Белль смотрела, как он ест — изящно, аккуратно, не задумываясь, пользуется столовыми приборами... В руках Чудовища любые вилка или ложка выглядели так, будто были взяты из кукольного набора. А сейчас... обычные человеческие руки.
Она не выдержала, отложила двузубую вилку и преувеличенно-осторожно отодвинула тарелку, подавляя желание запустить ею в стену.
— Белль, что?..
— Прости, нет аппетита. Я пойду к себе.
Принц проводил её недоумённо-обиженным взглядом, но сдержался, промолчал. читать дальшеОн терпел отстранённость и неласковость успевшей избаловать зверя теплом и лаской Белль. Списывал всё на произошедшие события. Всё-таки она девушка, они ведь такие хрупкие и ранимые... Придёт в себя — и снова засияет ласковой улыбкой, перед которой не устоял даже зверь. Теперь нет никаких препятствий для их отношений, и принц подумывал сделать предложение. Иначе присутствие молоденькой девушки — без родичей или дуэньи! — в королевском замке выглядело двусмысленно. Откровенно говоря, репутация Белль уже погублена безвозвратно. Впрочем, кто скажет такое в лицо не милой девочке Белль, но будущей королеве? Королева Белль... Милая, добрая Белль. Лучшей жены — не просто жены, подруги, которая всегда будет рядом, всегда поддержит — ему не найти.
Белль же заперлась у себя, ещё и стул придвинула к дверям.
Чудовище был господином заколдованного замка. Хозяином немного страшной, но волшебной сказки. Это его Белль постепенно приручала — и в самом деле как зверя, терпением и лаской. Это с Чудовищем было тепло, хотя Белль сперва немного побаивалась его сердитости. Тёплый и пугающий немножко — этакая пушистая гроза... а в пышной гриве можно было отогревать озябшие руки.
Долгие прогулки и беседы, незаметно летевшее время, что проводили вместе.
Искреннее недоумение, отразившееся... на лице, именно лице Чудовища, когда Белль запустила в него снежком. Снежный бой, закончившийся тем, что перепугавшемуся Чудовищу пришлось выкапывать хохочущую Белль из сугроба. Он на руках отнёс, почти бегом, в тепло, в замок, боясь, что она заболеет. Ведь люди так хрупки в сравнении с чудовищами!
Цокот когтей по каменному полу коридора — сама собой появляющаяся, расцветающая на губах улыбка — стук в дверь и вопрос — дозволено ли войти? Ведь научился же ради неё учтивому жесту...
Обед и ужин, где Чудовище — если принца некогда и учили манерам, он их благополучно позабыл — так старался быть любезным кавалером, а Белль сдерживала улыбку: в его руках столовые приборы казались игрушечными.
Это с ним Белль впервые почувствовала себя прекрасной принцессой. И вовсе не потому, что таких роскошных платьев, как то, что он подарил, Белль прежде и не видывала.
Он вёл в танце умело, не давая сбиться, держал бережно и крепко, не отпуская... И она, танцевать-то не умевшая толком — что там несколько уроков! — не чуяла под собой ног, тоня в нежности, которой светились его глаза. Только не отпускай. Никогда не отпускай.
Она едва ли сумела бы после повторить верно хотя бы движение, но тот вальс был волшебным, и они, казалось, скользили, вовсе не касаясь пола. Подаренная сказка и обещание счастья в его глазах. Ну и что ж, что он — не человек?
Вечера, когда она читала вслух...
Минуты, наполненные радостью и светом — когда двоим просто очень хорошо рядом... Когда чувствуешь, что рядом с тобой — родное существо, родное до того, что щемит сердце. И совсем неважным становится внешнее.
Этот же принц был ей совсем чужим. Незнакомец, в глазах которого она не видела прежнего Чудовища. Да и прежде, кроме отца, ни один мужчина добра ей не приносил. То ухватить норовили, то преследовали... пока Гастон прочих не отвадил.
Для неё сказочным принцем оказался зверь, но другого ей было теперь не надо.
* * *
— Я ухожу, — сказала Белль. — Знаешь, было бы нечестно уйти молча...
— Что? — принц подумал, что ослышался. Ведь не может же быть такое в самом деле, правда? Сказки так не кончаются! Они должны прожить двоём долго и счастливо...
— Я полюбила его, — у Белль покраснели глаза, как не бывает в сказках, — она проплакала полночи, потому что уже не было сил терпеть. — Чудовище. Его, вспыльчивого, раздражительного, вредного... и ласкового. Лохматого, когтистого, зубастого... и куда больше человечного, чем многие люди. Я люблю — его, позабывшего себя ради счастья девочки-простушки. Моё милое Чудовище погибло в ту ночь, и вина за то на мне. А ты лишь занял его место, и мне невыносимо видеть незнакомца там, где был милый друг. Волшебство закончилось, не вышло нашей сказки, принц Адам. Прощай и прости.
Принц хотел было что-то сказать, но тяжёлая дверь уже захлопнулась за Белль.
Сумела полюбить безобразное чудовище, которое и разумом становилось уже зверем... Но почему принц-человек не мил?
Человеческое сознание постепенно угасало, потому и бесилось чудовище, понимая, что время уходит, ещё немного — и останется таким навсегда. И задумывалось: не легче ли тогда подняться на самую высокую башню и прыгнуть вниз?
Однако условия проклятия оказались выполнены — принц-чудовище полюбил и оказался любим сам.
Он вернул себе человеческий облик, но что-то, похоже, потерял безвозвратно вместе с той частью души, что принадлежала зверю, избравшему себе хозяйку. Зверь, чудовище, любившее беззаветно, и вправду умер в ту ночь.
Разве сказки не должны закончиваться иначе?..