Медовая дымка, пыль янтаря висит в воздухе — едва приметный золотистый туман, туман дневной против стылого серебра тумана утреннего, где бродят в одиночестве неведомые бледноглазые чудища. Быть может, они потерялись однажды, да так и не сумели найтись.

Дракон со вздохом разбрасывает сокровища, что так берёг, — червонными монетками тепло светятся на асфальте и мокрой земле листья, любой путь — драгоценен, и ступив на обычную тропинку, оказаться можно где угодно. Быть может, тропинка приведёт на мощёные улочки древнего города — бархатно-пушистый снизу ото мха камень домов и храмов, где очарование старины витает в воздухе — печальная, покинутая красота; быть может, мощёная золотыми листьями-монетками тропа приведёт в сонный запущенный парк, где силуэты причудливо изогнутых деревьев в свете рыжих фонарей будто древние звери, что бродили по миру до начала времён, а круг света — будто врата; может быть — на вересковое поле, где громадные камни замкнули круг, притронься ладонью — и почуешь, как они едва приметно дрожат от силы, которой служат преградой; или на песчаный берег, где спит полуразрушенная белая крепость. А может, и вовсе очутишься на лесной полянке, где на замшелых камнях танцует лесной народец, и танец их так же дик, как они сами, и деревья протянут ветви навстречу — успей уйти, иначе останешься с ними. Любая тропа — Дорога, два дерева, круг света — Врата, ступай осторожно, ведь можно вовсе уйти от себя и никогда не вернуться.

Дракон расправляет незримые прежде крылья — где-то там, далеко, его ждут.
Дракон Августа ступает по небу — и звёзды срываются из-под его лап, и сам он растворяется в лунном молоке и звёздном сиянии, будто и не было его никогда, лишь дух яблок остался и дразнит и манит.

Танцует под музыку ветра и звёзд огненно-рыжий лис, ткёт туман, волглый, серебристый, колдовской, шаманит осень. Огнём полыхает лисий хвост, в туман сплетается дым костров, сгорают в них тени улетевших птиц, глохнут заплутавшие птичьи трели.

Яблоки зреют и падают неслышно звёзды.

Упавшие — распускаются ясными цветами на Земле, но к утру их уже не будет.

Кружится и подскакивает в танце огнехвостый лис, и палые листья, сухие и хрупкие, как древние рукописи о небывалом, кружатся с ним.
Злато обратится медью, листы истлеют, никто не сумеет прочесть летопись осени.
Но это будет потом.
Лис шаманит осень...