Там, где озёра синее небес, а речная вода прозрачна и сладка, где морем колышутся травы в человеческий рост, где поют ветра и носятся с ними наперегонки вольные крылатые кони, где безмятежны и долги дни и седы от звенящего звёздного серебра ночи, там рождается весна — птенец, смешной, трогательный и нелепый.
(Там, в степи, живут люди-птицы, что вылупляются птенцами, едва оперившись — принимают человеческий облик, забывают, что были птицами, и живут как люди, пытаются отловить и приручить хитрющих крылатых коней, побратимов ветра, — небо зовёт по-прежнему, хоть память и спит; лишь состарившись, вновь вспоминают, что — птицы, и, хотя старый, как малый, готов верить в небывалое, летать юному куда как легче, и кости не болят — и тогда время оборачивается вспять, старик становится сперва пожилым, потом зрелым человеком, темнеют, становятся гуще волосы, исчезают морщины с лица, а там и до юноши-девушки недалеко — вновь влюбляется, не спит ночами… и вот уже голенастый взъерошенный подросток, шагнув с заросшего травами холма, распахивает крылья, и теперь-то птица остаётся птицей, даже если порой выглядит как лохматый мальчишка или взъерошенная девчонка.)
Скоро птенец-Весна оперится полностью, сменит пуховый детский наряд на перья, изумрудные, как у дальнего родича кецаля, из яйца которого некогда родился ставший человеческим божеством пернатый змей, и встанет на крыло.
И робкое тепло больше не отступит перед холодами. Когда день сравняется с ночью, пролетит низко над землёй изумрудная птица, рассыпая искры с крыл — и там, где падут искры, взойдут травы — изумрудные, как наряд птицы-Весны, проснутся, осенённые крылами, от долгого сна деревья, распускаясь молодой листвой и украшая себя цветами.
Распускает косы Хозяйка Дождей, птицы и звери, травы, деревья и цветы — все спешат жить, спешат позабыть долгое время зимнего тёмного сна.
...А где-то высоко в небе купается в тепле и свете небесного жар-цветка, поет, ликуя, изумрудная златоглазая птица-Весна.
Птица обернется царевной — и цветы распустятся там, где она ступит.