Описание: о хранителях июня
Каждый год, как приходит лето, с наступлением утра его, июня, Тай слышит зов и теряет покой. Звенит, бьётся в крови зов в такт неслышному пению звёзд, которых не видно за сиянием городских огней (мерещится, там, в ночном небе, две звезды сияют рядом, неразлучны), колокольчиком — отзвук смеха, кивают головками цветы и странно смотрят птицы, присаживаясь на ветвь, деревья многозначительно шепчутся на ветру, словно знают о Тае что-то такое, чего не знает он сам.
Тай не может толком ни есть, ни спать, бродит по городу, меж домов, будто средь деревьев, касается рукою стен, но под ладонью — мёртвый бетон, не живое тепло. Пересекает шумное шоссе, не замечая машин и чудом снова не угодив под колёса — не помня себя, растерянный,
чужой, одинок средь людей, не знающий, что ищет и найдет ли когда-нибудь.
Бродит у холмов в громадном запущенном парке звёздными ночами, ждёт полной луны, ловит отраженья звёзд в ладони (но ладони вечно пусты), и видятся ему в лунном свете, в изломанных, слишком живых тенях иные создания, чьи тела слишком легки, облик слишком текуч для тяжёлого мира людей и созданных ими вещей.
Льнут травы к ногам, почти внятен говор ночной птицы и почти слышны звонкие голоса, и кажется — вот-вот случится что-то...
Но так и не случается никогда, и месяц кончается вновь, и Тай уходит прочь, не замечая, что поутру, меж ночью и днём, когда тонка грань меж миров, шаг не приминает трав, деревья цепляют ветвями, пытаясь задержать, а туман ластится к плечам, будто живой.
Плывёт прохладным утром туманный мир, отражает то, чего не было никогда, и то, что могло быть иначе, переливаются, играют, сменяя друг друга отражения, и дорогою пламенной Дивных ложатся на гладь сонной реки лучи восходящего солнца.
Но с каждым шагом тише становится песня в крови и душе, чужая маска прирастает вновь, единственно возможным, плоским и неподвижно-застывшим становится мир, и на мёртвую, шершавую дорогу из асфальта ступает человек.
Ловит звёзды в ладони Кайя-ши, танцует на холме с ветрами, не сминается трава под лёгкими шагами. Играет на белой флейте, перебирает отражения, плетёт невесомые нити из мелодии и лунного света, вплетает колкие серебряные лучи звёзд, чтобы потом мастерицы-ши соткали ткань для одежд фейри, в сравнении с которыми самые роскошные одеяния людей — грубая холстина, неудобная и жёсткая.
Лишь в июне свободно ступает юная ши по земле, утром лета рождена, то — время её силы, в иное время мир людей слишком тяжел для той, чья суть — яблоневый дух, свет звезд, тёплые лепестки золотого летнего пламени и песнь ветра, напоённого запахом трав.
Миры дивных ши и людей разделены были навек: одним — города, шум машин, другим — зелень и иное солнце холмов, что полы изнутри — лишь врата, аркою которым две яблони, и ведёт оттуда тропа в вечно юный, настоящий мир.
Там воздух пьянит ароматом цветущих яблонь, как лучшее вино, сладка студёная вода ручьёв, на зелёных лугах у прозрачных озёр пасутся кони дивной красоты — вольные кони, таящие за бархатом лошадиных губ хищный волчий оскал, не каждый рыцарь из ши справится с таким скакуном, сумеет надеть узду и не выпустить из рук.
Там в лесах можно увидать золотую лань, а Осенний владыка оборачивается Белым оленем, в пору Охоты жертвою платя за рождение нового мира, красноухи охотничьи своры, любимый пёс Владыки Лета зелен и лохмат, с хвостом, в косу заплетённым, и бродит по холмам громадный дикий Кат Ши.
Мрачная птица может обернуться вдруг прекрасной златовласой девой, а лохматый лукавый пони — чёрным псом прямо под седоком, и изменчив, текуч облик Дивных, отражаясь многократно, и каждое отражение их — истинно.
Кайя слишком юна, а потому отразить себя может пока что только птицей, иначе рискует потеряться средь граней и слоёв отражений-миров, но века и века впереди, когда-нибудь и дитя утра лета станет мудра и сильна. Скоро, скоро она посадит золотой цветок — и тот распустится тёплым пламенем в самом сердце лета.
Шепчет травам Кайя, чтобы те силу набрали к волшебной ночи Сердца Лета, гладит папоротник, будто зелёного кудлатого щенка — тот, благодарный, сворачивает макушки пёрышек в забавные «улитки» и непременно зацветёт, когда придёт пора, а цветок его дарует сумевшему взять взгляд на мир, будто у ши, дарует часть тех знаний, что — жизнь для Дивных.
Падают звёзды в канун Цветочной Луны, мёдом дышит ночь, прорастают из звёзд белые цветы.
Танцует Кайя (нет тени у ши в свете луны) на холме под музыку лунного света, и кругом расступаются колокольчики-цветы, и танцуют в небе над ней две звезды, что вместе от начала веков.
И мстится ей порой пустота рядом с плечом, там, где должно быть чьё-то тепло.
Таю снится девчонка-ши — острые ушки из русой копны волос, из васильков венок, летящий наряд, светлых, чистых озёр взгляд, два лебединых крыла. Снится шёпот трав серебра, струн перебор и танец дивных созданий у срединнолетнего костра.
Видит Кайя-ши странные сны о суете больших городов, где трудно дышать, где забыты вольные леса под скалами из бетона и стекла, чует смутную тоску человечьей души.
Мечется подмёныш, ступает по краю, по пропасти острой грани, слышит колокольчиками смех; танцует на лугах под песнь ветра, печалится, не зная чему, вечно юная ши — две разделённые звезды, что быть вместе должны.
Атай и Алькайя.
Близнецы.