В моих снах цветы тают и распускается снег... ©
На словосочетание из давнего флэшмоба "Кто ты в мире Мельницы"
Орден невест ангельских неспроста прозывался именно так. Все невесты, давшие обеты целомудрия, не только называли, но и почитали друг друга сёстрами, да и ангел был настоящим. Пусть и опальным, чего пред «невестами» и не скрывал. А пред миром всем он был магистром ордена, единственным мужем в нём и могучим магом. Не был он колдуном, его силы — иные, изначальные, что были до зарождения мира, часть сияния Создателя; магия же родилась с первым живым созданием этого мира и с последним — уйдёт.
...Ему, опальному, не являть бы ангельское сияние своё, дабы крыльев вовсе не лишили, но девочкам только дай узнать о несправедливости, мигом полетят в латах и с глефами наперевес искоренять рыцарей и приручать чудовищ. Порой, особо поначалу, и выручать приходилось, являть чудо, что запрещено настрого.
Не был он магистром им, как и наставником, а кем был — сам не знал, но и оставить — не мог. Девочки с горящими глазами слушали, как он рассказывал то, что было ведомо в земном мире только ему — о течении времени и токах силы в мире, о разнице меж узорами, выплетаемыми магом, и пламенем истинно верующего священника, о путях и перекрёстках, о предназначении и судьбе, — задавали вопросы, и не всегда у него получалось ответить сразу: мудрость ангелов отличалась от человеческой, а он-то и вовсе никогда мудрецом не был!
Орден невест ангельских неспроста прозывался именно так. Все невесты, давшие обеты целомудрия, не только называли, но и почитали друг друга сёстрами, да и ангел был настоящим. Пусть и опальным, чего пред «невестами» и не скрывал. А пред миром всем он был магистром ордена, единственным мужем в нём и могучим магом. Не был он колдуном, его силы — иные, изначальные, что были до зарождения мира, часть сияния Создателя; магия же родилась с первым живым созданием этого мира и с последним — уйдёт.
...Ему, опальному, не являть бы ангельское сияние своё, дабы крыльев вовсе не лишили, но девочкам только дай узнать о несправедливости, мигом полетят в латах и с глефами наперевес искоренять рыцарей и приручать чудовищ. Порой, особо поначалу, и выручать приходилось, являть чудо, что запрещено настрого.
Не был он магистром им, как и наставником, а кем был — сам не знал, но и оставить — не мог. Девочки с горящими глазами слушали, как он рассказывал то, что было ведомо в земном мире только ему — о течении времени и токах силы в мире, о разнице меж узорами, выплетаемыми магом, и пламенем истинно верующего священника, о путях и перекрёстках, о предназначении и судьбе, — задавали вопросы, и не всегда у него получалось ответить сразу: мудрость ангелов отличалась от человеческой, а он-то и вовсе никогда мудрецом не был!
