— Безобразие, — заметил неодобрительно. — Я, конечно, не один из домашних, но теперь меня ветром унесёт буквально.
— Полосатый! — ангел налетел, обхватил за шею, пытаясь промочить призрачную шерсть слезами. — Ты не ушёл…
То, мокрое, серое, колыхалось, волновалось в небе, будто отзывалось птице.
— Радуга — не для бродячих, — буркнул кот, стараясь не смотреть туда, где лежал.
Ну куда он пойдёт? У него тут дела ещё остались.
— Ты можешь вернуться. Домашним котёнком, — мягко сказал ангел, отстранившись и вытирая лапками глаза. — На это, думаю, моих сил хватит. Дом, тепло, еда, свои люди...
— Кому нужны люди? — фыркнул презрительно кот, разглядывая полупрозрачную лапу. — А эти домашние… Позор для хищника!
— Может быть, они просто чтут Первый договор, — невзначай обронил ангел, зябко поджал птичьи лапки и нахохлился.
Кот отвернулся, прижал уши, потом буркнул через плечо:
— Ты хранишь собак и кошек, а сам… я буду хранить тебя, глупая птица.
И прижмурился, когда глупая птица засияла, как маленькое солнышко.
Кошки — не дружат. Но — берегут того, кого выберут.